Осенняя рапсодия

– Что – значит? – аккуратно опустился на стул Илья, глянул на нее преувеличенно доверчиво.

– Вы тут придурковатое дитя передо мной не изображайте, юноша, – с трудом сдерживая рвущуюся с губ улыбку, продолжила она тем же тоном и, бережно зажав между пальцами тонкий стебель, повернула головку цветка в его сторону: – Вот это – видите? Что это значит, я вас спрашиваю?

– Да ничего особенного не значит… – снова улыбнулся он ей. – Подумаешь, цветы…

– Ага. Значит, ничего особенного. Что ж, так и запишем. Ничего особенного.

– Нет, не в том смысле! То есть оно значит, конечно… Да ну, Марина Никитична, совсем вы меня запутали! В общем, это я принес. Пусть стоят, жалко вам, что ли?

– Нет, не жалко. И впрямь, пусть стоят.

– Ага. А завтра я еще принесу. Вы какие цветы больше любите? Розы? Хризантемы? Орхидеи? Дельфиниумы? Папоротники?

– Нет, я не понимаю, Илья… Вы что, любитель цветов, что ли? Но при чем тут я?

«Кокетничаешь, мать, кокетничаешь… – отчетливо пропел ей на ухо внутренний голос. – Ишь, забила копытом, как списанная с арены старая цирковая лошадь…»

– Как – при чем, Марина Никитична? Неужели не понимаете? – пожал плечами парень и снова растянул губы в улыбке. – Тогда я вам прямо скажу. Можно?

– Да. Уж будьте так любезны.

– Я за вами так ухаживаю, Марина Никитична… – подавшись вперед корпусом, нарочито-серьезно произнес парень, притушив смешинку в глазах. – По всем правилам этикета ухаживаю. А кроме цветов я припас для вас коробку конфет к чаю, вымыл с утра шею и взял у бабушки несколько уроков, как правильно говорить комплименты…

– Ну? – откинулась на спинку стула Марина, усмехнувшись.

– Что – ну? – обалдело уставился он на нее.

– Давайте уж тогда, чешите свои комплименты! Не пропадать же бабушкиным урокам!

– А… Ну да. Конечно. Только не всё же сразу! Я на подольше этот процесс растяну. Комплименты завтра будут.

– А сегодня что?

– А сегодня я хочу пригласить вас в кафе. На ужин.

– Ого! Как все серьезно.

– А то! Так я не понял, пойдете со мной ужинать?

– Нет. Не пойду.

– Почему?

– А зачем жизнью рисковать, Илья? Вы ж не хотите, чтобы меня ваша Альбина из ревности в сливном бачке утопила?

«Боже, что я несу?! – ужаснулась она своему вконец распоясавшемуся кокетству. – Взрослая тетка, сороковник на носу, а поставила себя в один ряд с девчонкой…»

– Нет. Конечно же я этого не хочу, Марина Никитична, – вдруг совершенно серьезно произнес Илья, даже, как ей показалось, слегка обидевшись. – Я хочу, наверное, чтобы Валерий Ильич, мой непосредственный руководитель и по совместительству ваш поклонник, записал меня в свой черный список местных лузеров…

– А он что, и правда ваш руководитель?

– Ага. Он работу системных администраторов курирует.

– Ну, что я могу вам на это ответить… – притворно вздохнула она, разведя руками. – Плохи ваши дела, Илья…

– Так и я про то же. Поэтому поддержите меня морально.

– Это как?

– Пойдемте ужинать!

«А что, собственно, я теряю? – вдруг пронеслась в ее голове быстрая и грустная мысль. – Ничего и не теряю. Правда, и не нахожу ничего хорошего тоже, но это не страшно. По крайней мере, проведу вечер на людях, развеюсь…»

– Хорошо, Илья. Вечером будем ужинать. А сейчас идите, ладно? У меня работы невпроворот.

– Хорошо. Уже ушел. Я в конце дня зайду за вами. И не вздумайте сбежать, Марина Никитична. Вы к японской кухне как относитесь?

– Это суши-муши, рыба с рисом и зеленая горчица? Нормально отношусь. Можно и по-японски поужинать.

– Ну и отлично.

– Ну и пока. До вечера, Илья.

– А конфеты к чаю сейчас нести? Или попозже?

– Слушай, иди уже! – сердито проговорила она, сама не заметив, что неожиданно снова перешла на «ты». – Не надо мне никаких конфет! Я на диете!

– Ну и зря. У вас фигура и без диеты совершенно потрясающая.

– Это что, уже бабушкины комплименты начались?

– Ага. До завтра не дотерпел… – с улыбкой обернулся он к ней уже от двери и тут же исчез, выскользнул ловко в коридор, будто его и не было.

Она улыбнулась грустно, потом вздохнула, поглядела в окно, потянулась. Ничего, поживем еще. Потом посмотрела на свои руки, прищелкнула языком недовольно – надо будет в обеденный перерыв сбегать в ближайший салон, маникюр наладить.

