Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях

Уйдя от Марка, я осталась без жилья. Мне нужна была крыша над головой, и я ответила на объявление в газете. Так мы познакомились с Кэрол. Она выделила мне каморку, но я особо не возражала. Ведь это ненадолго, думала я.

— Я совершила глупость, — призналась я ей на следующий вечер, когда она нашла меня лежащей на коврике в ванной.

Я и в самом деле совершила большую глупость. Проглотила шестьдесят таблеток препарата железа. Рядом со мной лежали две записки: одну я адресовала Марку, вторую — маме. Я переписывала их несколько раз.

— Так и есть, мисс Чудик, — деловито сказала она. — Что ж, попробуем привести тебя в чувство.

Она подтащила меня к унитазу, поставила на колени, заставила сунуть два пальца в рот. Меня стошнило несколько раз подряд. Она считала падавшие в унитаз полупереваренные таблетки, и, когда я выплюнула сороковую, позволила мне передохнуть.

Я быстро заснула. По пробуждении сходила в туалет и увидела, что у меня черная моча. (Моча была черной целую неделю.) В остальном физически я была здорова. Но по-прежнему сильно переживала из-за разрыва с Марком. На следующий день позвонила на работу и сказалась больной, а потом долго рыдала в постели. Умирать я раздумала, но и жить тоже не хотелось.

— Пойдем прогуляемся, — сказала Кэрол и, как я ни противилась, утащила меня в парк Святой Анны. Там мы сели на скамейку, и я стала изливать ей душу.

Наконец, подняв голову, я увидела, что Кэрол плачет. И не потому, что Марк оказался законченным негодяем.

— Да, мисс Чудик, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — У меня тоже не все гладко.

Она поведала мне про то, как недавно ездила в Англию, как сделала аборт.

— Значит, это и есть знаменитая Кэрол, — сказал мой муж Уоррен, подходя к нам и отдавая мне мой бокал.

Мы с Кэрол сидели на скамейке в коротком коридорчике, ведущем к черному ходу.

— Кэрол, — добавил он, пожимая ей руку, — моя жена, когда мы с ней только познакомилась, упоминала тебя почти в каждом предложении.

— В самом деле? — спросила Кэрол. — А потом, значит, забыла меня, да?

— Бог мой, нет! — воскликнула я. — Я всегда тебя помнила. Просто ты уехала в Австралию… Конечно, мне следовало писать чаще, но ты поменяла адрес, и я тебя потеряла.

— Я ведь шучу, Чудик, — улыбнулась Кэрол, кладя руку мне на колено. — Это исключительно моя вина. Я так втянулась в австралийский образ жизни, что начисто позабыла про то, как жила в своей дождливой стране. Встретила мужчину, вышла замуж. У нас был дом и все такое… несколько лет…

— А сейчас нет?

— Нет, — ответила она. — Несколько месяцев назад мы развелись, потому я и здесь сегодня. Дня три-четыре как прилетела. Хватит с меня страны Оз. Я возвращаюсь в Дублин.

— Но это же здорово, Кэрол, — обрадовалась я.

— Да, пока все складывается удачно. Ронан — давний друг моего брата. Благодаря ему я нашла работу В Лорето^[22]. Буду заменять сотрудницу, ушедшую в декретный отпуск. Осталось только найти жилье. Я сплю на диване в доме моей сестры. У ее детей теперь появилась новая игра: они запрыгивают на тетушку Кэрол в шесть часов утра.

Я глянула на Уоррена. Он посмотрел на меня. Мой муж не колебался:

— Переезжай к нам. У нас есть свободная комната. Мы будем тебе очень рады.

— Нет, я не могу обременять вас, — отказалась Кэрол, но мы стали ее уговаривать.

— Ну хорошо, — наконец согласилась она. — Но только до тех пор, пока не найду себе жилье.

Нас позвали ужинать. Согласно плану рассадки Уоррена посадили рядом с Кэрол, а меня — на дальний конец стола. Я была разочарована тем, что нас с Кэрол разъединили, но, поскольку Ронан был начальником Уоррена, шум поднимать не стала.

— Иди, иди, — со смехом сказала Кэрол. — Мне представилась хорошая возможность узнать твоего мужа, и после десерта я дам ему оценку по десятибалльной шкале.

