Считай звёзды (СИ)

— А ты не блещешь умом, кусок, — О’Брайен морщится от боли в горле, садится, горбясь, и потирает затылок, разминая его пальцами. Молчим. Недолго, но успеваю ощутить на себе давление из-за ситуации, в которой не знаю, как себя вести. А так же не уверена, хорошо ли, что парень заговаривает сам:

— Как спина? — он явно старается избавиться от остатка сна. Видно, что не совсем соображает, возможно, его еще покачивает.

— Нормально, — лгу. Швы болят ужасно. Сомневаюсь, что смогу передвигаться без проблем. С моих плеч давно спало одеяло, поэтому кожа подвергается атаке холода, что приводит к проявлению мурашек. И чего тут так холодно? Растираю плечи, хмуро оглядывая палату, а Дилан двигается к краю кровати, потянув руку к спинке стула.

И тут я замечаю. То, что по какой-то причине оставалось вне поля моего внимания.

И парень замечает, словно позабыв о том, о чем ему нет права запамятовать.

Его руки. Они в ужасном состоянии, будто на протяжении многих лет подвергались разного рода насильственным действиям. Что за…

Резко отворачиваю голову, уставившись в стену, ибо О’Брайен стреляет на меня взглядом, быстрее присаживаясь, скорее хватая кофту и натягивая на себя. Сидит спиной ко мне, и давление молчания возвращается. Оно опять говорит о своем присутствии, вынуждая меня немного сутулиться, напряженно ожидая, пока Дилан закончит разбираться со своей вещью. Он долго держит пальцами бегунок молнии, секунд через тридцать потянув наверх, чтобы скрыть футболку. Дергаю ткань одеяла, потянув его на свои плечи, чтобы закутаться, и делаю это вовремя, поскольку в дверь палаты стучат. Мы переводим внимание на вошедших учителя и врача. Первый выглядит устало, второй полон энергии и сил, поэтому и разговаривает звонко, четко, без запинки:

— Доброе утро, — они оба подходят к кровати, и мужчина в халате вынимает ручку из кармана, начав листать какие-то бумаги:

— Как самочувствие, Райли?

— Нормально, — тараторю, ещё не совсем привыкая к боли.

— Жалобы имеются?

— Нет, — лгу, чтобы не отнимать его время, да и учитель внешне очень недоволен тем, что я приношу ему неприятности. Приплыли. Чтобы я ещё хоть раз…

— Мы ещё раз обследуем тебя, — врач улыбается. — Пока твой отец не приехал, — смотрит на учителя, уточняя. — В каком часу за ней подъедут?

Я хмурю брови, удивленно обратившись к парню, который продолжает сидеть на месте, слушая разговор взрослых:

— Кто-то сообщил отцу? — двигаюсь ближе, морщась от укола в спине. Дилан немного отклоняется назад, хмурясь:

— Ну да, — возвращается в нормальное положение.

— Райли, — учитель обращается ко мне. — Твой отец разрешил нам оставить тебя здесь. Ты ведь понимаешь, что нам нужно вести школьников обратно и…

— Я понимаю, — перебиваю, кивая головой, и тогда учитель обращается к Дилану:

— Ты собираешься?

— Я тут, — парень зевает, рухнув лицом обратно в подушку, чем вызывает негодование у мужчины, а на моем лице улыбку. Да, этот тип даже не подозревает, как выбешивает других, хотя, думаю, он делает это нарочно.

— Окей, — веселый доктор закрывает папку с листами, кивнув мне. — В таком случае, мы проведем исследование до обеда, ладно? — пожимаю плечами, сжав губы, и мужчина обращается к учителю:

— Но вам всё равно требуется заполнить бланк с её данными, — и эта информация встречает такую же безнадежную гримасу на лице человека, явно не любящего заниматься лишней работой. Они начинают обсуждать важность этого «бланка» и почему мой отец по прибытию не может заполнить сам, а я вдруг чувствую неприятное давление в животе. И нет, меня не тошнит, просто я… Видимо, наглоталась воды, обпилась, грубо говоря, вот и… Боже, как же всё это неловко.

Пока взрослые увлечены друг другом, предпринимаю попытку спустить ноги с кровати, чтобы незаметно покинуть палату, но боль в спине тут же призывает прижать к швам ладонь. Издаю писк, замирая в надежде, что никому мой жалкий стон не был слышен, но, конечно, его улавливает парень, который присаживается, двигаясь ко мне:

— Куда ты собралась?

