Blue Strawberry (СИ)

Джагерджак ничего не ответил на немой вопрос в ее взгляде, а просто приблизился к ней и подарил самый заботливый и все понимающий поцелуй. Куросаки была всегда благодарна ему за это, как и за то, что он терпел ее ценой собственных ущемленных интересов и желаний. Она опять поступала с ним несправедливо, опять привносила в его оптимизм толику грусти, опять пресекала желание и боялась отдаться беззаботному счастью и наслаждению. Но ведь...

Ичиго задумалась: теперь, когда она лишилась грубой мужской силы и перестраивала свою жизнь и умения на иной лад, возможно, ей удастся с помощью женской хитрости вернуть утраченный момент? Все же ей, в свою очередь, также было невыносимо смотреть на щемящее душу беспокойство тогда, как преданный арранкар заслуживал совсем иных чувств, эмоций и ощущений…

Девушка, сделав жалобное лицо, потянулась и коснулась губ Гриммджоу осторожно и умоляюще. Пантера не возражал: его ослабевшей синигами нужно было выплеснуть боль и заполнить ее чем-то приятным и безболезненным. Он обнял ее за талию, помогая хрупкому телу, усесться на свои колени. Ичиго запустила пальцы в аккуратно уложенную голубую шевелюру, растрепывая ее и возвращая себе любимого несдержанного Сексту Эспада, у которого даже волосы были непослушными. Улыбнувшись в поцелуй, тот потянул Куросаки за собой, укладываясь с ней на постель и предоставляя ей полную возможность оторваться самой, используя для разрядки его тело…

«Самой?..» – Вспыхнуло это слово некоторой далекой догадкой в голове Пантеры, мигом вспомнившего и про вызов, и про игру, и про реванш... Он с досадой распахнул глаза и увидел уже ликующее лицо Куросаки, победоносно восседавшей на нем.

- Ах, ты… маленькая вруш-ш-шка… – Прошипел арранкар, обнажая клыки в улыбке.

- На войне все средства хороши… – Пожала она плечиками и, приблизившись, постучала пальчиком по его лбу в такт каждому своему дальнейшему слову: – Я же говорила тебе: не меч-тай, что по-бе-дишь се-год-ня…

- Кур-р-росаки, я тебя обожаю… – опрометчиво побежденный Пантера крепко прижал к себе свою жертву, хватая ту за плечи и вжимая в собственное мигом раскалившееся до предела тело. Жар передался губам и теперь сильные напористые поцелуи заставляли девушку позабыть обо всем, что было до этого, и о плохом, и о хорошем. Гриммджоу превосходно знал, как и чем лечить любое настроение и моральное состояние Ичиго.

Горячие руки соскользнули с тонких предплечий вниз, по талии, затем к бедрам, бесцеремонно забираясь под мешавшую ему ткань. Секста страстно перевернул рыжеволосую на спину и, разрывая на ходу свою любимую рубашку на ней, открыл, наконец, доступ к любимому телу.

- Бли-и-ин… – Заныла Куросаки: эта его голубая рубаха была и ее любимым предметом гардероба, что-то вроде «домашнего халатика».

Джагерджак довольно улыбнулся: правильно, он должен был вытеснить из ее головы все ненужные мысли и воспоминания, и что для него какая-та рубашка в сравнении с этой глобально важной миссией.

Он прильнул к нежной ароматной коже на груди, поднялся с поцелуем вверх и ощутимо укусил за шею. Тут же провел острыми ногтями по возбужденно-натянутому до предела прессу своего рыжего воина. Король Пантер засмотрелся на спазматически-частое дыхание жаждущей наслаждений остроконечной груди и на пульсирующую дрожь желания внизу живота Куросаки. Секста довольно промычал: такая волнительная, такая аппетитная… Острый настойчивый язык проложил влажную дорожку вверх от пупка до ключицы и обратно, вкушая сладость этого любимого тела. Затем Гриммджоу с предвкушением приложился к налившемуся, точно яблоки, иному лакомству. Острожные клыки изголодавшегося зверя задели возбужденный сосок, заставляя Ичиго взвизгнуть от болезненно-трепетного удовольствия и яростно посмотреть на играющего с ней, точно кот с мышкой, любимого арранкара.

- Животное… – Простонала она сладострастно.

- Да, кис-с-са, я такой… – Усмехнулся он опасно и щелкнул расстегиваемым поясом на брюках.