Я села на предназначенное мне место, но для своих соседей оказалась плохой собеседницей, так как большую часть времени следила за Кэрол и Уорреном, пытаясь определить, удалось ли им найти общий язык. А когда не бросала на них взгляды украдкой, вспоминала прошлое.

После аборта Кэрол переполняли чувства вины и сожаления, и всю первую половину 1999 года мы обе были одинаково несчастны. Единственным утешением служило то, что мы страдали вместе. Горе — пусть у каждого свое — сблизило нас, и между нами завязалась крепкая дружба. Почти все время, что мы были не на работе, мы проводили вместе: подолгу беседовали, подолгу молчали. Часто проливали слезы в парке Святой Анны, иногда — гуляя по Доллимаунт-стрэнд^[23]. Вечерами мы торчали дома — ели печенье в шоколадной глазури и смотрели телесериалы: «Элли Макбил» или «Секс в большом городе».

Кэрол спасла меня от смерти, когда я наглоталась таблеток. А в те месяцы дикого отчаяния спасла во второй раз. Никто из моих подруг, уже имевших женихов или мужей, не хотел слушать про Марка. Он — пройденный этап, в один голос заявляли они, с ним покончено, жизнь продолжается. Но порой не получается просто продолжать жить. Нужно выговориться, излить разочарование и горе.

К лету мы обе немного воспрянули духом, были готовы к тому, чтобы маленькими шажками возвращаться к светской жизни. Несколько раз в неделю стали посещать ночные клубы на Харкорт-стрит. В сентябре Кэрол решила на год уехать в Австралию. Она хотела, чтобы я отправилась с ней, но я не была перелетной птицей. Десятого декабря на рождественской вечеринке я познакомилась с Уорреном. Второго января Кэрол улетела в Перт.

После ужина мы с Кэрол воссоединились и вернулись на скамейку в коридорчике, ведущем к черному ходу. Нам столько всего нужно было рассказать друг другу.

— Вижу, Чудик, твоя жизнь не стоит на месте, — заметила она. — Замужество, ипотека, материнство, да?

Я рассказала ей все про Джека (ему три года) и Сайэру (ей всего годик) и спросила, есть ли у нее дети.

— Боже, нет, — ответила она. — Ни детей, ни мужа, ни дома, даже страны нет. Свободна, как птица.

— Да, — промолвила я, а про себя подумала: «Это здорово, когда тебе двадцать или тридцать. Но в тридцать восемь…»

— А вот ты! Бог мой, — продолжала Кэрол, — где та девушка, что лежала на коврике в ванной, ожидая смерти?

Да.

— Так как тебе Уоррен? — спросила я, меняя тему разговора.

— Милый.

О боже.

— Да, — сказала она. — Он очень, очень… милый.

Я хорошо знала, что означает слово «милый» в устах Кэрол. Скучный и банальный. Словом «милый» она словно выносила мне убийственный приговор, осуждая за то, что я избрала спокойную жизнь с безобидным неинтересным человеком.

— Полагаю, Уоррен не знает, как мы с тобой подружились? — уточнила она.

— Нет.

— Понятно.

Но я знала, что она ничего не понимает.

Кэрол начала говорить мне о преимуществах переселения в другую страну в середине налогового года. Ей удалось вернуть уплаченные налоги в обеих странах. Что-то вроде этого. Точно я не поняла, так как слушала ее вполуха. Я объясняла себе — в очередной раз, — почему никогда не рассказывала Уоррену о своей попытке самоубийства.

На первых порах нашего знакомства открывать это, разумеется, было бы глупо. С той самой минуты, как я увидела Уоррена, мне стало ясно, что он — человек совершенно иной породы, не такой, как все мои бывшие приятели, и в частности Марк. Уоррен был честный, добрый, внимательный, и это лишь малая толика его достоинств. Характеризуя его одним словом, я бы сказала, что он — джентльмен. И я четко понимала две вещи: во-первых, что он наверняка человек надежный; а во-вторых, что он не должен знать о том, что я и в самом деле с приветом.

Постепенно я рассказала Уоррену историю своей жизни, в том числе о Марке, но про попытку самоубийства умолчала. Незачем выкладывать о себе абсолютно все. Ведь, по сути, тот поступок совершила другая я. Наши отношения развивались, я вновь обрела уверенность в себе. Стала столь непохожа на себя прежнюю, что то ужасное событие вспоминала как нечто нереальное, как эпизод мыльной оперы.