Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман

Немного погодя мальчик осмотрелся. Определенно, он был здесь единственным, кто испытывал страх. Повсюду царило веселое настроение. Как и положено на футболе — дуделки, шапочки, транспаранты…

Пани Похлебка могла гордиться собой. Она умела мобилизовать родителей на совместные мероприятия. Папочки под ее присмотром собирали парты, устанавливали в спортивном зале безумно тяжелые шведские стенки или перекапывали землю за школой; мамочки резали пироги собственной выпечки и беседовали о воспитании детей. Превосходно! Каждый знал свое место, а мир был четко поделен на сферы влияния: мужскую и женскую. И только мать этого чудака, не имеющая ни мускулов, ни кулинарных способностей, не принадлежала ни к одной из этих сфер. Это выводило пани Похлебку из себя, поскольку она не выносила хаоса. А Ядя как раз и олицетворяла собой хаос. Взять хотя бы посадку деревьев в начале сентября. Эта ненормальная путалась под ногами и донимала папаш, действительно ли им не нужна ее помощь. Хорошо хоть мужчины оказались на высоте, и ни один из них не позволил вырвать у себя из рук лопату…

Директриса тяжело вздохнула. Ее педагогическая душа всегда пыталась найти выход из неловких ситуаций. Накануне футбольного матча ей пришла в голову гениальная идея! На перемене она подошла к Готе и сказала, чтобы он не приходил на завтрашнее мероприятие. И вот на тебе! Мало того, что сам явился, так еще его взбалмошная мать собирается выйти на поле. Пани была уверена, что прямо сейчас ее хватит самый настоящий апоплексический удар.

Тем временем Ядя переступила врата ада, над которыми было написано: «Раздевалка для мальчиков». Хотя у нее дрожали коленки, она бодро произнесла:

— Физкульт-привет, ребята!

«Ребята» не ответили. Более того, они стояли как стадо телят, вытаращив глаза. Наконец самый тучный индивид выступил от имени стада:

— Цыпа, ты, наверное, не туда залетела. Мы здесь перед матчем разминаемся.

И вправду, на низенькой гимнастической скамейке Ядя заметила поллитровку и еще какой-то напиток. Некоторые папаши потирали слегка покрасневшие носы.

— Надо взбодриться для куража, — объяснил один из них. — А кроме того, сегодня малость сквозит.

Понятно, подумала Ядя и мысленно взмолилась, чтобы ее не заставили выпить «штрафную». Такой боекомплект с утра был бы убийственным. Но мужчины, как и положено джентльменам, уже утратили к ней интерес. Быстро разлив оставшийся алкоголь в пластиковые стаканчики, они осушили их и разом крякнули.

Ядю поразила синхронность их действий. Если и на футбольном поле они будут так сыграны, то победа обеспечена.

Она присела на край скамейки возле шкафчиков, сняла флисовую куртку и осталась в спортивном костюме. Затем потрясла ногой, желая провести нечто вроде короткой разминки. Затем взмахнула рукой и случайно заехала по носу невысокому, хилому мужичонке, сбив с него очки. — Ой, простите…

Чтобы сгладить неловкость, она улыбнулась, но мужичонка поспешно отвел от нее испуганный взгляд. Ядя готова была поспорить, что в детстве он мечтал о шапке-невидимке и до сих пор верен своей мечте.

Раздался свисток. Капитан команды, самый крупный самец в стаде, скомандовал:

— Ну, парни, готовьтесь. И помните, если кто ляжет под противника, вставлю пи… ну, сами понимаете.

Хилый очкарик охнул и спрятался у Яди за спиной. Резкое движение привлекло внимание самозваного капитана.

— Э, цыпа, ты еще здесь? На мужиков хочешь позырить?

Со всех сторон раздалось омерзительное ржание, но Ядя не растерялась:

— Во-первых, не называй меня цыпой. Во-вторых, я в этой команде — так же, как и ты. В-третьих, если ты сию же минуту не прекратишь дискриминацию по половому признаку, я подам на тебя в суд с обжалованием в Страсбурге. У меня есть свидетели.

Очкарик отреагировал моментально:

— Лично я ничего не видел, хочу только одного: чтобы этот день закончился мирно!

Он-то и стал первой жертвой: сильный удар в колено вывел его из игры едва ли не сразу после свистка.

