Колыбельная для Джона (СИ)

- И парень, конечно. Извини, но нам действительно пора, - подхватить Шерлока под локоть и фактически вытащить из бара, старательно не на кого не глядя.

Они проходят еще метров пять, прежде чем Джон отпускает Шерлока и останавливается. Он тяжело дышит, а в голове все еще эхом отдается удручающая сознание тишина. Джон ужасно зол на Шерлока, на его дурацкую эгоистичную натуру, на вечное стремление к театральщине и позерству.

- Зачем. Ты. Это. Сделал. – произносит он отделяя каждое слово друг от друга паузой, чтобы не сорваться на брань.

- Что? – надменно изогнув бровь, интересуется Шерлок. – Зачем тебя поцеловал? Зачем назвал своим парнем? А разве это не так? Мы вместе спим, знаешь ли. Или это как-то по другому теперь называется?

- Нет, в терминологии ты не ошибся, - все же закипает Джон. – Я сейчас о другом, зачем надо было об этом сообщать всем моим друзьям?

Шерлок вздорно трясет кудрями:

- Затем, что я этого не стесняюсь, - заявляет он. - Тебя не стесняюсь. Нас не стесняюсь. В отличие от тебя, мне плевать, что думают обо мне окружающие.

- Да, - с горечью кивает Джон, - я знаю, тебе плевать на твою репутацию, но мне-то на мою не плевать. Я планировал здесь доучиться до конца.

- Кажется, ты боишься собственной тени, - усмехается Шерлок. – Может, стоит хоть раз попробовать жить открыто? Может, хватит врать самому себе и окружающим? – ехидно интересуется он. – Ты же даже не пробовал…

- Гадство, Шерлок, пробовал, ты ошибся. Я уже прошел через это однажды, - рявкает Джон, - сбежал из Эдинбурга, чтобы снова вляпаться в то же дерьмо… Как ты мог со мной так поступить? Ты спросил, хочу ли я огласки? Готов ли я к каминг-ауту? Хотя, о чем это я… Когда это тебя интересовало мое мнение… - Джон кивает сам себе. – Я не знаю, что там было между тобой и Себастьяном, но в одном он прав, ты действительно бездушная машина…

Шерлок вскидывает на него взгляд оскорбленной невинности, и Джон понимает, что послание совершенно не дошло до получателя. Все напрасно. Шерлок даже не понимает, что сделал не так, полностью уверенный в своей правоте. Джону хочется крушить, орать, злиться, но он, черт возьми, слишком любит этого засранца, поэтому, чтобы не наговорить лишнего, просто разворачивается и уходит, сунув руки в карманы. Он бродит по Лондону до самого утра. Бродит по парку, заходит в круглосуточный Теско, добредает до Темзы и разворачивается в обратную сторону. Он не хочет идти в общежитие, чтобы натолкнуться на стену всеобщего презрения, не хочет возвращаться к Шерлоку, злость еще свежа. Джон малодушно подумывает уехать к сестре в Эдинбург, но ни денег, ни документов, ни телефона, забытого на журнальном столике на Бейкер-стрит, с собой нет. Окончательно замерзший и продрогший, он едва плетется по улице, вяло понимая, что единственная дорога либо в тюрьму, либо в армию… Он даже всерьез размышляет, какой вариант предпочтительнее, когда его подбирает Молли Хупер, выгуливающая в столь ранний час в сквере свою таксу. Она ни о чем не спрашивает, просто приводит к себе, готовит горячий чай, заталкивает в душ и стелет на диване. Джон благодарно мычит, глаза намокают, но он сдерживается изо всех сил. Когда он все же забирается под теплое одеяло и потихоньку согревается, его наконец-то отпускает, а измученное сердце засыпает.

