Клянусь, что исполню...

– Да, довольно тяжелой. – Джим вздохнул.

– У Энни очень хорошие друзья, – проговорила Руфь и улыбнулась ему.

– Спасибо, – ответил Джим.

Двадцать минут спустя Энни вошла в кухню, где Оливия пила кофе.

– Привет! – поздоровалась Оливия.

Энни не ответила. Если накануне она была бледной, то теперь ее лицо казалось пепельно-серым, даже губы. Ее глаза были устремлены на Оливию, но Оливия чувствовала, что Энни ее не видит.

– Энни, что случилось? – Оливия поставила чашку и медленно пошла к Энни, инстинктивно чувствуя, что должна быть очень осторожной. – Энни, в чем дело?

Энни подошла к раковине, вытянула правую руку, коснулась края раковины указательным пальцем. Потом она убрала руку и стала рассматривать палец.

– Энни! – Оливия не знала, что ей делать. Джанни Дресслер в соседней комнате говорил по телефону, ни Мартины, ни Руфи поблизости не было.

– Это не мое, – наконец произнесла Энни хриплым сдавленным голосом.

– Что «это»?

– Это. – Энни тряхнула кистью руки. – Или это. – Она дотронулась до щеки. – Все не мое.

– Ты потеряла чувствительность? – ласково спросила Оливия, стараясь не показывать своего страха.

– Я не знаю. – Энни продолжала смотреть на свою руку тем же отсутствующим взглядом. – Я не знаю. – Она обвела взглядом кухню, уставилась на стену. – Кажется, я ненадолго заснула, а когда проснулась, это уже была не я.

– Ничего, – поспешно проговорила Оливия. – Ничего страшного. – Она взяла Энни за руку. – Я знаю, что это такое, и ты тоже знаешь. – Она осторожно подтолкнула Энни к столу, усадила на стул. – Ты помнишь, что говорил Дресслер? Помнишь, Энни?

Энни покачала головой.

– Это называется… это называется деперсонализация. – На Оливию нахлынула волна облегчения. Она вспомнила, что говорил врач! – Это часто случается при таких обстоятельствах. Все пройдет, когда ты успокоишься.

– Я ухожу, – тихо сказала Энни, и в ее голосе звучал ужас. – Я чувствую, что я ухожу.

– Нет, Энни, – твердо возразила Оливия. Она нерешительно взглянула на дверь, – может быть, позвать на помощь, – но решила, что Энни испугается еще больше. Вдруг ей пришла в голову одна мысль. – Дай мне руку.

Энни не шевельнулась, тогда Оливия сама взяла ее за руку.

– Ты чувствуешь мою руку? Энни пожала плечами. Оливия слегка ущипнула ее.

– А теперь? Энни заморгала.

– Кажется, да.

Оливия отпустила ее руку и сильно ущипнула Энни за щеку.

– Ой! – вскрикнула Энни. Оливия улыбнулась:

– Вот видишь? Ты здесь, ты никуда не делась.

– Я думала, что я схожу с ума, – рассказывала Энни Дресслеру немного позднее. – Со мной и раньше случалось что-то в этом роде, но так страшно мне никогда не было.

– Это обычный симптом абстиненции, – успокоил ее Дресслер. – Я вас предупреждал, что это будет неприятно. Вы должны напоминать себе, что в данных обстоятельствах это нормально и вы не сходите с ума.

– Может, мне не следовало ее щипать? – спросила Оливия.

– Почему нет? – беззаботно отозвался Дресслер. – Ей это не повредило, а помогло, не правда ли? – Он улыбнулся. – Только не надо, чтобы это вошло у вас в привычку.

Зазвонил телефон, но Оливия, которая уже привыкла не отвечать на звонки, осталась на месте.

– Это Эдвард, – прошептала Энни, хотя она не могла слышать автоответчик из кухни.

– Это может быть кто угодно. Ведь и мне могут звонить.

– Это Эдвард, – упрямо проговорила Энни.

– Он же звонил совсем недавно. Энни встала:

– Я хочу с ним поговорить.

– Если это и был он, сейчас уже поздно, – вмешался Дресслер.

– Я хочу говорить с Эдвардом. – В голосе Энни звучало отчаяние. – Я хочу видеть Эдварда.

– Вы уверены? – спокойно спросил врач. – Если да, то я целиком и полностью за.

Энни села.

– Я соскучилась по нему. Я соскучилась по детям.

