Только раз в жизни

Дафна осеклась и снова посмотрела на него, задавая себе вопрос, почему она ему все это говорит. Но в нем было что-то очень располагающее.

Джон долго молчал и наконец спросил:

– Вы разведены?

Она медленно покачала головой:

– Нет. Я вдова.

Все пять лет она ненавидела это слово. Вдова. Ужасно звучит.

– Сочувствую.

– Спасибо. – Дафна улыбнулась, чтобы ободрить его, и в этот момент они подъехали к ее дому. – Может, зайдете на чашечку кофе?

«Хоть этим его отблагодарить», – подумала она.

– Конечно. С удовольствием. На работу мне только в понедельник, и времени свободного навалом.

Он вошел за ней в дом, повесил на вешалку свою куртку, а Дафна поспешила на кухню, чтобы подогреть кофе, оставшийся с утра.

– Парни в гараже сказали, что вы работаете на базе лесорубов, – сказала она через плечо, доставая чашки.

– Да, так оно и есть.

Дафна обернулась. Джон стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней. Ее охватило очень странное чувство. Накануне вечером он подобрал ее на дороге, а теперь вдруг оказался у нее на кухне. Лесоруб, совершенно незнакомый мужчина, и все же в нем было что-то притягательное. Дафна одновременно испытывала и влечение к нему, и в то же время страх, но, снова отвернувшись, она поняла, что причина страха не в нем, а в ней самой. Словно чувствуя ее смущение, он вышел из кухни в гостиную и ждал ее там на диване.

– Может, разжечь камин?

Ее реакция была немедленной, и он увидел ужас в ее глазах.

– Нет! – И, поняв, что нечаянно выдала ему сокровенное, Дафна тут же добавила: – Тут становится слишком жарко. Я обычно не топлю его.

– Ну и ладно.

Необычный человек. Он словно улавливал ее мысли раньше, чем Дафна их высказывала, будто видел то, чего не видели другие. Дафну это слегка смущало, но в то же время очень помогало в общении.

– Вы боитесь огня?

Вопрос был задан очень просто, мягким тоном. Дафна сначала торопливо замотала головой, а потом посмотрела на него и утвердительно кивнула. Она поставила чашки с кофе на стол и стояла перед ним.

– Мой муж и дочь погибли во время пожара.

До сих пор она никому не говорила об этом. Джон взглянул на нее, словно хотел обнять. Его добрые серые глаза смотрели очень пристально.

– Вы там тоже были? – мягко спросил он.

Дафна кивнула, и на глазах у нее выступили слезы. Она поспешно отвернулась и не глядя подала ему чашку. Но взгляд его оставался вопрошающим.

– И ваш маленький сын тоже?

Она вздохнула.

– Тогда я была беременна, но не знала этого. На протяжении следующих двух месяцев они давали мне столько лекарств... от ожогов... инфекции... успокаивающие... антибиотики... Когда я узнала, что беременна, было уже поздно. Поэтому Эндрю родился глухим.

– Вам обоим повезло, что вы остались живы.

Теперь он лучше понимал, почему она чувствует такую ответственность за Эндрю и как трудно ей было отдать его в интернат.

– Жизнь странная штука. – Он оперся о спинку дивана, кофейная чашка казалась миниатюрной в его ладони. – Знаешь, Дафна, иногда происходящее кажется совершенно бессмысленным.

Она удивилась, что он запомнил ее имя.

– Я потерял жену пятнадцать лет назад, она погибла в автокатастрофе, в гололед, Это была замечательная женщина, все в городке любили ее. – Его голос стих, а глаза стали чистыми, как утреннее небо. – Я этого до сих пор не могу понять. На свете столько плохих людей. Почему погибла она?

– Я так же думала о Джеффе.

По прошествии пяти долгих, одиноких лет Дафна впервые с кем-то заговорила о нем, но она внезапно почувствовала необходимость открыться этому незнакомцу.

– Мы были так счастливы.

Когда она это говорила, в ее глазах не было слез, а скорее изумление. Джон внимательно наблюдал за ней.

– Вы долго прожили вместе?

– Четыре с половиной года.

Он кивнул:

– Мы с Салли прожили девятнадцать. Нам было по восемнадцать, когда мы поженились. – Он улыбнулся. – Мы были просто детьми, оба тяжело трудились, какое-то время голодали, потом дела пошли лучше, жизнь наладилась. Она стала как бы частью меня. Мне было чертовски тяжело, когда я ее потерял.

