Два одиночества

Терри горько усмехнулась. Все как в сказке: часы пробили полночь и для нее бал кончился. И вот она снова в своем собственном закоптелом жилище — постаревшая, но едва ли поумневшая...

— Кейн, а вы... вы видели в последнее время какие-нибудь стоящие фильмы? — светским тоном поинтересовалась Терри, но тут же, застонав, прикрыла глаза. — Господи, ну что за чушь я несу?!

— Нет. А почему?

— Что «нет»? И что «почему»? — уточнила Терри.

— Я не видел ничего стоящего. И почему вы считаете, что несете чушь?

Терри сидела на кушетке, наглухо запахнувшись в халат и поджав под себя ноги. Кейн привстал, извлек из-под себя кость домино, покрутил ее в ладони и пересел на кушетку рядом с Терри.

— Похоже, кресло заминировано.

— Извините. — Терри смущенно улыбнулась. — Вечером Фреду нездоровилось, и я уложила его спать пораньше. Обычно он убирает за собой игрушки.

Кейн в этом сомневался. И даже очень. Но возражать не стал. Терри явно не принадлежит к категории строгих мам. Наверняка балует мальчишку — чтобы компенсировать отсутствие отца, — и ничего плохого в этом нет. Если не перебарщивать и вовремя остановиться.

— Кейн, а ведь я до сих пор не знаю, чем вы занимаетесь...

— Вы не спрашивали.

— Но ведь сейчас спросила. Хоть и в косвенной форме.

— Я подрядчик. Занимаюсь железобетонными конструкциями и тяжелыми машинами.

Терри чуть расширила глаза, явно не поняв что к чему, а Кейн, не думая о том, что делает, коснулся ее босой ступни и взял ее в ладонь.

— Моя работа — это тяжелое оборудование и строительная техника. Мы расчищаем участки земли для строительства, прокладываем дороги, возводим небольшие мосты и все такое... Короче, как увидите котлован, горы песка и огромные желтые машины, это мы.

Кейн все говорил и говорил, а его пальцы, словно сами по себе, поглаживали ступню Терри. Постепенно — так постепенно, что оба не заметили, как это случилось, — его голос стих. А пальцы медленно продвигались по подошве ее ноги: задержались в выемке, погладили пятку, изучили форму каждого пальца...

Терри прерывисто задышала. Глаза у нее расширились, губы чуть подрагивали. Кейн прикрыл глаза, откинулся на спинку кушетки и вздохнул — так глубоко, что дрожь прошла по всему телу.

Он весь горел от желания. Даже горло свело. Как же ему хотелось распахнуть полы этого дурацкого халата, развязать пояс и расстегнуть одну за другой пуговицы ночной рубашки из фланели в горошек!

Внезапно маленькая ступня выскользнула из его ладони, Терри выпрямилась и, избегая на него смотреть, промямлила:

— Кейн, может, вы... может, хотите еще кофе? Это особый сорт. С добавкой лесного ореха и еще чего-то... по-моему, каких-то специй...

Но оба прекрасно знали, что он хочет вовсе не кофе. И она тоже. Кейн так и не понял, то ли он силой усадил ее к себе на колени, то ли она сама там расположилась, но результат был налицо. По их телам пробежал огонь.

Терри вся дрожала. Теперь, когда она сидела у него на коленях, губы ее оказались слишком высоко, и Кейн опустил ее на подушку, припав к ее рту. Наконец-то ему стало удобно.

Более чем удобно.

Ее губы — теплые и мягкие — на вкус отдавали кофе и корицей. От волос исходил запах дыма и тех самых духов, которыми она надушилась на вечер встречи выпускников. Вот вам и «Черная магия»...

Слившись губами с губами Терри, Кейн наслаждался их сладостью, а руки его тихонько, поглаживали упругие округлости ее ягодиц под мягкой фланелью. Но даже сквозь ткань он ощущал жар ее тела и нежную кожу.

Кейн еще отдавал себе отчет в происходящем. А ведь с тех пор, как он целовал женщину, прошли годы, мелькнула в воспаленном мозгу мысль. Но, похоже, так он никогда еще не целовался. Или с каждой женщиной это происходит по-разному? Раньше он никогда не задумывался над подобными вещами.

Так или иначе, но с Терри все по-другому.