Джон живет у Молли три дня. В первый день, когда Молли возвращается вечером с работы, а Джон находит в себе силы выползти из-под одеяла, она разогревает ужин и сообщает, что Шерлок ищет его везде. На нервно-затравленный взгляд Джона, Молли успокаивает, сказав, что местонахождения Джона не раскрыла. На этом душеспасительная беседа заканчивается. Они ужинают в тишине и расходятся по комнатам. Первое время Джона волнует только то, что ситуация с Эдинбургом наверняка повторится и здесь. Не стоит рассчитывать на всеобщее понимание и толерантность. Опыт показывает, что эти понятия существуют только в теории. Джон снова и снова возвращается к невольному каминг-ауту, понимая, что теперь уже ничего изменить нельзя и придется иметь дело с данностью. В конце концов, он однажды уже прошел через всеобщее презрение и ничего, выжил, значит, выживет и на этот раз. Сбегать он больше точно не станет. Ему и из Эдинбурга-то уезжать не стоило. Значит, Джону придется учиться здесь, и это следует принять. Как только Джон смиряется с этой мыслью, дальше все идет гораздо легче. Решив для себя стоять до конца, он как-то перестает переживать по поводу собственной личности, постепенно сворачивая мысли в сторону Шерлока. Как он там один? Поди ничего не ел. Кто подаст телефон, сходит в магазин и купит никотиновые пластыри? Ведь наверняка опять закурил, и в квартире бардак, Джон отлично помнит, как Шерлок умеет создавать вокруг себя хаос. Чем больше Джон думает о Шерлоке, тем больше скучает по нему. Даже эта эгоистичная выходка уже не кажется чем-то предосудительным. В конце концов, Шерлок просто хотел показать этому идиоту Себастьяну, что не один, что не скучает по нему и не страдает. Это по-человечески вполне понятно. О чувствах Джона Шерлок конечно не подумал. Не по злому умыслу, а потому что таков по природе. В конце концов, Джона предупреждали об особенностях Шерлока, следовательно, и обижаться нечего. В итоге, по истечении третьего дня, когда жить без Шерлока становится совсем уж невмоготу, он собирается, благодарит Молли за приют и возвращается на Бейкер-стрит. Открыв двери своим ключом, Джон удовлетворенно отмечает, что, по крайней мере, Шерлок не поменял замки. И это уже хорошо. Вопреки ожиданиям, гостиная встречает идеальной чистотой и тишиной. Джон доходит до спальни Шерлока, удивляясь почти больничной стерильности, и осторожно стучит. Не дождавшись ответа, заглядывает в спальню, чтобы убедиться, что Шерлока там нет. Шерлока нет и на кухне, зато как ни странно, холодильник битком набит самой разнообразной снедью, и тут у Джона холодеет сердце. Его посещает мысль, что пока он отлеживался у Молли, Шерлок просто завел себе другого соседа, который так идеально убрался в квартире, набил холодильник и теперь, вероятно, носится с Шерлоком, раскрывая очередное преступление. Джон с ужасом понимает вполне вероятную реальность нарисованной картинки, и ему становится совсем уж тоскливо. В каком-то суеверном страхе он поднимается в свою спальню, заранее готовясь к тому, что его вещей там уже нет, а шкаф занят чужим гардеробом, и с удивлением обнаруживает на своей кровати скорчившегося в обнимку с подушкой Шерлока, в пижаме и халате. Его нечесаные кудри неряшливо топорщатся, а голые пятки сиротливо торчат из-под хлопка пижамных штанов. Очевидно, что Шерлок не спит, его спина напряжена в ожидании, вот только чего, Джон пока не может разобрать. Он останавливается в дверях, не зная, что сказать. Первым нарушает молчание Шерлок. Так и не изменив позы, он глухо спрашивает:

- Пришел за вещами?

Джон медлит с ответом, пытаясь понять, что его смущает, и вдруг с какой-то почти кристальной ясностью на грани прозрения понимает, что Шерлок боится. Боится того, что скажет Джон – приговора им боится. А еще Джон вдруг понимает, что Шерлок ждал его. Джон не хочет сейчас углубляться в причину такой сентиментальности Шерлока, но очевидно, что он – не бездушная машина, за это еще предстоит извиниться. Не желая больше заставлять Шерлока страдать, Джон просто забирается на кровать, ложится рядом, обнимая со спины, так, как они обычно засыпали вместе, и шепчет в шею и дрожащий завиток:

- Соскучился, - и это и ответ на вопрос, и извинения, и просьба о примирении.

И Шерлок расслабляется под его руками, выдыхая едва слышно, будто до этого затаил дыхание в ожидании ответа. Они долго лежат вот так, обнявшись, не говоря ни слова, пока за окном не начинает темнеть, а в животе Джона урчать от голода.

Они спускаются на кухню, где Джон готовит какой-то быстрый ужин, а потом заваривает чай. Когда они едят, осторожно поглядывая друг на друга, словно боясь обжечься, Джон спрашивает, куда делся микроскоп.