Наследницы

— Алло, — сказала она, зевая.

— Анжу, слава Богу, я тебя поймала.

Анжу простонала, ее стон перешел в зевок, и она едва слышала, как мать рокотала в трубку что-то о частном детективе и графе Маунтджой.

— Граф — твой прадедушка, Анжу, и он богат. Он специально нанял детектива, чтобы разыскать тебя. Он говорит, что скоро ты узнаешь что-то интересное для себя.

Анжу слышала радость в голосе матери, когда та рассказывала ей о Маунтджоях.

— До свидания, маман, — сказала Анжу, повесив трубку, и вернулась в комнату.

Она легла на кровать и, закинув руки за голову, стала думать о возможности оказаться единственной наследницей старого лорда Маунтджоя. На лице Анжу появилась счастливая улыбка. Ее мечты становились былью. Она каким-то необъяснимым способом чувствовала это и раньше. В это утро Анжу спустилась вниз раньше всех. Она во всем стремилась быть первой. Одетая в серое платье-сарафан и белую блузку, длинные черные хлопчатобумажные чулки и черные ботинки, с аккуратно зачесанными назад и стянутыми черной ленточкой волосами, она выглядела невинной пай-девочкой. По ее виду нельзя было сказать, что она провела бессонную ночь.

На экзамене Анжу получила отличную отметку.

Глава 9

Суэйн с облегчением уехал из Парижа. Он думал, что никогда в жизни не видел ничего более желанного, чем белые скалы, очертания которых неясно вырисовывались сквозь туман и дождь. Ла-Манш штормило. Не в силах больше выносить спертый воздух внизу, Суэйн провел последние несколько часов на палубе, сидя под дождем с закрытыми глазами, чтобы не видеть накатывающиеся одна за другой огромные зеленые волны, и стараясь подавить приступ тошноты.

Зарубежные поездки были не для него. За границей не было ничего такого, чего не могла бы предложить Англия, и Суэйн недоумевал, почему богачи так любят эти поездки. Ему были не нужны их красное вино и вонючий сыр. Он хочет иметь старушку Англию, пинту горького пива и завтрак пахаря.

Суэйн благодарил Бога, что ему не пришлось ехать в Италию на поиски Фиоралди-Суинберн — отпрысков семьи Маунтджой, а тем более ему претило тащиться в Техас. Суэйна передернуло от этой мысли, что он, цивилизованный человек, ступит на землю ковбоев и снайперов за тысячу миль от родного дома. Да и времени было в обрез. Как только он доберется до Лондона, то сразу же позвонит в Америку.

Детектив стряхнул капли дождевой воды со своей новой коричневой фетровой шляпы и нахлобучил ее себе на голову. Его грязный плащ весь промок, но он был рад вернуться на «зеленую и милую сердцу английскую землю».

Суэйн, едва держась на ногах, вошел в станционный буфет, снова снял шляпу и заказал себе чашку чая. Добавив три полные ложки сахара, немного молока, он задумчиво помешал напиток и сделал глоток. Горячая жидкость, обжигая глотку, потекла в желудок. Выпив чай, детектив глубоко вздохнул. Заплатив три пенса, он надел шляпу, потуже затянул на плаще пояс и улыбнулся официантке. Нет ничего лучше, чем чашка крепкого английского чая. Он почувствовал себя совсем другим человеком.

Пока поезд, постукивая колесами, продвигался к Лондону, Суэйн размышлял над маленькими удовольствиями, которые ожидают его дома. Прежде всего он наведается в свой офис на Стрэнде и сразу же закажет разговор с Хьюстоном в Техасе, так как соединение может занять несколько дней. Затем напишет отчет и посмотрит, нет ли сообщений. Потом на автобусе доедет до своего маленького домика с террасой, где его ждет жена с вкусным горячим обедом. Но прежде чем сесть за стол, он выведет собаку на долгую прогулку. Суэйн знал, что спаниель соскучился по нему, а жена не любит ни собаку, ни прогулок с ней. Пожалуй, сегодня он выведет собаку на прогулку два раза: один раз до обеда, а второй — после, когда заглянет в «Лошадиную голову», чтобы пропустить кружечку пива и поболтать с друзьями. Глаза Суэйна закрывались, и вскоре он заснул с улыбкой на лице и не просыпался до самого Лондона.