Доморощенные футболисты гоняли мяч с остервенением, компенсируя отсутствие профессионализма удвоенной агрессией. Детям был преподнесен урок грубого соперничества. Судья метался по полю, пытаясь обуздать игроков, но желтые карточки не помогали. Пани Похлебка уже сто раз пожалела, что затеяла все это. Время от времени она прикрывала рот ладонью, наблюдая за тем, что происходило на поле.

Что касается Яди, то она волновалась еще сильней, чем во время сложных родов, проходивших в присутствии пятнадцати студентов, жадно заглядывавших ей в промежность. От страха она была мокрая, как мышь. Несмотря на это, Ядя пыталась включиться в игру. К сожалению, шовинистически настроенные мужчины бойкотировали ее, явно давая понять, что присутствие бабы на футбольном поле наносит непоправимый урон их самцовому достоинству. Как только Ядя приближалась к мячу, капитан ее команды, нахрапистый боров с красной физиономией, так грозно рычал, что она старалась побыстрее слинять. Вблизи разъяренного животного чувство достоинства улетучивалось у нее мгновенно.

Ядя любила Готю и очень хотела что-нибудь сделать для него, но ведь ему не нужна была ее героическая смерть на футбольном поле. Чтобы сберечь свою жизнь, она бестолково бегала то в одну, то в другую сторону. Мяч для нее был абсолютно недоступен. К тому же папаши из команды противника обращались с ней крайне грубо. Когда ее со всей силы пнули в берцовую кость, в памяти всплыл старый хит Леха Янерко:

Ей и вправду хотелось уйти. Ядя была уверена, что никто, кроме Готи, не заметил бы этого. Она бросила взгляд на трибуны: Готя сидел, зажатый между горланящими болельщиками. Даже отсюда было видно, что он нервно грызет ногти. Неужели Ядя могла его подвести? Она догадывалась, что ее сын сгорает со стыда. Еще бы, ведь эта отстойная баба, выставившая себя на посмешище, его мать…

И вдруг случилось чудо. Рядом с Ядей галопом промчался боровоподобный капитан, пытаясь перехватить мяч у противника. После короткой потасовки он боднул противника в живот, и тот кувыркнулся на землю. Судья показал борову красную карточку. Ядя воспряла. Теперь ей наверняка удастся проявить себя!

Удаленный с поля мужик, рассыпая угрозы, зашагал к трибунам и, к Готиному ужасу, уселся рядом с толстухой Надей. Мальчик содрогнулся, ему показалось, что чьи-то недобрые руки скрутили его желудок в узел. Он интуитивно чувствовал, что близкое соседство к добру не приведет. Этот человек наводил на него страх.

Штрафник-грубиян открыл зубами бутылку пива, сделал большой глоток и, засунув в рот пальцы, свистнул так оглушительно, что сидящие рядом подпрыгнули.

Толстуха, расплевывая во все стороны крошки чипсов, как-то слишком рьяно крикнула:

— Папа, сууупер!

Они были здорово похожи друг на друга. Одинаково злобное выражение, одинаково крупные черты лица, характерная линия оплывшего подбородка. Готя с трудом оторвал от этой парочки взгляд, потому что игра набирала темп. Их команда перехватила мяч и провела серию удачных передач.

— Давай! Дааавай!!! — вопил Надин отец, расплескивая пиво.

Еще несколько метров — и штрафная площадка. Готя крепко сжимал за маму кулачки. К сожалению, она не успела добежать до мяча, и судья засвистел, определив аут.

— Быстрей, растяпа! Боишься, что молоко в бидонах скиснет?! — Надин отец уже как следует подзарядился.

— Это его мать. — Толстуха повернулась и осуждающе указала пальцем на Готю.

Взгляд налитых кровью глаз прошил его насквозь, мальчик весь съежился. Но боров уже утратил к нему интерес и снова закричал Яде:

— На грудь принимай, на грудь! У тебя же есть воздушные подушки! Настоящие буфера, ха, ха, ха!

Сидящие рядом, должно быть, от страха разразились смехом. С каждым новым взрывом хохота у Готи сжималось сердце; в конце концов оно превратилось в засохший комок обиды, похожий на кошачью какашку. И тут произошло нечто… Соперник произвел удар по воротам, возле которых уже кружила вся команда. Чтобы отбить атаку, вратарь вышел вперед, на штрафную площадку. Мяч пролетел у него между ног, и началась суматоха. Ближе всех к опустевшим воротам была Ядя. Она самоотверженно кинулась к мячу и в неразберихе произвела феноменальный удар… прямо в свои ворота.