– Я понимаю, – сказала Оливия. Энни снова встала:

– Я ему позвоню. Оливия испугалась:

– Ты хочешь ему все рассказать?

Энни посмотрела на нее, и взгляд ее вдруг стал холодным.

– Я хочу поговорить со своим мужем. Ты против?

– Нет, конечно. – Оливия растерянно взглянула на Дресслера, который слегка, еле заметно, кивнул головой. Не совсем уверенная, что правильно поняла его жест, она осторожно произнесла: – Конечно, поговори с Эдвардом, Энни. Но ты же сама решила держать его в неведении.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Оливия. – Тот же ледяной тон. – Я просто хочу поговорить с мужем. Кажется, я имею на это право. – Она вышла из комнаты.

– Энни! – Оливия встала, вопросительно взглянула на Дресслера.

– Пусть идет. – Доктор был совершенно спокоен.

– Но что будет, если она ему действительно позвонит? Ведь сейчас она не настоящая Энни. Это желание – просто часть ее общего состояния, разве не так? Если она ему позвонит, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Это действительно часть ее общего состояния, – согласился Дресслер. – Но я могу сказать, что, если она ему позвонит, это будет самое лучшее, что можно придумать. Для нее, для него и для всей семьи.

Оливия снова села.

– Да, я думаю, вы правы.

Энни не позвонила Эдварду. На полпути к телефону у нее случился новый приступ головокружения, ее сильно затошнило. Джим с Руфью отвели ее в ванную.

К тому времени, когда она немного оправилась, у нее совершенно пропало желание разговаривать с мужем. Более того, она была в ужасе.

– Пожалуйста, – умоляла она Оливию, вцепившись в ее руку, – пожалуйста, не давай мне ему звонить. Если будет нужно, запри меня на замок.

– Хорошо, хорошо, – успокаивала ее Оливия. – Мы не позволим тебе звонить. Тебе сейчас нечего беспокоиться об Эдварде. С ним все хорошо, и с детьми тоже. Помнишь, Джим вчера с ним говорил?

– Он ведь ничего ему не сказал, правда? – В глазах Энни застыл ужас.

– Успокойся. Джим все сделал, как мы договорились. Перестань думать об Эдварде. Все хорошо.

– Просто я его очень люблю, – пробормотала Энни.

– Я знаю, – сказала Оливия.

– Что дальше? – спросила Дресслера Оливия, когда Энни снова уложили в постель и она наконец заснула.

– Не знаю.

– Сомневаюсь.

Оливия поймала себя на том, что непрерывно перебирает в уме симптомы, предсказанные Дресслером шесть – или уже семь? – дней назад. Ей казалось, что Энни прошла уже через все, что он упоминал. Но, похоже, можно ожидать многого другого.

– Доктор, скажите мне еще раз. Энни необязательно должна пройти через все, о чем вы говорили?

– Конечно, нет. – Голос Дресслера звучал устало. – И если вы не возражаете, называйте меня Джанни.

– Хорошо, – согласилась Оливия. – У вас усталый вид, Джанни.

– У вас не лучше.

– Как вы думаете, не поспать ли нам хотя бы чуть-чуть?

Дресслер посмотрел на свои часы.

– Я сказал бы, что это хорошая мысль. С Энни сейчас Джим и Мартина. – Помолчав, он добавил: – Ему тоже надо бы отдохнуть.

Оливия слабо улыбнулась.

– Он очень хороший человек, – заметил Дресслер. – Он умен и общителен и в то же время прекрасно чувствует, когда надо промолчать. – Он испытующе взглянул на Оливию. – Между вами что-то есть?

– Между мной и Джимом? – удивленно переспросила Оливия. – Конечно, нет.

Дресслер пожал плечами:

– Мне кажется, между вами существует удивительная близость.

– Начнем с того, что он женат.

– Хотя и не особенно счастлив в браке, не так ли? – усмехнулся Дресслер.

– Может быть, и так. Но он любит Кэри. Дресслер был отчасти прав. Она всегда, еще со школы, находила Джима очень привлекательным. Но Джим полюбил Кэри. У самой Оливии не было недостатка в мужском обществе. Но даже если бы Джим был свободен, она, пожалуй, побоялась бы переводить отношения с ним в другое русло. Оливия слишком ценила дружбу, которая их связывала.

– Как вы думаете, мы поступаем правильно? – спросила она Дресслера, возвращаясь к более насущным проблемам. Ее захлестнула волна усталости и новых сомнений. – Я имею в виду… И вы, и Диана говорите, что это неидеальный способ…