В Лондоне шел дождь, но Суэйн не обращал на него внимания: обычная лондонская погода. Он доехал на автобусе до Стрэнда и быстро взбежал на четвертый этаж, где располагался его офис, чувствуя себя хорошо отдохнувшим.

Он поднял вверх раму окна, выбросил из пепельницы окурки, закурил сигарету и позвонил. К его удивлению, его немедленно соединили с полицейским управлением Хьюстона. Он попросил их содействия: ему был нужен достойный частный детектив, чтобы помочь в одном деле. Они назвали ему имя Эдгара Смолбоуна.

Из-за повреждений на линии Суэйну понадобилось несколько дней, чтобы связаться со Смолбоуном, а когда их наконец соединили, в трубке так трещало, что он едва мог что-то расслышать. Все же каким-то невероятным образом ему удалось рассказать свое дело Смолбоуну и попросить у него помощи.

После того как финансовые вопросы были отрегулированы, Смолбоун сказал, на взгляд Суэйна, несколько поспешно:

— Я уже в дверях, чтобы немедленно отправиться в Сан-Антонио.

Суэйн положил трубку, закурил вторую сигарету и тяжело вздохнул. Он надеялся, что поступил правильно и Смолбоун порядочный человек, так что он не зря потратит деньги.

Смолбоун был худым человеком гигантского роста и с тяжелым лицом. Он носил ботинки огромного размера и весил двести пятьдесят фунтов. Двести пятьдесят фунтов сплошных мускулов! Смолбоун больше привык заниматься угонщиками скота и банковскими грабителями, а не пропавшими родственниками, но, когда Суэйн предложил ему работу, он решил, что перемена ему не помешает. К тому же это были легкие деньги. Но одно дело было разыскать ранчо Маунтджой, и совсем другое — найти кого-нибудь из родственников, которые согласятся поговорить с ним.

Стояло свежее и прозрачное утро, когда Смолбоун отправился на ранчо на своей старой, забрызганной грязью черной машине. У нее было испорчено зажигание, помяты крылья, на заднем стекле красовалось пулевое отверстие, пробитое банковским грабителем, которого Смолбоун так и не поймал, потому что, когда в него летела пуля, Смолбоун знал: пора смываться.

Он был удивлен, когда увидел на покосившемся крыльце маленького бревенчатого дома сердитую черную леди с дробовиком и дворняжку с настороженными глазами, которая предупреждающе рычала.

— Что у вас за дело ко мне, мистер? — спросила Элиза Джефферсон, прикладывая к плечу дробовик.

— Прошу прощения, что беспокою вас, мэм, но указатель говорит, что это ранчо Маунтджой, а я ищу кого-нибудь из хозяев.

— Кого именно? — спросила Элиза, с подозрением глядя на незнакомца.

— Любого из них, мэм. В Лондоне живет их родственник, граф Маунтджой, который хочет разыскать потомков своего давно умершего брата Джорджа. Найти их — моя работа, и поэтому я здесь, чтобы просить у вас помощи.

Глаза Элизы широко раскрылись. Она опустила дробовик, приказала собаке замолчать и сказала:

— Здесь нет Маунтджоев, которые бы захотели разговаривать с графом. Эта ветвь Маунтджоев давно покинула эти места и живет своей отдельной жизнью. Они не захотят, чтобы граф вмешивался в их дела. — Но любопытство все же победило, и Элиза спросила: — А что, собственно, он хочет знать?

— Он сказал, что это в их же интересах, — ответил Смолбоун, пожимая плечами.

— Гм! — презрительно фыркнула Элиза. — Скорее в его интересах, насколько я понимаю. Возможно, он хочет наложить свою лапу на ранчо. Готова поклясться, что это так. Он хочет его отобрать. Передайте от моего имени, мистер, что ему не удастся прибрать к рукам эту собственность, поскольку придется иметь дело с Элизабет Джефферсон.

Женщина вся пылала от возмущения, а дворняжка опять предупреждающе зарычала. Смолбоун попятился назад, не спуская глаз с собаки.

— Я думаю, что вы ошибаетесь, мэм, — сказал он примирительно. — Просто скажите мне, когда мистер Маунтджой придет домой, и я вернусь сюда и поговорю с ним.

— Здесь нет никакого мистера Маунтджоя, парень, поэтому не трудись возвращаться назад. Тебе здесь нечего делать.

Смолбоун быстро сел в машину и включил зажигание. Собачонка тем временем сбежала с крыльца и, не переставая брехать, бежала за ним до тех пор, пока он не выехал на основную магистраль.