Сумочка

– Марк! Я продала Бехлера!

По выражению его лица, напряженного и удивленного одновременно, не могу понять, расслышал ли он.

– Продала Бехлера. Великого Бехлера. Готово!

– Да, я понял. – Он недовольно бурчит, в его голосе чувствуется агрессивность. Затем, словно преодолев невидимый барьер, продолжает: – Стоит отметить, детка! Загляну в одиннадцать, и мы поедем завтракать на побережье.

– Но я уже запланировала завтрак в другом месте.

Тишина. Марк смотрит на меня с ненавистью. Качает головой.

– Отлично.

Хорохорится. Однако на душе у него кошки скребут. Ревнует. Внутренне торжествуя, нежно беру его под локоть:

– Марк? Знаешь, это не то, что ты думаешь.

Отдаляется.

– Ничего я не думаю!

– Неправда. Ты считаешь, что я завтракаю с Дон Жуаном, чтобы отпраздновать продажу картины. Это не так.

– Так с кем же ты завтракаешь?

Почти женская реакция. Пленник своей навязчивой идеи, Марк заходит настолько далеко в отрицании своего «Я», насколько это возможно. Улыбаюсь.

– Ты ведешь себя как женщина…

Чуть не сказала «как баба». К счастью, вовремя спохватилась.

– Ты не ответила, Клео! С кем ты сегодня завтракаешь?

Что тебе это даст? А ты говоришь мне, с кем ужинаешь?

– Я завтракаю с…

Не могу произнести. Еще не время.

– …с моим агентом.

Удивленный и негодующий взгляд. Скептичный. Поднимает руки, передумал, позволяет им расслабленно упасть вдоль тела.

– С твоим агентом? Но у тебя нет агента, дорогуша. – Падает на диван. – Ты могла придумать что– нибудь более правдоподобное? «С моим агентом»!

Уставший, с изможденным лицом, собирает документы. Встает.

– Я пошел. Пока.

Он меня не поцеловал. Не сказал «до вечера». Даже не обернулся.

– Марк!

Невнятное бормотание. Спешу за ним на лестницу.

– МАРК!

Внизу захлопнулась дверь. Хлоп. Я опять сделала промах.

Могла бы сказать, что завтракаю с Майей. В этом нет ничего странного. Но он мог захотеть к нам присоединиться. И потом, я не умею врать. В конце концов… Я могла бы действовать как мужчины: вообще ничего не говорить, поменять свои планы, перенести на завтра встречу со Стефани и поехать сегодня с Марком на побережье. Дилетантка. Мне еще многому надо учиться.

Улика № 4 (виртуальная). Ежедневник, испещренный помарками.

Рассеянно обыскиваю квартиру в поисках новых следов. Ничего не могу найти. С одной стороны, это меня успокаивает, а с другой – я чувствую себя обманутой. Признаков похождений Марка больше не обнаружено, и я, помимо прочего, сетую на него за то, что он не поставляет мне необходимый материал. Маловато. Но все же я довольна. Улики придумаю сама. И главное, позволю высказаться Стефани. Готова поспорить, у нее есть идеи на этот счет.

Я застаю ее смакующей кофе по– мавритански в бистро на площади Вогезов. На улице. Перед нами сквер, засаженный лавандой. Пчелы. Шмели. Прямо передо мной очаровательный шершень. Кошмар.

– Ну что, ты мне принесла образцы? Мы ведь на ты, да?

Разумеется, если нам вместе работать. Все же мне не по душе эта новая близость.

– Я вам… м– м… Я тебе составила список улик. Нужно бы это обсудить.

Возбужденная, она наклоняется ко мне. Ее глаза оживляются. Красивая.

– Давай сюда! – Читает вслух: – Улика номер ноль: сумочка. Название: «Разбить пару». Ты хотела сказать «тару»?

– Нет. Муж подарил такую же своей подружке.

– Ах да, точно. Обалдеть. У мужиков иногда такое странное поведение.

Она ничего не знает. Сегодня у нее большая сумка из зебровой кожи, недорогая.

