My Joy (СИ)

– Когда она приходит, я почти всегда сплю, – среди потока не очень полезной информации Доминик чаще всего пытался вылавливать именно такие детали. – И уходит раньше, чем я проснусь.

Подобная безысходность не звучала из уст Мэттью отчаянно, он рассказывал об этом спокойно, немного грустно, но смиренно – ему было прекрасно известно, что та делала это не из желания видеть сына как можно реже, а для того, чтобы заработать денег на оплату счетов, еды и, наверняка, чтобы отложить на колледж, где Беллами не собирался учиться. Однажды он обронил уже фразу об этом, пожав плечами на удивлённый вопрос Доминика о необходимости продолжать обучение.

– Я не должен, – просто ответил он, как ни в чём не бывало. – Мама работает практически без выходных, а я не могу ничего сделать, потому что школьников не берут подрабатывать даже в супермаркеты, знаете?

Доминик не знал, потому что в его жизни никогда не возникало подобной необходимости – неплохо обеспеченные родители платили за его обучение в частной школе, а после он перешёл в старшие классы там же, закончив обучение с идеальными оценками. Вопроса о том, чтобы не поступать в высшее учебное заведение, не стояло, и через несколько лет он выпустился из аспирантуры, получив самые положительные рекомендации от всех преподавателей.

– Поэтому я пойду работать сразу же после того, как окончу старшую школу.

Это было откровением, в которое Мэттью никого прежде не посвящал, и Доминик стал хранителем секрета, который давил изнутри, отравлял и заставлял думать об этом чаще положенного.

И теперь Доминик не знал, чего хотел больше. Остаться Мэттью другом, продолжая проявлять едва заметно жалость, которая тому совсем была не нужна, или же позволяя себе думать о том, что могло бы случиться в будущем, когда Беллами станет старше, обретёт уверенность в собственных силах и встанет на ноги, медленно теряя зависимость от родного дома. Но, как оказалось, одно другому не мешало, и Ховард почувствовал себя двуличным преступником, стоило ему только вспомнить о том, какая гладкая была кожа у Мэттью на внутренней стороне ладоней, какие длинные пальцы на руках, как он сжимал их, когда они прощались в машине.

Мурашки поползли по спине, и Доминик с удовольствием заметил, как Мэттью склонил голову вбок, и прядь волос выскользнула из-за его уха, повисая свободно, чуть покачиваясь, щекоча наверняка щеку. Тот быстрым жестом разрешил эту задачу, снова заправляя обратно, и продолжил болтать о предстоящих каникулах, которые маячили где-то совсем близко – всего четыре недели, и у школьников наступил бы маленький праздник в виде почти целого месяца отдыха.

– Уже придумал, что будешь делать на каникулах? – спросил Доминик, заодно прикидывая, что он мог бы подарить в канун праздника Хейли, но понял, что ту удивить было чем-либо сложно, после стольких лет взаимных сюрпризов.

– Я хотел… думал, что… – Беллами запнулся, и Доминик повернул к нему голову, отрываясь от лицезрения вазы с цветами, стоявшей на столике рядом с диваном, глядя на изящный профиль – скуластое лицо, острый нос и длинные тёмные ресницы, отбрасывающие тень на щёки. Он был явно смущён.

Доминик тактично молчал, не торопя Мэттью, ожидая ответа. Рассматривал наклеенные прямо на стену яркие стикеры, надписи на которых разобрать с такого расстояния не представлялось возможным, и оставалось только гадать, что там могло быть. Дни рождения его друзей и родственников, номера телефонов, домашнее задание или же строчки из стихотворений, кто знает?

– На каникулах будет идти один фильм, в кинотеатре, и я бы хотел… если вы не против.

Сознательная часть Доминика вежливо напомнила ему о том, что было бы неплохо получить у миссис Беллами разрешение на его свободное время, но бессознательная – та, что каждый раз сжимала горло и пускала рой мурашек по спине, – откладывала это знакомство в долгий ящик.

