Услышать тебя...

— Знаю, — ответил Сергей. —За то, что вы такая красивая... — И, прибавив шагу, скрылся в приемной.

Вернувшись от Голобобова, Сергей закрылся в фотолаборатории и стал печатать снимки. На самом боль­шом формате отпечатал еще одну фотографию собаки. Долго смотрел на нее, потом бросил в ванну с водой. Отпечатал несколько снимков девчонки с портфелем. Один сильно увеличил. Тот самый, где Наташа сидит на ветке и смотрит на мир широко раскрытыми глазами. Потом сделал Лилины фотографии. Низко нагнувшись над столом, внимательно рассмотрел каждую. Один ее снимок на берегу озера тоже увеличил.

Потом стал разворачивать старые пленки и печатать подряд все, что раньше откладывал. Когда и эту ра­боту закончил, облокотился о стол и задумался. В тем­ной кабине, едва освещенной красным фонарем, было жарко и душно, но выходить не хотелось. Сегодня он написал первую свою корреспонденцию для газеты. По­чему-то раньше такое и в голову не приходило. И самое удивительное, эта непривычная для него работа заняла немногим больше часа. Почти столько же Лиля перепи­сывала. Писалось ему легко, с подъемом. Мысли обго­няли перо. Он слышал мощный шум хлынувшей через опущенную плотину воды, видел довольные лица лю­дей. Написал о характере укрощенной реки, о живо­писных рощах на берегах, не забыл про закат... Сергей получал удовольствие от этой работы. Он совсем за­был про Лилю, сидевшую рядом тихо, как мышь. Она с удивлением смотрела на него. Слова, эпитеты, срав­нения рождались мгновенно и свободно ложились на бумагу... Если бы Сергей в тот момент взглянул на де­вушку, то увидел бы на ее лице и удивление, и что-то еще. ..

— Сергей! — стучал в перегородку Феликс. — Оглох, что ли?!

— На орбите? — крикнул Сергей, не открывая дверь. — Что? — не понял Феликс.

— Спутник, спрашиваю, запустили?

Он вышел из лаборатории и зажмурился. Сколько раз он говорил себе, что сначала нужно дверь приотво­рить, привыкнуть немного к свету, а потом выходить. Те­перь стой с минуту, как дурак, и хлопай глазами.

— Подписи я за тебя буду делать? — услышал он окающий голос дяди Кости. — Полоса сверстана, а подпи­сей под снимками нет.

Глядя на очкастого, с лбом Сократа, ответственного секретаря, Сергей широко улыбнулся. «Полоса сверста­на. . .— повторил он про себя прозвучавшие музыкой слова. — Значит, материал идет!»

— Чего это ты так развеселился? — подозрительно посмотрел на него дядя Костя. — Уж не держишь ли ты в своей будке вместо проявителя что-нибудь покрепче? Феликс приподнял голову и с любопытством взгля­нул на Сергея: а ну как и вправду есть что-нибудь спирт­ное? У художника-ретушера трещала голова с похмелья.

— Как материал? — спросил Сергей.

— Девчонка-то оказалась толковая... — рассеянно ответил дядя Костя, глядя через плечо Феликса на штри­ховой рисунок, который тот заканчивал. — Говорит, что это ее первая проба пера, а по почерку — опытная жур­налистка. .. В двух-трех местах только и поправил. И со­кратил начало.

— Черт возьми... — пробормотал Сергей. — Когда же спутник запустят? А может, он уже летает, а мы не знаем...

Ему очень хотелось еще поговорить с ответственным секретарем, но тот скомандовал:

— Бегом в машбюро! Продиктуй подписи и — ко мне!

— Слушаюсь, шеф! — гаркнул Сергей, вытянувшись по-военному в струнку.

— И эта дворняга будет у нас жить? — спросила мать.

— Он такой симпатяга, — сказал Сергей. — Даже умеет улыбаться.

— Что же он не улыбается? — полюбопытствовал Генка.

— От такой встречи, которую ему здесь оказали, впо­ру заплакать, — усмехнулся Сергей.

— Ты что, серьезно хочешь, чтобы пес остался у нас? — поинтересовался отец. Он всего на два дня при­ехал из-под Риги, где прокладывал железнодорожную ветку, и вот такой сюрприз!

— Мы с ним на мотоцикле отмахали тридцать кило­метров по проселку...

— Собаки и кошки всегда дорогу домой находят,— заметила мать, 

— Сережа, скажи ему, чтобы улыбнулся, — попросил Генка.

— Он никому не помешает, — сказал Сергей.

