Нити судьбы (СИ)

— Я думаю, что ты потерпишь неудачу. Но попытаться стоит в любом случае.

Джессика снова подняла на меня глаза. Сейчас она больше всего была похожа на испуганного ребенка, который рассказал кому-то из родителей о проделке, а теперь ждет наказания. Я протянула руку, прикоснулась к ее пальцам и осторожно сжала их.

— Ты молода, — сказала я. — Твой мир перевернется еще не раз. Делай то, что считаешь нужным — то, что подсказывает тебе сердце. Даже если ты ошибешься, ты будешь знать, что не шла против себя.

Она сжала мои пальцы в ответ и улыбнулась.

— Спасибо. Значит, ты не расстроилась? Я буду звонить… и писать. И еще я заведу кошку! Я давно об этом мечтала… а сегодня мы повеселимся вовсю

Вивиан

Для конца апреля ночь выдалась теплой, даже душной: привезенный мной свитер остался в сумке, и я отправился гулять в легкой рубашке. Изольда по случаю хорошей погоды облачилась в платье без рукавов, но поверх него предусмотрительно накинула жакет. В последний момент мы решили, что будет глупо променять такой прекрасный вечер на душный клуб, пусть и с изысканными развлечениями, и отправились на прогулку по старой части города.

Мы сделали небольшой круг по городу и вышли к реке, где в такой день и в такой час, конечно же, гуляла целая толпа народа.

— Найдем место потише, — предложила Изольда. — Тут есть замечательный парк.

Если на входе в парк фонари ярко освещали дорожки, то в его глубине света не было совсем. Тишину нарушал разве что приглушенный смех горожан, но он доносился издалека и, казалось, принадлежал к другой реальности. В сердце парка было сумрачно и тихо. Скамеек тут, впрочем, тоже не было, и мы с Изольдой опустились на траву.

— Ну что, как тебе здесь?

Она лежала, подложив руки под голову, и смотрела на меня. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я заметил, что она улыбается.

— Очень здорово. Жаль, что я так и не придумал костюм.

— Ты бы принял участие в конкурсе и получил бы приз. Ну, вот мы одни, в темном романтичном парке. Ты ведь хотел поговорить со мной наедине. Что ты хотел мне сказать?

Пару секунд я молчал — не столько потому, что не знал, как сформулировать свои мысли, сколько потому, что язык мой не хотел меня слушаться.

— Ты ведь хотел поговорить, да? — снова нарушила тишину Изольда. — Я тебя слушаю. Что-то насчет бумаг? Вас с Адамом не устроили какие-то детали? Их можно обсудить завтра с утра. Не люблю говорить о делах вечером. Особенно если это праздничный вечер.

— Нет, к делам это не имеет отношения. — Я порылся в кармане брюк, достал портсигар, но через долю секунды вернул его на место. — Просто… не знаю, с чего начать.

Она легла на бок и положила ладонь под щеку — так, будто намеревалась подремать. Но глаза ее были открыты, и она по-прежнему смотрела на меня.

— Попробуй начать сначала.

— Не знаю, где у этой истории начало. Может, она началась в тот день, когда я впервые тебя увидел. Или в тот день, когда я пришел навестить тебя в твоем доме в Мирквуде после переезда. Или она началась в другой момент, но… я, черт побери, думаю о тебе почти двадцать четыре часа в сутки. Ты снишься мне почти каждую ночь. Я думаю о тебе даже тогда, когда я сплю с другими женщинами. Когда я вижу тебя, у меня что-то происходит в голове, и… и я больше себе не принадлежу. Я готов сделать все, что ты попросишь. Если ты прикажешь мне спрыгнуть с крыши, я спрошу, на какой небоскреб мне нужно взобраться.

Изольда погладила меня по руке.

— Я уже говорила тебе, что это обыкновенная влюбленность, мой хороший. Да, она противоречит твоему характеру, и поэтому странно воспринимается. Но скоро это пройдет.