Весь трудовой день таким образом пошел у нее насмарку. Умные мысли благополучно разлетались из головы, не успев трансформироваться в ровные строчки на мониторе, про совещание у директора забыла, с обеда вообще на сорок минут опоздала – маникюрша в салоне оказалась копушей, каких свет не видывал. Да и черт с ним, с трудовым днем. Все равно взгляд в деловых бумагах не задерживается, а так и норовит упереться в красно-белые махровые гвоздики, которым она определила место на подоконнике. Она даже большую хрустальную вазу у секретарши выпросила, чтоб их туда переселить. Говорят, гвоздики очень долго стоят и не вянут. Не то что розы. Олег всегда дарил ей розы. На день рождения и на Восьмое марта.

Три дежурных цветочка в хрустком целлофане. И никогда не приглашал в кафе. Да она и не обижалась. Жили себе и жили…

В кафе разговор у них поначалу не заладился. Юношу Илью вдруг парализовало скромностью, сидел маетный. То смотрел на нее внимательно, то глаза опускал, розовея лицом. А потом ничего, отошел немного. В общем, поболтали мило о том о сем. О погоде, о музыке, о превратностях судьбы сборной России по футболу на европейском чемпионате. А потом он вдруг неожиданно произнес:

– Можно я тоже на «ты» перейду? Мне как-то без «Никитичны» удобнее…

– Зачем? – пожала плечами Марина, нахально улыбнувшись. – Чем это тебе без отчества удобнее?

– У вас имя очень красивое. Вернее, у тебя…

– Не увлекайтесь, юноша!

– Да ладно. Это ты не очень-то увлекайся. Не такой уж у тебя и возраст солидный, чтобы изображать почтенную матрону.

– Ну ты и нахал! – удивленно вскинула она на него брови. Хотела даже обидеться всерь ез, а потом передумала. Потому что юноша, если уж честно признаться, в чем-то прав… Не надо выставлять возрастную снисходительность впереди себя защитным барьером. Раз в кафе потащилась.

– Нет, Марина. Я не нахал. Ты мне правда очень нравишься. И давай больше никогда не будем говорить про разницу в возрасте! Пожалуйста!

– Да я и не говорю… – пожала она плечами. – А тебя не смущает, например, то обстоятельство, что у меня муж есть?

– Нет. Не смущает. Тем более что никакого мужа у тебя на данный момент нет. Вы разбежались недавно. Потому ты в нашей конторе и появилась.

– А ты откуда знаешь?

– Да так, случайно. Шеф секретарше про тебя посплетничал, ну и понеслось…

С нехорошим звоном сложив на тарелку вилку с ножом, она хотела выпалить ему в ответ что-нибудь хлесткое – «не твое дело», например, – но тут же и осеклась, болезненно закашлявшись. Слишком резко воздух глотнула. Вместо слов, просто махнула рукой и отвернулась, и преувеличенно долго пыталась то ли отдышаться, то ли прийти в себя.

– Я обидел тебя, да? Прости, если обидел. Я не хотел! Я никому больше не дам тебя обидеть!

Она развернулась, удивленно посмотрела на своего кавалера. Что-то очень хорошее для себя услышала она в этом отчаянном возгласе. Наверное, так звучит искренность – ее ни с чем не спутаешь. Трогательно, тепло и бархатно звучит. И из глаз парня льется прямиком в нее искренность, окатывает прозрачным целебным потоком, и так хочется немного искупаться в ней, поплавать, отдохнуть. А что, она права не имеет, что ли? Раз льется! Не пропадать же добру.

– Нет, ты меня не обидел, Илья. Все нормально. А мужа у меня на сегодняшний день и правда нет. Он к другой ушел. К молоденькой. К такой же, как ты.

– Ну и дурак. Я бы от тебя никогда…

– Все, Илья. На сегодня хватит. Лимит комплиментов исчерпан. Спасибо за ужин…

До ее дома они шли молча. Молчание это тоже было хорошим, медлительным и размеренным, как цоканье ее шпилек по плитам тротуара. Парень шел на полшага позади, будто ее оберегая, и Марина чувствовала в спине странное волнение. И старалась держать спину прямо. Оно тоже было хорошим, это волнение. «Если спросит сейчас про чашечку кофе, я не откажу», – созрело в голове быстрое и немного хмельное решение. А почему, собственно, она должна отказываться? Чего ей терять? Каждая женщина переживает кризис развода по-своему… Она, например, вот так переживет! Пусть этот парень будет для нее таблеткой анальгина. На период первого, самого свежего и самого тяжелого одиночества. На тот как раз период, пока Машки дома нет. Это ж всего полтора месяца! Конец июня, потом весь июль и еще хвостик от августа. Вполне нормальный срок. Сильно нравлюсь я вам, говорите, юноша? Что ж, я и не против. И всем хорошо получится, и вполне взаимовыгодно. В том смысле, что и ему тоже лишний жизненный опыт помехой не будет. Так что смелее, смелее, юноша…