Ангел в эфире

Держась за край стола, я склоняюсь набок, чтобы лучше видеть дверь в туалет, – впервые в жизни меня не усадили в непосредственной близости от уборной, где беспрестанно будут хлопать дверью, а я буду вдыхать бесподобные туалетные запахи. Я чуть не разразилась рукоплесканиями от радости, когда в дверях появился мой Коннор. На лице его застыло болезненное выражение, на брюках – довольно недвусмысленное пятно. Итак, из окна он не выбросился, а даже если и случилось нечто подобное, то все равно вернулся целехонек. Вот он медленно приближается ко мне – Коннор довольно высок, целых шесть футов, но сейчас выглядит каким-то маленьким и несчастным; никогда еще не видела его таким. Неужели мужчинам так тяжело дается предложение руки и сердца? Он даже вздрагивает при каждом шорохе. Улыбаюсь: «Как же сильно я тебя люблю»; он все ближе, а сердце так и колотится – вот-вот выпрыгнет из груди.

– Что я ему скажу? – шепотом советуюсь сама с собой, дважды икая через каждое слово.

– Малыш, прости, что задержался, – еле слышно извиняется Коннор, а лицо – краснее распластанного на тарелке омара.

Трясущейся рукой подношу ко рту фужер и пью, наверное, половину шампанского расплескав на скатерть. Выпрямляюсь в кресле, расправив плечи и стараясь казаться трезвой. И хотя попытка моя с треском проваливается, лица не теряю, улыбаясь Коннору все с той же теплотой.

– Э-э, гм… У меня там проблемка возникла – пустяки, – продолжает он; его лицо временами выплывает из фокуса. – После расскажу. Итак…

Все, конец. Целый час психовала, со страхом ожидая этой минуты.

– Что итак? – невнятно говорю я и провожу языком по зубам, проверяя, не осталось ли на них частичек еды.

– Гм, ты уже, кхе. – Коннор откашливается, нервозно усаживаясь за стол. – Ты уже что-нибудь надумала? Ну… о том, о чем я тебя спрашивал.

– Надумала. – Надув губы, придвигаюсь ближе к столу, готовясь поведать о своем решении.

– И как?

– Значит так. – Я икаю, почти завалившись на стол. – Я думаю… Ох… Кажется, меня сейчас вырвет.

Крепко зажмуриваю глаза: в голове вдруг все закрутилось, завертелось, и я поняла, что соскальзываю под стол. Как куча тряпья. Опускаюсь на шикарный ковер с длинным кудрявым ворсом, как шерсть у пуделя. Закрываю глаза и вздрагиваю, когда какой-то жесткий предмет падает со стола и ударяет меня по виску – блестящий серебряный футляр со сверкающим кольцом.

Глава 5

ОСТАТЬСЯ ОДНОЙ [18]

Проснулась и поняла, что Коннор гладит меня по лицу. Хотела открыть глаза – не могу век разлепить: вчера три слоя туши намазала перед рестораном. Лягнула себя за то, что так напилась и забыла снять косметику перед тем, как заваливаться в постель. По крайней мере, хотела лягнуть – да не вышло: ноги не подчинялись.

– На, выпей кофе, взбодрись, – нежно шепчет Коннор.

Он ставит чашку на ночной столик, и звук болью отдается в голове – да что там говорить: одеяло и то шуршит с таким грохотом, будто вовсе не из перьев и пуха сделано, а непонятно из чего.

– Ох, – тяжко вздыхаю, отчаянно протирая глаза, чтобы узреть дневной свет.

Однако дневного света нет и в помине, и меня на миг пронзает ужасная догадка: ослепла! Ах нет, слава Богу, просто еще не рассвело. Разбудил меня посреди ночи.

– Коннор, – бормочу я, стараясь обрести власть над собственным языком, – еще ночь, спать надо. Ложись. Ш-ш-ш.

Прячусь под одеяло с невинным намерением свернуться калачиком и заснуть, как вдруг кто-то резко его с меня стягивает.

– Нет, только не засыпай – нам надо поговорить.

– Потом, Кон, до смерти спать охота.

– Нет!

Даже в совершенно разобранном состоянии мне удается уловить настойчивость в голосе Коннора. Превозмогая сон, сажусь на постели и пытаюсь сосредоточиться – голова кругом идет.

– Слушай, Коннор, у меня башка раскалывается, я перепила, и мне, честно, не до тебя. Не знаю, почему тебе так приспичило будить меня посреди ночи, но если… – Тут я вижу в тусклом свете ночника, что на нем пальто: – В чем дело? Куда ты собрался?

