Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

– А это не опасно? – насторожилась гостья.

– Опасно, – зло бросила Митрофанова и пересела ближе. – На войне как на войне! Или мы отказываемся от мести?

Алина опустила глаза и быстро встала.

– Ты это куда? – нахмурила брови Ада. – Либо мы вместе, либо…

– Зябко, я только шаль возьму.

– Главное – не занимайся самодеятельностью и делай, что тебе говорят! – приказала ей вслед вдова, закрывая форточку. – Ну, что я говорила?! Бежит, – Ада заметила на противоположной стороне улицы спешащего к ним Дмитрия. – А ты сомневалась!

Проводив Юлию и Мэри, Маша заперла дверь и заглянула в комнату к сыну – тот безмятежно спал. Она присела рядом, поправила одеяло, взяла его ладонь в свою руку и шепотом попросила: «Пожалуйста, расти скорее». Мальчик что-то шепнул в ответ и перевернулся на другой бок. Мать, пряча слезы, уткнулась лицом в его подушку.

Юлия и Мэри домой не торопились. Первая пользовалась редкой возможностью просто прогуляться, отрешаясь от работы и домашней толчеи. Другая и вовсе была вдалеке от семьи. Гуляя по ночному городу, они вспоминали недавний разговор.

– Я очень хочу помочь Маше, – призналась Юля. – И не только как врач пациенту, прежде всего, как женщина женщине.

– Вся эта карусель – не ее проблема, – немного коверкая слова, вздохнула гостья. – Разве ее вина, что она кому-то нравится? Мне она тоже понравилась. Открытая, приятная, добрая. В том мужчине она видит хорошего друга и не строит этих… как его… планоф. А жена Андрэ ведет себя ошень непрафильно. Она отталкивает мужа, озляет.

– Озлобляет, – поправила подруга. – И таким агрессивным поведением только приближает разрыв. Я ей каждый день говорю об этом, но все зря. Ее кто-то все время сбивает, не помогает, а наоборот, намеренно настраивает против мужа.

– Они своего добьются, – вздохнула Мэри. – Если Алину и дальше будут на-стра-и-фать, – по слогам произнесла она, – муж точно уйдет. Ей нужно менять модель поведения.

– Кто бы спорил. Но она и слушать ничего не желает. Парадокс, – удивилась Юля. – Они сами толкают эту пару в объятия друг друга.

– Кто эти «они»? – уточнила шведка.

– Все, кому не лень. Жены руководства, в первую очередь.

– Зачем? Копаться в чушом белье нехорошо.

– У нас так принято. Любят судачить о других.

– Глупо. Своих дел по горлу…

– По горло. Особенности национальных отношений.

– Никак не могу привыкнуть. Странные все ше у вас шенщины.

– И мужчины тоже. Они не остаются в стороне от сплетен. Любят давать ценные указания. Особенно руководство, пользуясь служебным положением и неограниченной властью.

– Но это ше вмешательство в частную шизнь, – напомнила гостья. – Нарушение праф человека! Прозрачной воды статья!

– Чистой воды, – рассмеялась подруга. – Такие статьи в законодательстве нашей страны просто не работают. У государства слишком много глобальных проблем, чтобы защищать личную жизнь граждан. Она для власть предержащих не является ценностью.

Следующий день стал для Маши не самым радостным. С раннего утра она не находила себе места. Сначала разболелась голова, позже появилось какое-то странное предчувствие. Вдобавок все валилось из рук. Любовь Евгеньевна пыталась отвлечь ее от горьких мыслей, но тщетно. Журналистка прочно отгородилась невидимой стеной, отмалчивалась и не шла на контакт. Ей не хотелось никого пускать на закрытую от посторонних глаз территорию личной жизни. К чему посвящать людей в свои страхи и предубеждения?

Поднявшись на свой этаж, Маша привычным движением вставила ключ в дверной замок и легонько толкнула дверь. На удивление, та почему-то не поддалась. Она прислушалась – внутри квартиры звучали громкая музыка и пьяные голоса. Позвонив, женщина узнала торопливое шлепанье босых ног сына и улыбнулась. По ту сторону двери раздался звук глухого удара. Миша вскрикнул, Дмитрий, едва ворочая языком, потребовал:

– Марш в свою комнату, щенок!

Едва сдерживая слезы, мальчик взмолился:

– Пусти маму!