– Мне нужно согласие твоей мамы, Мэттью, – логика зачастую побеждала над чувствами, и этот раз не стал исключением.

– Она знает, сэр, – а это было уже интересно. – Я рассказывал ей о том, что вы помогали мне после уроков, что подвозите меня… иногда.

Беллами так очаровательно врал, что Доминик даже не нашёл, что сказать, чтобы пожурить его за подобную ложь, которая, впрочем, не слишком отличалась от правды. Вряд ли бы она поняла, если бы Мэттью рассказал ей, что в один прекрасный день он остался после уроков и выказал своему учителю своё восхищение им. Которое продолжал демонстрировать до сих пор, разглядывая Доминика на уроках особенно внимательно, когда тот пребывал в относительно хорошем настроении и даже умудрялся подшучивать над героями того или иного романа.

Значили ли эти утайки что-то? Быть может, Беллами стыдился собственных порывов, и рассказывать о них матери было бы ещё более неловко, или же он думал, что подобные внешкольные отношения могли бы показаться странными со стороны – на этом предположении Доминик задержался подольше, смакуя его и развивая клубок догадок в голове. Он мог допускать мысль, что все неравнодушные к чужой личной жизни могли подумать что-то неладное, опорочить их дружбу, рассказать с гадкими подробностями первому встречному, кто понёс бы эту весть дальше. Но не хотелось думать об этом дольше нескольких секунд, потому что тревожные мысли и без того не покидали голову, поэтому размышления о предстоящем отдыхе пришлись как нельзя кстати.

Оценив собственные планы на рождественские каникулы, Доминик пришёл к выводу, что ему было совершенно нечем заняться, а в кино он был, в лучшем случае, пару лет назад, предпочитая уютную обстановку гостиной, вместо того, чтобы слушать всячески шумящих людей вокруг. Так что это оказалось лишним поводом побыть с Мэттью – съесть вредный сладкий попкорн, шумно открыть газировку посередине сеанса, услышать его тихое хихиканье, почувствовать, как он случайно касается пальцами руки Доминика, покоящейся на подлокотнике кресла…

До каникул было ещё четыре недели, а удержать свои мысли при себе казалось непосильной задачей.

– Что ж, если она не против, то почему бы и нет? – Доминик встал с дивана, и Мэттью тут же подпрыгнул со своего места, радостно улыбаясь, даже не пытаясь скрыть своей реакции.

– Мы могли бы много чем заняться, знаете? У меня будет полно свободного времени, и если вы будете свободны, то мы могли бы…

Он принялся перечислять множество вариантов: поход в кинотеатр, на выставку, даже в книжный магазин, потому что «помощь мистера Ховарда будет неоценима», на этом список не кончался, и Доминик удивился, обнаружив, сколько мест досуга было в его распоряжении, пока он проводил время наедине с телевизором, бездумно щёлкая кнопками пульта и поглядывая на плотно закрытую от самого себя барную полку.

«Чем же я восхищаю тебя, Мэттью?» – этот вопрос Ховард задавал себе каждый день, и обещал найти когда-нибудь на него ответ, не спрашивая напрямую, отыскивая в жестах, словах, обронённых случайно, и необычных поступках, которые Беллами всегда совершал под действием особенно сильных эмоций.

– Думаю, мне пора домой, – Доминик стряхнул несуществующую пыль с плеч и замер, когда заметил, как смотрел на него Беллами.

В его взгляде скользило ничем неприкрытое сожаление, и оно, безусловно, было связанно с тем, что его учитель собирался уходить. Но он взял себя в руки, прикусив нижнюю губу, и кивнул с таким видом, словно их разлука должна была продлиться не один месяц. Доминик и сам хотел остаться, но понятия не имел, было ли у него на это право и чем они могли бы заняться, раз уж гитара истерзана, а пресловутого телевизора здесь не было.