My Joy (СИ)

Чуть подумав, Том добавил:

– Пускай я и начал этот разговор с иным умыслом.

– Тебя так заботит то, что он не имеет возможности держать меня за руку на людях? – Доминик почувствовал горечь досады, медленно подкравшейся вместе с остатками виски на дне бутылки.

– Меня заботит то, насколько всё это изменит вас. Что будет с вами спустя много лет.

– Меня будет ждать то же, что и всех: безликая надгробная плита, коих тысячи на кладбище Лонс Вуд. Меня будут ждать в аду, в который я не верю, те, кто не пустят меня в рай, в который я не верю вдвойне. А перед этим я, пожалуй, помучаюсь ещё пару десятков лет, чтобы предстать хоть перед кем-нибудь в конце этого странного пути.

– Я точно больше тебе не налью, – сосредоточенно выговаривая слова чуть ли не по буквам, сообщил Том; кажется, он и не слушал своего собеседника, заладив одно и то же: – Но всё же подумай о том, что будет, если вы встретитесь спустя много лет.

Доминик, конечно же, думал об этом. Не раз и не два прокручивал в голове эти сцены – то драматичные в своей комичности, то наполненные немыслимым количеством недосказанности даже в жалких фантазиях. Всё его будущее было одним большим пустым полотном, покрытым пеплом недосказанности.

– Хочешь, я расскажу тебе о том, что будет через год, два или пять?

– Я весь нетерпение.

Придвинувшись ближе и склонившись на позволительное для беседы расстояние, Доминик изрёк без единой запинки:

– Через год Мэттью будет семнадцать. Через два – восемнадцать, а через пять – двадцать один.

Том хрипло засмеялся и, сдавшись, разлил им обоим оставшийся виски, позабыв о дополнительных ингредиентах, стоящих на столе.

– …и мне, даже не знаю, кого поблагодарить, через пять лет будет не восемьдесят, и на том двойное спасибо.

Закончив разглагольствования о пространном будущем, они допили всё то, что можно было допить и разъехались по домам, не сказав друг другу ни слова. Уже прибыв домой, Доминик почувствовал себя окончательно разбитым.

Наконец, вернувшись мыслями в настоящее – более чем приятное, – Доминик прикрыл глаза и придвинулся ближе, опаляя щёку Мэттью разгорячённым дыханием. Действовать по инструкции Тома не хотелось, но руки сами по себе кружили там, где их почти насильно удерживали. Мэттью тяжело дышал, чуть запрокинув голову, и ждал. Ждал с нетерпением и одновременно с этим – готовый прождать хоть весь фильм, уже после получив всё, что пожелает. Его хотелось обнять и спрятать ото всех, унести с собой и оберегать от проблем, подстерегающих на каждом шагу. Его хотелось ласково целовать, и в этом Ховард не посмел себе отказать, даря подростку осторожный, почти обходительный поцелуй, вместо ожидаемых ласк за резинкой просторных шорт. Возбуждение порождало нежность, нежность унимала пыл и давала время подумать над собственным поведением.

– Я люблю тебя, – сказал Доминик, когда киноэкран потух, и всё погрузилось в непроглядную темноту. – И буду любить всегда.

Мэттью ничего не ответил. Только посмотрел внимательным взглядом, ставшим заметным при слабом свечении экрана, и в его глазах можно было прочесть любой ответ: от самого ожидаемого до крайне нежелательного.

– Нам снова придётся купить этот фильм на диске, – он пристроил голову на плече бывшего учителя. Волнующее чувство не слишком приятного дежа вю вопреки всему дарило самые положительные впечатления.

***

Самое настоящее свидание, как они называли это, случилось так же внезапно, как и было запланировано. Получив от бывшего сокурсника приглашение поиграть в гольф, Доминик поначалу подумал, что Карл спутал его с каким-нибудь другим Домиником, безумно влюблённым в этот странный, на его скромный взгляд, спорт. Но Карл Малкольм никогда ничего не путал и уж тем более – никого. Явившись точно по расписанию, едва собрав себя по частям в семь утра, Ховард приехал к воротам закрытого парка, где иногда, проезжая мимо на машине, хотел погулять, но не имел на то никакого права. Теперь же его пропустили без каких-либо проблем, стоило ему назваться.

Совершив несколько попыток быть активным в безразличной ему игре, Доминик заскучал уже через час, держась лишь на честном слове и попутно наслаждаясь великолепными видами. Парк располагал приличными размерами и двумя озёрами, а также – ограниченным списком возможных посетителей.

– Парк закрывают на оставшуюся часть лета, – сказал напоследок Карл. – Никакого гольфа до сентября.

Именно поэтому мистер Малкольм, обзвонив всех своих друзей – любителей гольфа – и получив отказ всех и каждого из-за занятости, позвонил Доминику. В свою очередь Доминик не забыл поинтересоваться, возможно ли посещение парка в экскурсионных целях.

– Моя супруга посещает парк каждое первое число месяца с целью пикника, – Карл пожал плечами. – Другие члены клуба, имеющие доступ к зелёным площадям, попросту ими не пользуются вне сезона. Я выпишу тебе пропуск.

Таким образом, получив возможность уютно уединиться на природе без возможности быть потревоженными, Доминик начал планировать это маленькое событие, сообщив о нём Мэттью только за сутки.

– Я думал, что ты забыл, – подросток предсказуемо надулся.

– Разве я мог? – не прекращая мысленно составлять маршрут по парку, спросил Ховард. – У нас будет уединения столько, сколько ты пожелаешь.

– Мне кажется, что столько не способно дать ни одно самое далёкое на планете место.

– Нам бы хватило и малости.

Чуть помолчав, успев за это время нервно искусать губы, Мэттью наконец выдал:

– Крис и Морган хотели бы поехать с нами.

В последнее время Доминик часто слышал их имена. Он знал, что Беллами доверяет им и что ему, как никогда, нужны верные и понимающие друзья, но иногда они совали свои носы совсем не туда, куда следовало, и только из-за этого стоило начать переживать. Привыкнув везде видеть подвох, Ховард изо всех сил старался разглядеть в окружающих и хорошее. Эти два парня несомненно являлись таковыми. И Волстенхолм, и Николлз выросли в простых рабочих семьях, столь же обделённые родительским вниманием, как и сам Мэттью. В них не было злобы, таящейся в каждом втором современном подростке, напротив – они часто страдали от своей излишней простоты, в конечном итоге объединившись в небольшую группку из трёх человек. Кристофер, Морган и, конечно же, Мэттью.

Вряд ли порочный интерес этих двоих стоило осуждать. Как и девяносто девять процентов молодых людей, они тратили несколько часов в день на обсуждение секса и, быть может, около пятнадцати минут на само действо. Ещё в конце прошлого года Мэттью рассказывал о том, что эти двое успели познать все прелести взросления, при этом сам Беллами смог сдержаться, не без помощи Доминика, до дня своего рождения.

– Ты хотел бы, чтобы они поехали с нами? – закончив размышлять над очевидным, спросил Ховард. – Одна палатка на четверых, костёр и звёздное небо…

Он блаженно прикрыл глаза и тут же получил подушкой по голове.

– Две палатки, – Мэттью устроил подушку у себя на коленях и невинно улыбнулся. – Там есть озеро?

– Целых два, – Доминик прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, как выглядело первое из озёр. Нетронутая течением водная гладь, редкий лес вокруг и огромные зелёные поля, простиравшиеся достаточно широко, чтобы удовлетворить пожелания всех членов закрытого клуба.