Пьяный папаша схватил его за шиворот и поволок в спальню. Швырнув ребенка на пол, Митя бесцеремонно закрыл дверь. Сын вскочил и рванул ручку на себя. Мужчина оглянулся, размахнулся, снова ударил его, уже по лицу. Из разбитого детского носа хлынула кровь. Растирая ее, подросток в приступе гнева выкрикнул:

– Я тебя ненавижу!

– Чхал я на твою ненависть и твою мамашу, – довольно ухмыльнулся отец и выставил кулак прямо в лицо сыну.

Тот не растерялся и укусил его. Дмитрий взвыл от боли, из кухни показались пьяные рожи собутыльников. Видя картину семейной ссоры, они развязно захохотали. Маша принялась отчаянно звонить и стучать в дверь. Из приоткрытой щели соседней квартиры появилась голова Петуховой: «Веселенькая семейка! Устроили тут концерт по заявкам. И не стыдно?!» Маша не посчитала нужным комментировать, продолжая звонить и стучать. Наконец, щелкнула кнопка предохранителя, и в проеме возникла нечесаная голова мужа.

– Чего надо? – нагло перекрыл вход он. – Свободна.

Дмитрий хотел захлопнуть дверь, но Маша успела вставить ногу. Оттолкнув его, она ворвалась в квартиру.

– Опа! – растерялся один из собутыльников, узнав ее.

– А говорил – в отпуске! – исчез в кухне другой.

В коридор выбежал сын с окровавленным лицом:

– Мамочка! Не бойся, я с тобой!

– Без соплей, – оттолкнул его Митя. – Брысь отсюда!

– Не смей! – прошипела Маша и двинулась на бывшего мужа. – Только прикоснись! – сквозь зубы прошептала она, хватая стул.

Не ожидая от нее подобной прыти, Дмитрий отшатнулся и попятился. За спиной разъяренной хозяйки проскочила нетрезвая парочка и, на ходу хватая одежду, скрылась в подъезде. Оставшись один, Митя ретировался в ванную. Маша потащила сына в кухню и стала смывать с его лица кровь. Вдруг глаза парня расширились от ужаса. Маша оглянулась – у входа, помахивая ремнем, стоял разъяренный папаша.

– Жалуешься? – цинично уточнил он.

– Вон! – в отчаянии взорвалась Маша. – Сейчас же убирайся!

– Мой дом, что хочу, то и ворочу! Это муж я бывший, а жилец – постоянный, – он оттолкнул Машу.

Она потеряла равновесие и оступилась. Сын заплакал. Падая, Маша заметила нож, торчащий из банки с тушенкой. Не растерявшись, она схватила его и двинулась на обидчика.

– Ты это чего удумала? – мигом протрезвел дебошир и, криво улыбаясь, стал отступать. – Положи нож на место, дура! Слышишь, что тебе говорят? – по его лицу неприятно стекали капли пота. – Я был неправ, – пошел на попятную он. – Ты только не нервничай и просто положи нож, а я сейчас оденусь и уйду. А вернусь, когда вы уже уснете.

– Появишься – сильно пожалеешь, – ультимативно заявила Маша, крепче сжимая нож. – Мне больше терять нечего, – в глазах женщины сверкнула откровенная ненависть.

– Понял, не дурак, – уловив угрозу, обмяк Дмитрий. – Как скажешь. Могу и не возвращаться. Только где мне жить? – спешно одевался он, не скрывая тряской дрожи.

– Там, где жил до этого! Это лучше, чем могильная плита.

– Брось нож, истеричка! – трусливо завопил скандалист, хватая в охапку вещи и пятясь к двери.

– Ключи! – потребовала в ответ Маша.

Трясущимися руками Митя беспрекословно бросил к ее ногам связку и жалобно заскулил.

– Верни хоть ключи от сейфа и кабинета. И печать! И все мои вещи! – осмелев, вошел во вкус он. – У меня нет даже подушки.

– Ты уже вынес все, даже шторы пропил, – напомнила Маша, снимая ключи от квартиры. – А свою старую шинель и рваные сапоги получишь в обмен на костюм украденной тобой химзащиты. Ясно? – швырнув в него остаток связки, она выставила за дверь дипломат и обувь, предупредив напоследок. – И учти, больше я терпеть не собираюсь!

Притворив дверь, обессилевшая женщина прислонилась к стене, прислушалась и лишь после того, как убедилась, что Дмитрий спускается, села прямо на пол. Слез не было, только в груди щемила безграничная пустота. Подошел Миша, забрал нож, унес его в кухню, вернулся, сел рядом и прислонился к материнскому плечу.