М+Ж. А черт с ним, с этим платьем!

Через полчаса после того, как я ушла из дома, мне позвонила Наташка.

– Где ты шляешься?

– В магазин иду.

– В какой?

– В «Седьмой континент». Я решила чуть-чуть прогуляться.

– Черт!..

– Ты чего?

– Ничего, это я не тебе. Это я обожглась. Иди давай, есть очень хочется.

Когда я вернулась, Наташка была явно не в духе. Ворчала, бурчала, с кем-то созванивалась, бурчала и ворчала в трубку. Наконец сказала:

– Ладно, утро вечера мудренее. Пошли спать.

– Не хочу.

– Надо. Поспишь, может, будешь выглядеть поприличнее.

На работе все тактично делали вид, что я вернулся из командировки, а не из загула. Но поблажек не делали – навалились скопом прямо от порога. Младшие редакторы, наученные горьким опытом, вцепились мертвой хваткой и не отстали, пока я не поснимал все вопросы и не позвонил всем нужным людям. Зам по производству обрушил на меня кипу неподписанных макетов, а художник – пачку неутвержденных обложек. Рабочий почтовый ящик был забит корреспонденцией, требующей немедленного реагирования. В самые неподходящие моменты возникал зам по маркетингу и сообщал, что 800-страничный фолиант по MathCAD почти продан и нужно срочно напрягать автора, чтобы он скорее сдал рукопись второго издания.

Я извивался, принимал решения, тут же задумывался и отменял их, давал обещания, которые не собирался выполнять, – словом, наверстывал упущенное. К концу дня я был настолько взвинчен, что на вопрос секретарши Людочки: «Сергей Федорович, а вам не нужен билет на завтра в „Сатирикон"?» бодро откликнулся:

– Конечно, займусь этим… э-э-э… в среду!

– Но билет на завтрашний вечер! – робко возразила Людочка.

Она работала у нас уже полгода, но меня почему-то побаивалась. Наверное, потому, что я обычно опаздывал и пролетал мимо нее с крайне озабоченным видом.

Я понял, что ляпнул что-то не то, и поправился:

– Я имею в виду послезавтра утром… То есть как на завтрашний?

– В «Сатирикон».– Испуганная секретарша говорила кратко. – Один билет. На завтра. Я сама хотела, но у меня ребенок заболел.

Я потряс головой, избавляясь от рабочего угара.

– Ага, – сказал я, – значит, есть билет в «Сатирикон» и ты мне его предлагаешь?

Людочка радостно замотала крашеной головой.

Идея мне понравилась. В театре я не был лет сто, а уж в одиночку – все двести. Это было знамение. По крайней мере, я так решил.

И это было не единственное знамение сегодня. Сначала я встретил почти у своего подъезда Маринку – одноклассницу, за которой ухаживал целый месяц в седьмом классе. Она сильно раздобрела, буксировала коляску с живым ребенком внутри и мне искренне обрадовалась. Как показали дальнейшие события, радость была небескорыстной: Маринка попросила помочь ей сходить в магазин. Это было кстати: за неделю я выел все свежие продукты и часть несвежих. Моя первая (или вторая?) любовь осталась такой же бестолковой, как и в седьмом классе, когда отвергла мои притязания из-за якобы малого моего роста. Всю дорогу Маринка выясняла по мобильнику, что именно нужно купить, и выяснила, что все уже куплено и можно никуда не ходить.

Во время нашего шоп-тура случилось еще одно знамение: я увидел Катю. Ту самую провинциалку, которая так эффектно побеседовала с Машкой. Правда, ее лицо мелькнуло где-то на периферии зрения, а Маринка тащила меня вперед с настойчивостью маневрового паровоза, так что полной уверенности в реальности видения не было.

Запасаясь провиантом, я упорно думал о Кате. Меня вдруг заинтересовало, что с ней, как она поживает и не обижается ли на меня. За что? Глупый вопрос. Женщины обижаются не по конкретной причине, а по необъяснимой особенности своей натуры.