— Никуда, — фыркаю, но боль с лица убрать не могу, да и в туалет надо. Знаете, это неприятное последствие переохлаждения? Вот этого я боюсь больше всего, поэтому краснею, как ненормальная, когда переступаю порог морального, повернувшись к Дилану телом, и наклоняюсь к его плечу, смущенно бубня прямо в ткань кофты, вплотную прижав к ней губы:

— Мне надо выйти, — тихо, и парень щурит веки, так как толком не разбирает слов, плюс врач начинает злиться, объясняя важность моей регистрации учителю. Моргаю, набирая воздуха в легкие, и поднимаю голову, тихо проговаривая в затылок Дилана:

— В уборную, — прикусываю язык, молясь, чтобы этот тип не начал подкалывать меня, но парень поворачивает голову, взглянув мне в глаза, после чего так же молча слезает с кровати, обходя её. Опускаю глаза, не могу без стыда вытерпеть подобное. Непривычно просить помощи, особенно в данном случае. Поворачиваю ноги к краю, О’Брайен руками помогает мне полностью спустить их, и так же без шуточек берет меня под плечи, потянув на себя. Морщусь, но встаю на ноги, громко выдохнув через нос. Спине больше всего досталось. Невыносимо, правда ни единого звука не издаю, думая, что на этом помощь парня ограничится, но сегодня он приятно удивляет, вгоняя меня тем самым в ступор. Дилан идет позади меня, придерживая за плечи, не дает мне сильно согнуться, иначе не смогу выпрямиться.

Ведет к двери.

А внутри я сгораю от неловкости.

***

Должно быть ощущение легкой потери комфорта, а Дилан почему-то испытывает совершенно иное. Стоит у стены около двери в женскую уборную, куда заходят и выходят особи противоположного парню пола. В коридоре довольно шумно, видимо, этот город не знает понятия «разделенной больницы». Здесь содержатся и взрослые, и дети, а последним отводится отдельный этаж, но носятся они повсюду, играя и нарушая своим визгом покой отдыхающих больных.

Так вот, стоит, наверное, объяснить отношение О’Брайена. Скорее всего, единственный человек, сгорающий от стыда, это именно Райли, вот только Дилан задумывается исключительно о своеобразных плюсах, как бы смешно не звучало. Если девушка всё-таки попросила помочь, значит, какая-то степень доверия между ними имеется. А это уже что-то, учитывая их нестабильные отношения, колеблющиеся от обнимания до избиения (преимущественно кулаками машет Янг, парень не упустит шанса бросить смешок, поняв, что в их «недоотношениях» эта хрупкая девчонка является агрессором). В любом случае, можно добавить факт понимания. Дилан тоже проходил через последствия переохлаждения, и знает, что подобное не совсем забавно, к тому же, у крольчихи вообще произошел сбой с органами дыхания, такого у парня не было, так что он не совсем понимает, насколько всё плохо.

Главное, что сейчас она дышит и уже в том состоянии, чтобы возмущаться. Еще немного — и возможность махать кулаками вернется. Полное выздоровление.

Дилан усмехается, держа руки сложенными на груди. Голос его мыслей в голове звучит с сарказмом.

И есть один момент, после которого парень точно не в настроении шутить, поскольку он немного напряг его физически и морально. Этот чертов взгляд из-за плеча. Ее чертов взгляд из-за его плеча. Серьезно, О’Брайен уверен — ни хера милее ему пока не приходилось видеть. Если девчонка так и задумывала, то она прекрасно справилась с задачей. Дилан на секунду окаменел, но хорошо, что умело скрыл это, тут же приступив к выполнению ее поручения.

Гребанный кусок кроличьего мяса. До хера милый кусок.

Вдыхает, закинув голову, и выдыхает в потолок. Глаза так и не привыкают к неприятному освещению, вызывая дискомфорт, из-за чего приходится изредка тереть веки, чтобы избавиться от покалывания.

Двери лифта открываются. Изнутри вываливается около пяти детей и их нянька, спешащая остановить группу непослушных, и только после лениво вышагивает обиженный миром учитель, медленно плетется в сторону Дилана. О’Брайен предвкушает поток негодования и жалоб, поэтому сразу нагло и натянуто улыбается, как бы моментально включая свою защиту: