Распутывая прошлое (ЛП)

Она продолжала плакать, и я повернула голову, чтобы посмотреть на прекрасный дом ее семьи. Мои зубы сжались вместе, а глаза сузились. Неужели ничего нельзя сделать? Логичный шепот. Борись за нее. Борись, когда никто другой не борется.

ГЛАВА 7. ЗАКРОЙ СВОИ ГЛАЗА

Моя встреча с доктором Ратледж провалилась. И это все была моя вина. Мне стоило лучше все обдумать, прежде чем давать ей маленький кусочек своей истории; безусловно, она может уйти от всего, что я говорю ей, но мне-то приходится жить с этим каждый день.

Я сижу на кровати. Мои лопатки упираются об стену. Пальцами рук я обнимаю ноги. Пальцы ног впиваются в простыни. Я качаюсь взад и вперед, стараясь спокойно дышать, но дыхание выходит каким-то судорожным.

Мне нужно поспать, но я не могу.

Свет погасили несколько часов назад. Луна едва показалась, но света было достаточно, чтобы придавать фиолетовый оттенок моей комнате. Я вижу тени, отбрасываемые обнаженными ветками дерева, на своем полу. Они покачиваются на фоне неба из стороны в сторону. Я вижу замороженные сосульки. Они все еще твердые. И все еще держаться. Я стараюсь напоминать себе, что тоже могу держаться.

Но моя решимость ускользает. Мои глаза дрейфуют в угол комнаты. И я вижу мужчину, который сидит в этом углу и наблюдет за мной холодными, немигающими глазами. Это отец Ланы. Он выглядит так, словно хочет разорвать меня на части.

Я слышу его голос. Твердый и резкий. Он заставляет мою кровь стынуть в жилах.

— Ты боишься меня? — спрашивает он.

Пот бисером выступает над моей верхней губой, пока я смотрю на свои ноги.

«Не разговаривай с ним. Не смей», — говорю я себе.

Я подняла голову.

Он присаживается. Я слышу, как трещат его суставы из-за подобного движения. Напоминает раскат грома. Этот звук рикошетом проносится в моей голове, пока я хватаюсь за неё руками, чтобы остановить подступающую боль.

Он – единственный, кто говорит со мной. Он – тот, кто ужасает меня. Он причина всех моих ночных кошмаров.

— Ты ничтожество. Но ты ведь уже это знаешь, верно? И та сучка-докторша видит тебя насквозь, несмотря на всю твою ложь. Когда она откажется от тебя, кто останется с тобой? — его голос повышается. — Никто! Никто, кроме меня!

Его слова, словно кислота. Они выжигают мою душу. Растворяют надежду. Открывают старые раны, заставляя их кровоточить. Я кричу в неистовых муках. Кричу во всю силу своих легких, чтобы заблокировать его голос. Но он принимает вызов и тоже начинает кричать.

Ногти впиваются в мой череп. Я чувствую металлический запах своей крови и продолжаю нажимать все сильнее и сильнее.

Мэри вбегает в мою комнату. Я продолжаю кричать, одновременно наблюдая за тем, как она смотрит на меня, после чего начинает оглядываться вокруг себя, осматривая комнату. Она не увидит его. Я прекрасно понимаю, что не увидит. Он не раскроет себя перед ней.

Он прекращает кричать. Я перестаю вопить. Его губы растягиваются в улыбке. Он подносит палец к губам, качая головой.

Я роняю голову на колени и начинаю реветь.

— Наоми, — раздражается Мэри, одергивая мою руку от ушей. — Что случилось?

Она наклоняется с выжидающим взглядом на лице. Я моргаю. Раз. Два.

— Мне.. мне нужно что-нибудь, чтобы уснуть, — заикаюсь я.

Мэри роняет мои запястья, словно они пропитаны ядом. — Я же уже дала тебе твои лекарства.

Она пытается заставить меня лечь, но я продолжаю сидеть.

— Они не работают, — говорю я нетерпеливо. — Мне нужно больше.

— Я не могу дать тебе больше.

Она мягко пытается уложить меня на кровать, но я сопротивляюсь.

— Почему нет? Я нуждаюсь в них. — Крошечные уколы боли начали зарождаться за моими ушами по мере того, как я смотрю на Мэри. Моя рука дергается. Я крепко цепляюсь за ее руку. — Мне нужно поспать. Мне нужно…

Мне нужно забыть. Мне нужна одна минута в день, когда я не чувствую дурманящий террор.

Она вырывает руку и идет обратно к двери. — Наоми, я не могу выйти за пределы того, о чем сказала доктор Ратледж. Она прописывает лекарства и дозировку.

— Что за гребаная шутка! — закричала я.

— Поговори завтра с доктором Ратледж.

— Я не могу ждать до завтра! — Мэри смотрит в сторону, и я начинаю умолять. — Пожалуйста, Мэри.

На секунду, я вижу проблеск сочувствия в ее глазах. Только секунду.

— Ты будешь прекрасно спать, — произносит она, прежде чем подходит к двери, которая закрывается с сильным щелчком.

Мэри думает, что сможет удержать меня в безопасности за захлопнутой дверью. Думает, что изнурение возьмет верх, и я усну. На самом же деле, она просто заперла меня внутри вместе с дьяволом.

Я в аду.

В аду.

После того, как ушла Мэри, я снова превращаюсь в сумасшедшую. В ту, кем она думает, я и являюсь. Я бросаюсь на дверь. Пинаю ее. Кричу. Подхожу к своему столу, поднимаю стул и бросаю его в дверь.

И все это время он наблюдает за мной, сидя в углу. Его лицо не покидает всезнающая улыбка. Он цепляется за мой страх, ведь именно это его и привлекает. Я даю ему все, что он хочет: контроль и власть. Каждый раз, когда я плачу или сотрясаюсь в страхе, он питается этим. Его тело становится сильнее, голос – громче, а этот умственный захват, которым он удерживает меня, становится болезненным. Внутренности выворачивает наизнанку, после чего они падают на землю в болезненной агонии.

Если бы я была сильнее, то могла бы удерживать ситуацию под контролем. Я сказала бы ему, чтоб он оставил меня в покое и катился ко всем чертам. Я бы сказала ему, что ему меня не испугать.

Но я прекрасно понимаю, что этого никогда не произойдет.

Мои пальцы хватаются за край стола. Дверь распахивается. Я поднимаю голову и смотрю на отражение Мэри в окне. Она включает свет, и мои глаза щурятся, стараясь приспособиться. Мой взгляд перемещается на фигуру, которая все еще находится в углу, наблюдая. Две медсестры заходят в комнату следом за Мэри. Они пытаются успокоить меня. Каждый мускул в моем теле напрягается под руками, которые укладывают меня на кровать. Я сгибаюсь, дергая свое тело в разные стороны. Кусаю предплечье медсестры, которая прижимает мои плечи к матрацу. Бью женщину, которая удерживает мои ноги. Не хочу, чтобы они ко мне прикасались.

Затем, словно по вызову, в комнату пришел врач. Я вижу в его руке шприц и перестаю напрягаться. Вот оно. Мое облегчение. Мои легкие расширяются, и я всасываю весь воздух, который только могу. Скоро, все будет в порядке. Я смогу отдохнуть, не видя его.

— Наоми, Наоми, — цыкает отец Ланы в углу. — Это лишь временная безопасность. Я всегда буду ждать здесь.

Я игнорирую его, фокусируясь на шприце. Мой рукав закатали выше локтя. Я чувствую, как доктор ищет вену. Я стараюсь не дергаться. Когда он находит вену, я ощущаю резкий укол боли. Это того стоит. Я на пути к облегчению. Еще несколько минут, и я буду там.

«Держи глаза закрытыми. Если ты не видишь его, то его здесь нет», — говорит голос в моей голове.

— Я буду здесь, чтобы присматривать за тобой, — произносит он холодным голосом, который граничит с садистским.

Никто из людей, топчущихся возле меня, не реагирует на его злой голос. Лишь я. Хотя и я сейчас стала беспокоиться о нем все меньше и меньше. Препараты делают свое дело. Очень, очень медленно. Мне кажется, что все специально происходит, словно в замедленной съемке. Ведь только так ты сможешь запомнить это ощущение.

Я смотрю на свет, отражающийся на потолке. Он превращается в калейдоскоп белых фрагментов. Они собираются в шары, которые отделяются и разбиваются на миллион кусочков. Я наблюдаю, как они умножаются, и, поверьте мне, это прекрасное зрелище. Так или иначе, я отвожу глаза от потолка и смотрю на лица, окружающие меня. Медсестра, которая держала мои ноги, теперь стоит рядом со мной. Ее лицо размывается. Она гладит мои волосы и произносит мягким голосом: