Спартанки... блин...

ть, как резаная. Она требовала от нее каких-то движений, поступков. И мать встала с одра тоски и собственного горя и пошла к Петьке. И он ей мягко так, как больной, ответил: «Не ходите, а? Не лезьте, а? Вы сами не раз ходили замуж, так какие же у вас могут быть советы по жизни?»

– Вот именно, вот именно, – бормотала она. – Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

– Пословицы. Том второй. А раз не знаешь, то давайте замолчим друг на друга. От вас ведь, насколько мне известно, ушел ваш сладкоголосый лысый господин?

Почему-то задело слово «лысый». Аркадий, конечно, был плешив, но плешив был и Петька. Она развернулась, дала ему по морде и ушла. И ей показалось, что никогда она не была такой счастливой и освобожденной. А всего-то ничего – хлясь по морде лица за Машку, за себя, за всех женщин сразу, которых она опекает, учит и никогда не присоветует рукоприкладства. Так пусть это будет и за них. Между прочим, удар был не слабым, он сломал Петьке шатавшийся зуб, он, выплюнув его в ладонь, сказал, что счет за работу стоматолога пришлет ей. И прислал через месяц, и она его оплатила от греха подальше, не говоря ничего Машке. Ей она сказала, что Петька свихнулся на бабе, что если на мужиков это накатывает – вспомни мой случай, – лучше отступить. Тебе он такой, из чужих рук, уже не нужен. Машка затрясла головой, завыла. Господи, откуда у нее такая истеричная дочь? Жалела ее, прижимала к себе, но, честно говоря, ей это было противно.
* * *

Вот что предшествовало падению из сумки календарика за 2001 год. Уж не год ли змеи это был? Может, и он.

Но сейчас не давала покоя мысль: что могло связывать Аркадия с этой теткой в юбке-годе? Хотя могут быть триста случаев случайных номеров в любой сумке. Дал кто-то календарик чего-то там узнать, ну, в какой день недели, к примеру, восьмое марта, а на календарике уже был написан этот номер. Кто-то его потерял, а халда просто забыла вернуть. Марина работает в редакции, он собирался сдавать книгу – нормальное пересечение, ни к чему не обязывающее. Телефон на случай… Это ведь нормальный коммуникативный путь в большом городе. Но надо вспомнить, с чем к ней пришла Марина. Разведенка, хотела выйти замуж, но был человек – и не стало. Не сказал ни два, ни полтора.

А разве у нее не так? И разве не так происходит всегда и везде? Стихи еще такие есть… Не помнит, чьи… Когда-то зацепило. Памяти совсем не стало. Вот теперь она будет ходить, искать в хламе памяти те строчки. Еще бы знать, чьи…

Если Марина придет еще, она спросит ее напрямую. В конце концов, опыт их разговора может стать бесценным вкладом в ее копилку. Она, Элизабет, откроется Марине, а Марина проплачет ей свою историю. Ах, вот эти слова:

Вчера еще в глаза глядел,

А нынче – все косится в сторону.

Ля-ля, ля-ля, ля-ля…

И кончается убойно: «Мой милый, что тебе я сделала?» И еще там где-то есть слово «вопль».

Элизабет еще не знает, что Марина никогда к ней больше не придет, что призрачная надежда разобраться в себе при помощи другого