Теперь глаза Дафны утешали его.

– Мне тоже, когда я потеряла Джеффа. Мне кажется, что около года я пребывала в каком-то оцепенении. Пока у меня не появился Эндрю. – Она улыбнулась. – Я была с ним так занята, что об этом уже не думала, разве что иногда... ночью. – Дафна тихо вздохнула. – А у вас были дети, Джон?

Так непривычно было произносить его имя и слышать из его уст свое.

– Нет. Никогда. Сначала нам не хотелось. Мы не хотели быть как другие, как наши ровесники, которые переженились после школы, понарожали за три года по четверо детей, а потом только жаловались и ссорились друг с другом. Мы же решили в первые несколько лет не иметь детей, а потом подумали, что нам и так хорошо. Я в самом деле никогда об этом не жалел... пока она не погибла. Тебе повезло, что у тебя есть Эндрю.

– Я знаю. – Ее глаза засияли при мысли о дорогом ребенке. – Иногда мне кажется, что он для меня значит даже больше, потому что... потому что он... такой, какой есть.

– Ты боишься произносить это слово?

Его голос был таким добрым, таким ласковым, что ей захотелось расплакаться или прильнуть лицом к его груди и дать себя обнять.

– Иногда. Я ненавижу то, что оно будет для него значить.

– Ему надо немного больше стараться, на авось рассчитывать уже не придется. От этого он, возможно, станет лучше и сильнее, надеюсь, так оно и будет. Я думаю, что пережитые испытания именно так повлияли на тебя. Легкий путь не всегда самый лучший, Дафна. Посмотри на людей, которых ты уважаешь, – это, как правило, те, кто шел по трудным дорогам, многое пережил и выстрадал. Те, кто ищет легких путей, гроша ломаного не стоят. Достойны же внимания люди, взбирающиеся на вершину, несмотря на ушибы, исцарапанное лицо и кровоточащие ноги. Может, это зрелище не из приятных, но таким может быть путь твоего ребенка.

– Я бы не хотела для него такого пути.

– Конечно. А кто хочет? Но он его одолеет. И ты тоже.

Дафна задумчиво посмотрела на него. Их взгляды встретились.

– Чем ты занималась до того, как поселилась в этом бревенчатом домишке?

Она на мгновение задумалась, вспоминая прошедшие пять лет.

– Заботилась об Эндрю.

– А что будешь делать теперь, когда он в школе?

– Я еще не знаю. Я раньше работала в журнале, но это было давно.

– Тебе это нравилось?

Дафна чуть задумалась и кивнула:

– Да. Но я была гораздо моложе. Я не уверена, что теперь это мне будет так же нравиться. Работа казалась мне интересной, когда я была замужем за Джеффри, но это было так давно... – Она улыбнулась ему, чувствуя себя ужасно старой. – Мне тогда было всего двадцать четыре.

– А теперь тебе сколько? – усмехнулся Джон. – Двадцать пять? Двадцать шесть?

– Двадцать девять. – Дафна произнесла это очень торжественно, и он рассмеялся.

– Ну конечно. Я и не думал, что ты такая старая. Мне, дорогая моя, пятьдесят два. Двадцать девять – это для меня детский возраст.

Пожалуй, он на столько и выглядел. Но годы только добавляли ему достоинств, как хорошему коньяку.

Они допили кофе, Джон встал и оглядел комнату:

– Тебе здесь нравится, Дафна? Здесь очень уютно.

– Да. Иногда я подумываю, не остаться ли здесь навсегда.

Она улыбнулась и пригляделась к нему. Он был очень привлекательным мужчиной даже в свои пятьдесят два.

– Почему ты хочешь здесь остаться? Ради себя или ради Эндрю?

Дафна хотела сказать, что не знает точно, но на самом деле она знала. Причина была в нем, и он увидел этот ответ в ее взгляде.

– Тебе надо в ближайшее время вернуться в Нью-Йорк, голубушка. Не растрачивай здесь свою жизнь ради ребенка. Ты должна вернуться к людям твоего круга, работать, встречаться с коллегами, друзьями. По-моему, ты все эти годы провела в каком-то летаргическом сне, и знаешь что? Не теряй зря время. А то однажды проснешься такой же старой, как я, и будешь жалеть, что угробила собственную жизнь. Ты достойна большего, я же это вижу.