Кейна пронзило желание. Но к плотскому желанию примешивалось и другое, неизведанное ранее чувство. Потребность не только брать, но и давать? Потребность выразить нечто, невыразимое словами?

Кейн покрывал поцелуями все ее лицо, нежно покусывал мочку уха. Она судорожно хватала ртом воздух, и Кейн коснулся губами ее подбородка. Точеного, упрямого подбородка, сводящего его с ума, и снова припал к ее губам.

Парень, не теряй голову! — раздался из глубин сознания внутренний голос, но Кейн не внял предостережению. Он нащупал ее груди, нежные бугорки, напрягшиеся под его руками, и почувствовал, что она вся дрожит.

— Терри, — жарким шепотом выдохнул он. — Если вы не хотите, мы не зайдем слишком далеко. Обещаю.

— Нет, я хочу! — Она перевела дыхание, и Кейн ощутил, какая нежная у нее кожа в ямочке на шее. — Хочу...

— Я тоже, — пробормотал Кейн.

Он опьянел от желания и напрочь лишился рассудка. Раньше он и не представлял, что может испытывать столь сильные чувства к женщине. Нет, в его возрасте это чистое безумие! Особенно после всего, что он пережил. Ну почему его угораздило повстречаться именно с Терри Картер?

С женщиной, у которой есть сын.

Терри тоже не прислушалась к сигналу тревоги, звеневшему у нее в голове. И мало-помалу он стих, перейдя в невнятный шепот, упрямо твердивший, что потом она пожалеет, ох как пожалеет...

— Зачем прятать такую красоту? — пробормотал Кейн, распахнув халат, и дрожащими от нетерпения пальцами расстегнул пуговички ночной рубашки. Обнажив грудь, простонал: — Ты такая красивая...

— Я не... — Терри осеклась.

Вспомнились слова, которые столько раз она выслушивала от мужа.

— Ты что, вообразила себя записной красавицей? Видно, вбила себе в голову, что неотразима! — с ехидцей говорил он, стремясь задеть побольнее. — Увы, детка, не обольщайся! Тебя и привлекательной-то можно назвать с бо-о-льшой натяжкой.

Терри обхватила Кейна за плечи, неотрывно глядя ему в глаза.

Если бы она могла знать, как они сейчас выразительны, ее глаза!

Это Кейн, а не Джон! — твердила она себе. И она уже не та прежняя, беззащитная толстуха в очках.

Она привлекательная, интересная и независимая женщина, черт ее возьми! И заслуживает восхищения. Да-да! И может возбудить желание в любом мужчине.

Господи, что я делаю?! Какого черта так распалился? Ведь я не собирался даже целовать ее! И все-таки поцеловал, и одного поцелуя оказалось недостаточно. Решил как следует рассмотреть и ощупать ее всю. И что теперь? Снова завернуть во фланель и поставить на место, откуда взял?

Вот идиот! Спрашивается, над кем же он подшутил?

— Терри, дорогая, я слишком стар, чтобы заниматься этим на диванчике в гостиной.

— Да... — беззвучно прошелестела она одними губами.

А ее глаза словно прилипли к зеркалу над камином. Широкие плечи и мускулистый торс Кейна, склонившийся над ней. Светло-русая голова над ее черноволосой и ее молочно-белая обнаженная грудь в вырезе сорочки. И острые, возбужденные соски, зажатые загорелыми чувственными пальцами Кейна...

Терри казалось, будто она подсматривает за посторонними людьми, и в этом было нечто столь интимное, что у нее голова шла кругом. Ни разу в жизни она не испытывала подобного возбуждения. Желание накатило на нее с новой силой, и она шепнула:

— Кейн, а вдруг мы совершаем ошибку?

— Может, ты и права, — севшим от волнения голосом ответил он и втянул ртом ее губы.

И когда они снова слились губами, последние крупицы разума утонули в долгом, пленительном поцелуе.

— Терри... — выдохнул Кейн, оторвавшись от ее рта. — Я думал, опасный возраст для меня позади, но теперь вижу, что ошибался.

И не в силах побороть притяжение — притяжение ее атласной кожи, вкуса губ, восхитительного женского аромата, — он целовал ее снова и снова, каждым движением языка выражая то, к чему неумолимо стремилась его плоть.

Терри застонала. Одной рукой она еще крепче обвила его шею, а другой играла его волосами. Кейн старался не наваливаться на нее всем своим весом, но на узенькой кушетке это было не так-то просто.