Дома я ломанулся к компьютеру, даже не выгрузив продукты. Проверил почту, попутно удаляя всякую лабуду. Письма от Кати не было. Тогда я написал сам. Кратко, не вызывающе, вполне доброжелательно.

Потом немного походил по кухне, распихал еду по шкафам и в холодильник, и представил, что в углу за столом сидит Катя, поглощает йогурт (люблю женщин, которые хорошо питаются) и рассказывает, что у нее там как было сегодня на работе…

М-да… Вот до чего доводит длительное воздержание. Жениться вам пора, барин.

Поскольку комп еще гудел, я отработанным движением загрузил «Лабиринт» и перечитал вчерашний кусок.

И он мне не понравился. Какой-то вымученный, сплошной сюжет, никакой литературы. Бесконечные отблески пламени, которые пляшут на суровых лицах и неистовая борьба Добра со Злом. Даже не Добра со Злом, а Добра и Зла – со всем, что шевелится.

Я вздохнул и прибег к испытанному способу: открыл новый файл и стал строчить, не слишком задумываясь над текстом:

Обычно такое сочинительство отвлекало меня на полчаса-час, после чего можно было снова возвращаться к героическому побоищу магов, эльфов и земных стихий. Однако на сей раз я увлекся не на шутку: меня утянул простой, неспешный мир, в котором хуторяне пахали, запрягая в соху антигравы, а товары выменивали у говорливых Мародеров из неблизкого Города…

Очнулся я оттого, что за окном светало. На работу нужно было идти обязательно. И еще в театр.

На следующий день начался отходняк. Проснуться я не могла, видимо, нервы такой нагрузки не выдержали и теперь требовали передышки. Меня разбудил телефон, который настойчиво звонил минут десять.

– Да…

– О, ты проснулась?

– Нет.

– Вставай, а то театр проспишь.

– Какой театр?

– Я тебе взяла билет в театр. Ты хотела в «Сатирикон»?

– Да.

– Тогда просыпайся. Начало в семь. Заедешь ко мне за билетом, тебе в пять нужно выйти из дома. Можешь не успеть.

Я посмотрела на часы. Не поверила своим глазам. Посмотрела на другие часы.

– Наташ, что, правда полвторого?!

– Нет. Полтретьего. Ты часы не перевела. Просыпайся.

Я пыталась вспомнить, во сколько мы вчера легли. Получалось, что я проспала пятнадцать часов. Впечатляюще. Зато глазки на лице появились. Целых два.

Первым делом я, еще на автопилоте, включила компьютер. Он оказался первым электроприбором, который попался мне под руку. Включила и задумалась, а зачем? Ну, раз он все равно уже работает, решила проверить почту. И каково же было мое удивление, когда я обнаружила в ящике письмо от Сергея!

Честно говоря, я совершенно обалдела. То от него два месяца ни слуху ни духу, а то вдруг письмо. Причем тогда, когда я в Москве! Я даже проснулась.

Все-таки странные у нас отношения. С одной стороны, абсолютно отстраненные, а с другой – все время идет просто мистическая передача настроения. У меня сложилось полное ощущение, что он почувствовал, что мне плохо, и поэтому написал это письмо.

Первым порывом было ответить. Написать, что я в Москве. А потом руки сами отдернулись от клавиатуры. Ну, отвечу, и что? Опять Маша? Я за последнее время на женщин окружающих меня мужчин насмотрелась до одурения. Не хочу! Я собираюсь в театр, у меня сносное настроение, я нормально (если сравнивать со вчерашним днем) выгляжу. И все. Никаких Маш.

По природной лени поехал в театр на машине. Естественно, опоздал. Естественно, эти олухи не утерпели и начали без меня. Посадили меня на боковое место, откуда я и внимал Мельпомене, пытаясь разобраться в сюжете. Как любит спрашивать мой отец, входя в комнату с работающим телевизором: «Уже убили?» Спектакль оказался довольно смешным, хотя, на мой вкус, с недостаточно закрученной коллизией. Я тут же принялся в уме сочинять блестящую пьесу на похожую тему и остался собой доволен.