Такой чужой, такой желанный

– Я постараюсь уговорить ее поесть. Ты не понадобишься мне до завтра, Джон. И можешь отпустить охранников.

Гэлбрейт удивленно поднял брови.

– Так наблюдение снимается полностью? Я думал, что ты продолжишь его, если вернется Болдуин.

– Я не сомневаюсь, что он вернется, но он не такой дурак, чтобы появиться здесь так скоро. Он знает, что мы его ждем. Я думаю, что он пересидит какое-то время в убежище, а потом постарается застать нас врасплох.

Гэлбрейт согласно кивнул.

– Ты все еще считаешь, что он не отстанет от мисс Лэндон?

– Мне кажется, тут и вопроса нет, – с горечью сказал Клэнси. – Из-за моего обмана он стал теперь для нее не просто преследователем, но и угрозой. Он считает, что она его предала, а неизвестно, что такой псих может придумать, чтобы отомстить.

– Тогда она должна оставаться под защитой Седихана. – Это был не вопрос, а утверждение. Гэлбрейт поднялся. – Должен ли я посадить ее завтра в нью-йоркский самолет и найти телохранителя?

– Нет, этого вряд ли достаточно. В таком густонаселенном городе, как Нью-Йорк, нам потребовался бы целый батальон охранников. – Клэнси нахмурился. – Видно, мне придется взять ее в Седихан.

– Но любому человеку не понравится, что его возят с места на место, даже не спросив согласия. – Гэлбрейт слегка улыбнулся. – У нее могут быть свои соображения на этот счет. Мы же не можем держать ее вечной пленницей.

– Я вообще не собираюсь делать ее пленницей. Черт, как мне все это надоело!

Гэлбрейт пожал плечами и направился к двери.

– Я приду завтра утром, и ты мне скажешь, что решил. Спокойной ночи, Клэнси.

– Спокойной ночи. – Клэнси постоял несколько минут, тупо глядя на закрывшуюся дверь. Страшно! Он знал, что сделать это необходимо, но от этого задуманное не становилось проще. У него непроизвольно сжались кулаки. Давай, сказал он себе, нечего тянуть! Он подошел к двери в спальню и коротко постучал. Затем, не дожидаясь ответа, вошел.

Лайза стояла у стеклянных дверей, глядя в сад. Ее силуэт выделялся на фоне закатного неба.

– Он сбежал, – сказал Клэнси. – Я подумал, что тебе будет приятно знать, что твоя совесть совершенно чиста. Болдуин теперь где-то в океане.

– Я знаю, что ты разочарован, – ровным тоном произнесла Лайза, не оборачиваясь. – Не думай, я не одобряю то, что он делает, но мне не хотелось быть причиной его…

– Я знаю, почему ты это сделала. Я не виню тебя. Но я считаю, что тебе надо быть осторожнее. Ты слышала, что он сказал тебе, прежде чем сбежать. Ты теперь в числе его врагов.

– Да, – безразлично сказала она.

Клэнси вздохнул. Это было даже хуже, чем он предполагал: ее голос говорил о полной апатии.

– Я снял охрану.

Лайза не ответила.

– Ради Бога, ну скажи что-нибудь! – воскликнул он. – Ну что с тобой? Я говорю словно со статуей.

– Прости. Я очень устала, – все так же ровно сказала она, напомнив ему маленькую вежливую девочку. – Мне лучше лечь.

– Подожди. Нам надо поговорить.

– Я устала, – повторила Лайза. – Пожалуйста, дай мне мои таблетки.

– Ни за что!

– Но ведь все кончилось. Ты же сказал, что снял охрану. А таблетки принадлежат мне, и я хочу, чтобы их вернули.

– Ничего не кончилось! И если ты думаешь, что я позволю тебе принимать…

Лайза резко повернулась к нему. В полумраке он не мог видеть ее лица, но все ее тело было напряжено, как тетива лука.

– Отдай таблетки. Я не могу без них, черт возьми!

– Тем более тебе нельзя их принимать. Перестань прятаться за них, Лайза. Тебе сейчас надо вытащить свою проблему на свет и все рассказать. – Ему было очень трудно сохранять властный тон. Он прекрасно чувствовал ее боль и отчаяние, заполнившие всю комнату. – Я помогу тебе всем, чем могу, но мы должны сначала выяснить, в чем проблема. – Клэнси подошел к письменному столу и включил лампу. И тут же пожалел об этом – столько мучительной боли было на ее лице. – Лайза, мы должны поговорить об этом. Так не может дальше продолжаться.

Ее глаза расширились от внезапного страха.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. И вообще, какое тебе дело, что со мной? Оставь меня, Клэнси.