Голубые глаза одурманенного хищника вспыхнули шальными огоньками, уже нависая над желаемой добычей. Раздразнившая его карамель затягивала в омут, отключая разум и оголяя инстинкты. Да, он любил ее также сильно, как хотел съесть ее. Пантера, зверь, животное. Он такой и она это любит. Гриммджоу воззрился снова на Куросаки, остатком сознания проверяя ее настрой и готовность, и рыжая ожидаемо бесстыже ему улыбнулась и приоткрыла спелые губы. Секста дерзко поцеловав их, и в тот же момент резко, почти грубо, ворвался в любимое тело, раскроив одним движением ладони все кружево на ее бедрах.

- А-а-ах!- Простонала Ичиго на вдохе, увлекая властный язык арранкара еще глубже, прямо в душу, прогибаясь телом в спине навстречу его мускулистому торсу, за которым бешено барабанило сердце.

Джагерджак запустил одну руку под выгнувшееся пластичное тело и прижал его к себе покрепче. Другой ладонью, скользнув по стройному шелковистому бедру, закинул сильную ногу бывшей синигами к себе на талию. Теперь стало еще глубже, еще жарче, еще ближе… Вдавливая ее в себя грудной клеткой и крепкой рукой с двух сторон, Пантера заставлял Куросаки плавиться от его огня и признавать только его победу. Он усмехнулся, остро чувствуя свое превосходство над своей «слабачкой», но не потому, что он ее одолел, а потому, что она вновь и вновь ему поддавалась, доставляя тем самым его мужской гордости и ее женской слабости должное и несказанное удовольствие…

Ее глаза, потерявшие в расплывшемся тумане четкость видения, спрятались за ресницами.

- Ты снова победил меня… Снова…- Прошептала она в полузабытьи, отвергая поражение и улыбаясь в его звериную шальную усмешку. – Как же я тебя ненавижу…

Гриммджоу ничего не говорил. Не то фыркая от напряжения, не то мурлыкая от удовольствия, он запустил свои пальцы в рот Клубнички, чувствуя на ощупь жар страстной ненависти на них, такой же неистовой, с которой руки не сдававшегося бойца сейчас вцеплялись в его волосы. Увлажненные подушечки вслед за мягкой ладонью Сексты пустились вниз и, возбуждая неблагодарно забытый уголок женственности Куросаки, с жадной быстротой принялись нагонять его температуру до общего накала девичьего тела. Ичиго вдруг вздрогнула и томно застонала, поймав стремительный микроэкстаз, а Джагерджак, уткнувшись довольной улыбкой в ее затвердевшую от наслаждения грудь, задвигался в своей довольной партнерше теперь еще быстрее и глубже, но при этом с поразительной нежностью услаждая ее, как мог делать только он.

- Ненавижу тебя… – шептала она, дрожа от победного наслаждения и всхлипывая от обрушившейся на нее силы, способной не карать, а приносить удовольствие, – … и люблю!..

«Правильно, Куросаки… Ненавидь меня… Ругай… Люби… Целуй… Побеждай… Поддавайся… Только не выпускай из своих губ, мыслей и тела! Ведь я сделаю все, чтобы в твоей голове не осталось больше никаких тяжелых воспоминаний! Чтобы твои сны никогда больше не потревожили черные кошмары! Чтобы твоя жизнь больше никогда не знала одиночества!»

- Ах, Гримм… Гримм-джоу! Гриммджоу! – Прокричала Куросаки, не в силах терпеть больше.

Джагерджак прижался к ее блаженной улыбке щекой и жадно дыша, собирая в легкие весь воздух в комнате и аромат волос любимой женщины, гулко прорычал ей над ухом, догнав и ее на вершинах их совместного удовольствия. Он рефлекторно дернулся, но Ичиго, как всегда, обхватив его всем телом, всеми мышцами, не отпускала своего арранкара из объятий. Пантера крепко прижался губами к ее пульсирующей венке на шее, восстанавливая дыхание для важных слов и возвращая рассудок. Его руки, ухватившиеся за простыни, выпустили не такую мягкую, как кожа Куросаки ткань, и деликатно провели по нежной бархатистой коже на девичьих плечах вверх и вниз. Ичиго тихо рассмеялась – очевидно, это было не так приятно, как щекотно.

- Побудь со мной, Гриммджоу, – прошептала она горячо любимое имя и уткнулась носом в не менее любимую голубоволосую макушку: он здесь, он рядом, с ней, в ней, повсюду, в каждой голубой клеточке его и ее тела. – Ведь я так люблю тебя…