— Нет, не пройдет. Потому что я люблю тебя, Изольда. Увы, мне хорошо известно, что это за чувство. И, если влюбленность когда-то приносила мне положительные эмоции, то любовь приносит мне только боль. Самую разную боль. Положительные эмоции всегда одинаковые. Радость, счастье. Они однообразны. А вот боль каждый раз разная. У нее так много оттенков, так много масок. Ты живешь и думаешь: когда же ты получишь по голове в очередной раз? Кем она будет, эта женщина, рядом с которой ты вспомнишь, как нашел свою невесту в ванне с перерезанными венами и опоздал всего лишь на пять минут? Или другую женщину, ту, с которой четыре года жил под одной крышей, к ногам которой ты положил все, что у тебя было, а она лгала тебе каждый день и убила твоего еще не родившегося ребенка? Какой она будет, эта женщина? Как ее будут звать, какая у нее будет улыбка, как будет пахнуть ее кожа? Откуда она придет, куда и когда она уйдет — и какую боль она тебе причинит? Что это будут за ощущения? Новизна… мы ведь с тобой оба любим разнообразие, да?

Изольда села и отряхнула ладони.

— Ты любишь толькосебя, Вивиан, — сказала она. — Твои желания — вот что для тебя важнее всего. Ты слишком сосредоточен на себе, чтобы кого-то любить. А хороший секс — это еще не любовь.

— Разумеется, ты знаешь, что такое любовь. Ты вообще помнишь, что это за чувство? Кого ты любила? Уильяма? Может, Саймона?

— Сейчас тебе лучше заткнуться, Вивиан.

Но я пропустил ее слова мимо ушей и продолжил, как ни в чем не бывало.

— Или ты любила своего мужа? Или ты тоже, как и я, любишь только себя, но слишком падка на хороший секс?

Изольда влепила мне пощечину и резко поднялась.

— Ты ничего не знаешь о моем муже, — сказала она. — Ровным счетом ничего. Ничегошеньки! То, что я тебе рассказывала, ровным счетом ничего не значит! Я всем рассказываю эту чертову историю! Всем! Эта ложь уже стала частью меня, я уже почти верю в нее сама! — Она подошла ко мне и, опустившись на колени, чуть наклонилась вперед. — Хочешь узнать, что произошло на самом деле?

— Если тебе тяжело об этом говорить, я…

— Время, проведенное с ним, было самым счастливым в моей жизни. Так я не любила ни одного мужчину. Все эти пять лет я знала, что есть человек, которому я могу рассказать все — и он поймет меня. Он интересовался каждой мелочью, которая произошла у меня на работе, замечал, что я немного изменила прическу… он был самым лучшим любовником из всех мужчин, которых я знала. Создавалось ощущение, что он знал все мои желания, чувствовал меня так тонко, будто я и не другой человек вовсе, а его часть. А потом… его мучили головные боли, и он решил пойти к врачу. Врач отправил его делать кучу проверок, в результате которых ему диагностировали опухоль мозга. По словам онколога, неоперабельную. — Она убрала за уши разметавшиеся пряди волос. — И тут Оскара будто подменили. Он замкнулся в себе, стал уделять мало внимания работе, потерял интерес к окружающему миру. Правда, наши с ним отношения остались такими же, какими они были до этого. Он до сих пор делал мне сюрпризы, дарил подарки… пока однажды не сказал, что хочет развестись. Почему? Потому что с таким диагнозом он станет обузой, а он не хочет, чтобы я страдала. Мы подписывали брачный контракт, так что развод был сложной процедурой, мы буквально поселились в офисе у адвоката. А вокруг нас крутились журналисты — мы уже тогда были известными бизнесменами. Что мы могли им сказать? Разумеется, нужно было выдумать красивую ложь. Семейные проблемы, не поделили драгоценности, любовников, любовниц, поссорились из-за невымытой посуды, не смогли обзавестись детьми. Мы каждый день, каждый чертов день вдохновенно врали перед камерой, каждый день давали одни и те же ответы на одни и те же вопросы. Трудно даже представить себе, сколько нервов у меня вымотал этот развод. Потом мы с Оскаром, конечно, общались… он приезжал ко мне в гости, я навещала его на новой квартире… пока однажды ночью меня не разбудил телефонный звонок от его сестры. Она сказала мне, что он покончил с собой. У нее был ключ от его квартиры, она звонила, но без ответа, и тогда она открыла дверь своим ключом. На тот момент он уже был мертв, но «скорую» все же вызвали. За неделю до этого он полностью изменил свое завещание, переписал на мое имя все деньги и всю недвижимость. И знаешь, что он написал в предсмертной записке? «Я знаю, что неправ, Изольда, но я не могу поступить иначе. Надеюсь, ты меня простишь». «Надеюсь, ты меня простишь», черт побери! И завещал мне все свои чертовы деньги — будто это могло что-то изменить!