– Я не могу. Ты что, думаешь, мне приятно на тебя вот так давить? – Он поймал ее взгляд. – Расскажи мне о Томми, Лайза.

– Нет! – Она порывисто отвернулась к окну. – Уйди, Клэнси.

– Твой сын Томми родился через год после вашей свадьбы с Болдуином. Судя по нашим материалам, вы с ребенком были очень близки. Три года назад он погиб в автомобильной катастрофе. Болдуин, сидевший за рулем, получил всего лишь легкое сотрясение. – Ее спина говорила о болезненном напряжении, как если бы он хлестал ее, и она вздрагивала под каждым ударом. Боже, он был рад, что не мог видеть сейчас ее лица. – Ты была на грани нервного срыва. Шесть месяцев ты находилась под наблюдением врача, а затем возобновила выступления и сосредоточила все свои усилия на карьере певицы.

– У тебя так аккуратно собраны все факты, – сказала она прерывающимся голосом. – Тебе незачем еще расспрашивать меня.

– Нет, я хочу, чтобы ты сама рассказала мне о Томми. Как он выглядел? Был ли блондином, как Болдуин?

– Нет, у него были каштановые волосы. Но какая теперь разница?

– А глаза какие, темные?

– Нет, светло-карие. – Ее голос превратился в шепот. – Пожалуйста, не делай со мной этого, Клэнси.

– А какой цвет он особенно любил? Большинство детей любят красный.

– Он любил желтый. Ярко-желтый. Когда ему исполнилось пять лет, я устроила праздник в детском саду, и он захотел, чтобы все шарики были желтыми.

– Он был тихим ребенком?

– Иногда. Когда он уставал, то приносил свою любимую книжку и устраивался рядом со мной в одном кресле. – Каждое слово давалось ей с трудом. – Он прислонялся ко мне головкой и молча глядел, пока я читала. Чаще всего он засыпал на половине книжки.

– У него была любимая игрушка, с которой он спал?

– Да, Боксер, старый потрепанный медведь-панда с одним глазом. Я говорила Томми, что Боксер выглядит как пьяный драчун. Он уже так сильно истрепался, что я уговаривала Томми заменить его, но он не хотел другой игрушки, он так его любил…

– И что случилось с Боксером, Лайза?

Она не ответила. Ее позвоночник был напряжен, как будто ее растягивали на дыбе.

– Расскажи мне, Лайза.

– Он с Томми, – ответила она так тихо, что Клэнси едва расслышал. – Я хотела, чтобы с ним был кто-нибудь, кого он любит. Боксер с Томми.

Господи, он больше не мог этого выносить. Ну почему она не расплачется?

– А как Томми выглядел, когда улыбался?

– У него была ямочка на левой щеке, и у него как раз выпал передний зуб. Я собиралась пойти с ним к фотографу, как мы делали каждый год, и еще шутила, что он выглядит таким же потрепанным в сражениях, как Боксер. Он засмеялся и… – Она обернулась к нему. По щекам текли слезы, а в глазах застыло дикое горе. – Но я так и не сделала этого снимка. Он умер, Клэнси, он умер!!! – Внезапно ее худенькое тело сотряслось от рыданий. – Это было так несправедливо! Томми был такой хороший! Он не заслужил, чтобы с ним такое случилось!

В три шага Клэнси пересек комнату и обнял ее. Ладонью он держал ее затылок, прижимая ее лицо к своей груди. Он изнемогал от нежности и сострадания.

– Знаю, дорогая. Я знаю.

– Он был чудом! – Голос Лайзы был приглушен, но она продолжала говорить. Раз начав, она не могла уже остановиться. – Просто чудом! Я не заслуживала его. Я всегда была немного эгоистична и ни о чем не задумывалась, но мне все равно был дан Томми. Он был таким нежным и милым. И умным. Он был очень способным для своего возраста, все учителя говорили это. – Она вцепилась руками в рубашку Клэнси, отчаянно сжимая ее. – Я так любила его, Клэнси!

Он почувствовал, как сжалось горло.

– А твои сны? О чем они, Лайза?

– О Томми. Они всегда о Томми, и всегда одни и те же. Уже вечер, и я дома. Я счастлива. Я даже немного напеваю себе под нос, поднимаясь по ступенькам. Я должна укрыть Томми на ночь, я это очень любила делать. Он всегда такой чистенький и хорошенький после ванны… Но вот я открываю дверь, а Томми нет в комнате. Я не могу ничего понять, я вхожу и иду к кроватке. Кроватка аккуратно застелена и холодна. На покрывале – ни морщинки. И вот я гляжу на нее и осознаю, что теперь это всегда будет так. Что Томми уже никогда не будет здесь спать. Что я никогда больше не буду укрывать его или целовать на ночь, трогать его…