Он подходит и присаживается на краешек кровати.

– Мне пора ехать. – Вяло улыбается. – Ты забыла? В Америку, – напоминает он, опуская ладонь на мою руку.

– Господи, уже?! – Меня точно сковородой огрели – так я ошарашена.

– Ну все, малыш, – вздыхает мой ненаглядный, нежно гладя меня по руке. – Такси ждет на улице, я и так припозднился. Все, пора.

– Нет! Ох, Коннор…

Я бросаюсь к нему и цепляюсь за пальто, стремясь прижать Коннора к себе. Он меня обнимает, и я еще раз вдыхаю такой родной, такой знакомый запах. Как страшно! Моя любовь уезжает на целых шесть месяцев, а у нас нет и шестидесяти секунд, чтобы поворковать на прощание. Как обидно: я всю неделю готовилась к его отъезду, то так и не успела сказать самого главного.

– Правда, я не смогу уехать, пока ты не ответишь мне на один вопрос, – наконец говорит Коннор, отстраняясь и вытирая с моего лица слезу.

– Да? Что ты хочешь узнать? Я все скажу.

Плотно сжав губы, он стискивает мой локоть. Пристально вглядывается в мое лицо. Я смотрю в его глаза, синие, лучистые, не то, что мои, – представляю, какой у них вид: красные и опухли после вчерашнего. У меня от напряжения даже голова загудела.

– Вчера вечером, – начинает он и вздрагивает, когда на улице раздается гудок. – Черт, подожди, хорошо?

Стараясь сохранять самообладание, кидаю отчаянный взгляд на окно: взревел мотор такси, в котором мой мужчина умчится от меня почти навеки.

– Вчера мы были в ресторане, – снова начинает он.

– Коннор, мне очень жаль, что я так напилась, прости меня, пожалуйста. К сожалению, ты так долго пропадал в этом дурацком туалете, что…

– Мне очень стыдно, извини. Я все объяснил тебе, если помнишь, – застенчиво отвечает он.

Господи, как я могла про такое забыть?

– Да-да, просто мне было так неловко одной. Я подумала, что от дорогого шампанского, наверное, не пьянеют и один бокальчик не повредит. Откуда мне было знать, что потом такое кошмарное похмелье.

– Возможно, ты самую малость перебрала, Ангелок, но это не важно, дело прошлое.

Снова прогнусавил гудок – на этот раз громче и нетерпеливее. Уже послышались голоса возмущенных соседей.

– Послушай, я не двинусь отсюда, пока ты не скажешь мне, каково твое решение. Да или нет?

Облизываю пересохшие губы и выжидающе смотрю на Коннора. И тут в мозгу, наконец, возникает: «Господи, предложение! Совсем вылетело из головы».

– О-о… – Дыхание так и сперло, я продолжаю дрожащим голосом: – А, это. Я, э-э, тьфу ты…

– Да, я знаю, сейчас не самый удачный момент – мне пора бежать, да и ты… Только мне надо знать сейчас – больше возможности не представится.

Таксист отчаянно жмет на гудок, видимо, вложив в этот сигнал остатки терпения; за окном снова взвизгивает соседка, и к ней присоединяются еще несколько недовольных голосов. Коннор заглядывает мне в глаза, ожидая ответа. Он так напряжен, словно не на кровати сидит, а стоит в стартовых колодках на изготовку, чтобы вот-вот сорваться с места и бежать спринт. Это слишком; голова раскалывается – нельзя же так торопить человека. Мне нужно подумать, свыкнуться с мыслью, что Коннор исчезнет из моей жизни на полгода. Через пару минут я уже буду одинокой девушкой, чей парень умчался далеко и надолго, а такого со мной еще никогда не случалось. Что, если у меня не хватит терпения?

«Не спеши, – слышу я голос разума. – Такие вещи не решаются в одночасье. Если любит, поймет».

«Соглашайся. Ты только посмотри на него: представляешь, как он будет разочарован?» – подсказывает сердце.

– Энджел Найтс, – говорит Коннор, глядя мне прямо в глаза, – ты согласна выйти за меня замуж?

«Хорошо, я согласна подумать, – проговариваю я мысленно, открывая рот, чтобы произнести эти слова. – Хорошо, я согласна подумать».

– Коннор, – начинаю я, откашливаясь (в горло будто цемента налили). – Создание семьи – серьезный шаг, особенно если учесть, что ты уезжаешь. Но я согласна…