— Никому, кроме меня, — ворчливо сказала мать.— Не хватало еще собаки на мою шею!

— Добро бы поросенок, — поддакнул отец. — От него хоть польза.

— Мы его будем долго-долго кормить, а потом съедим, как борова Ваську, — вполне серьезно изрек Ва­лерка.

Все улыбнулись. Даже мать. Лишь Валерка, накло­нив набок золотистую пушистую голову, внимательно и серьезно смотрел огромными синими глазами на собаку.

Все семейство Волковых собралось во дворе. Только что привезенная Сергеем собака смирно сидела у его ног и тоже с интересом рассматривала своих новых хозяев. Когда кто-нибудь говорил, ее стоявшие на макушке уши двигались и, как маленькие радары, поворачивались в сторону говорившего. Морда же была невозмутимо-непо­движной.

— А что это за порода? — поинтересовался отец.

— Неужели не видишь? — сказала мать. — Обыкно­венная бездомная дворняга. Все ребра можно пересчи­тать. Где ты ее только подобрал?

— Собак ведь не едят, — сообразил Валерка. — Пусть живет.

— Я думаю, это помесь лайки с овчаркой, — сказал Сергей.

Собака подвигала ушами и вдруг два раза кивнула, будто подтверждая сказанное.

— Вы видели, она кивнула головой! — засмеялся Генка. — Сережа, можно я поглажу?

— А потом я, — с опаской протянул руку Валерка. Кудрявые светлые волосы на его голове сияли.

Собака внимательно посмотрела на Генку, потом на Валерку и улыбнулась. Приподняв сбоку мягкие черные губы, показала ослепительные клыки.

— Да, действительно, пес с юмором, — сказал отец.

— Над нами смеется, — ввернула мать.— Дескать, принимайте, люди добрые, еще одного нахлебника... Он ведь, наверное, прорву сожрет?

— Сереж, он будет меня защищать? — спросил Ген­ка.—Я тут вчера с Гришкой подрался... — и прикусил язык, взглянув на мать. — Не то чтоб подрался, а так, поборолись. ..

— Вот, значит, кто тебе новую рубаху на груди рас­садил, — покачала головой мать.

— Он пока будет жить в сарае, — сказал Сергей.— Генка, когда меня не будет дома, ты его...

— Ему надо уроки учить, а не с собакой возиться,— перебила мать.

— Я буду за ним ухаживать, — объявил Валерка.

— Я не испытываю особой любви к собакам, — ска­зал отец, — но раз уж пес здесь, о чем еще говорить?

— Вам-то что, — сказала мать. — Ты опять на два месяца уедешь прокладывать эту ветку, Сережка в ко­мандировку укатит, а с собакой возиться буду я.., Как хоть звать-то его?

— Дружок.

— Небось голодный? — посмотрела мать на Друж­ка.—Генка, там на полке синяя эмалированная миска с погнутым краем. Вылей в нее оставшийся в кастрюле суп... Или ладно, знаю я тебя, растяпу, лучше уж сама.

— Мам, я ему туда хлеба покрошу! — обрадовался Валерка. Он тоже понял, что собака остается.

 Когда мать ушла, отец вытащил папиросы, закурил.

— У него хозяина не было? — спросил он.

— По-моему, этот пес сам выбирает себе хозяина,— сказал Сергей. — Я спрашивал, никто не знает в Кунье, откуда он взялся. Появился месяц назад, худой, ощети­нившийся. Ни разу ничего ни у кого не украл, не попро­шайничал. Днем слонялся по поселку. Причем не у каж­дого брал еду. У старушки одной и у официантки из чай­ной. Ночью ходил спать в лес. Один мужик как-то привязал его веревкой. Утром вышел во двор: веревка оборвана, а собаки нет... А мы с ним сразу подружились. Надо полагать, ни разу не ездил на мотоцикле, а только поманил — прыг на бензобак!

— Не покусал бы он кого... Теперь насчет этого строго. Наверное, надо у ветеринара зарегистрировать, ошейник купить?

— Завтра, — сказал Сергей.

— И все-таки, парень, чудной ты... Садишься на мо­тоцикл, мчишься куда-то и привозишь бездомную соба­ку. На кой черт она тебе понадобилась?

— Собака — друг человека, — улыбнулся Сергей.

— Тебе смешно, — нахмурился отец, — а матери но­га я забота.

— Вот увидишь, она полюбит Дружка.

— Ты тут теперь за старшего, — сказал отец. — Сам понимаешь, с такой оравой матери трудно. А тут —соба­ка!—Он сбоку взглянул на сына: —А может, мне его