– Улика номер один: остаток на счете по кредитке. Улика номер два: чек…

Оливка, родом из Ниццы, которую она собиралась проглотить, остается на кончике деревянной зубочистки. Она начинает ею выписывать круги. Посетители наблюдают за вращениями оливки, гадая, когда же они смогут поймать ее в фокус. Наконец Стефани открывает свой амбар, служащий ей ртом, абсолютно несоизмеримый с кончиком зубочистки, который она прикусывает. Тревога миновала. Рыбина. Уродина.

– Слишком рано. Ты не можешь сразу представить чек, а также распечатку. Сначала обнаружилось бы много всяких признаков, например… – Поднимает глаза к небу, чешет голову. Будто роется в своей памяти. – Туалетная вода. Нет – две. Старый флакон и новый. Я знала одного типа, который, меняя подружку, менял и запах.

Ничего такого за Марком замечено не было.

– Если это умный мужчина, он, напротив, оставляет тот же. Он…

– О'кей. Есть два флакона: один – у жены, другой – у любовницы. Принимая в расчет существование умных мужчин, что касается их «черенка».

Употребление этого слова, вполне литературного, хотя и вышедшего из употребления, меня удивило. Я засмеялась, не в силах удержаться. Стефани рассердилась:

– Ты считаешь это смешным – «черенок»?

– «Черенок» завял, грустно повис – понимаешь, на какие мысли это наводит?

Шум голосов на террасе бистро стихает. На нас бросают косые взгляды, что не мешает Стефани продолжить:

– Да, из области Жильбера и Жоржа! Непрекращающийся онанизм. В любом случае это лучше, чем «член»… Одиннадцать тысяч членов, многочлены… что– то из алгебры, как ты считаешь?

– Ты любишь Аполлинера?

– Я читала его в подростковом возрасте. Это открыло мне горизонты, если можно так выразиться.

Лучше бы на этом остановиться. Мне трудно перестать смеяться, а нашим соседям трудно продолжать еду.

– Ладно. Положим, так: улика номер один. Два флакона туалетной воды. Идет?

– Да. Название?

– На мой взгляд, вполне подойдет «Ароматы святости». Что скажешь?

Это и в самом деле забавно. Лицо Стефани расплывается в улыбке. Красивая, чертовка.

– Гениально. Что это будут за запахи?

– Пока не знаю.

– Ты можешь просто спереть флакон у мужа!

Конечно. Она действительно ни при чем. Продолжает сыпать остроумными шутками с абсолютно невинным видом. Или же передо мной непревзойденная актриса. Садистка. Но в юморе ей не откажешь.

– Улика номер два. Как тебе распечатка всех звонков с мобильного? Постоянно повторяющийся номер?

Как я сама об этом не догадалась? Марк вечно приклеен к своему телефону. Несется к нему каждый раз, чтобы я не успела ответить.

– Нет. Не распечатка. Сам мобильный с одним и тем же номером, появляющимся в ответ на запросы «входящие звонки» и «набранные номера».

– М– м… Недостаточно наглядно. Нужно и то и другое. Нет. Пожалуй, изменим размеры распечатки, сделаем ее размером с газетный лист. А на ней – черными жирными цифрами один и тот же номер. Как назовем?

– Без названия. Это настолько показательно само по себе, что тут нечего добавить.

– Согласна. Но остальным уликам все– таки дадим названия?

Под третьим номером мы объединяем чек и распечатку остатка на счете по кредитной карточке со следующим комментарием: «Пойман с поличным». Под четвертым – помещаем деловой ежедневник, испещренный помарками: «Состыковки и несостыковки». Пятый номер – волос на бумажном платочке. Я предложила: «Белобрысая шлюха», но Стефани начала энергично качать своей золотистой шапкой. Логично. Она предлагает: «Мужчины предпочитают блондинок», чего другого можно было ожидать? Наконец останавливаемся на кратком варианте: «Белобрысая».

– Знаешь что, Клео? Надо его сфотографировать.

– Волос?

– Да. Яркие цвета. Насыщенные. Или затемнить и сделать в серебристом цвете. А потом увеличить, как будто на него смотрят в микроскоп. Чтобы показать… обнаженную интимность, понимаешь?

Да, я понимаю! Можно даже квалифицировать это как нарушение неприкосновенности, вот! Волос посторонней женщины у меня в ванной! Меня начинает немного подташнивать – как всегда, когда я вспоминаю о недавнем инциденте, все еще свежем в моей памяти. Но если я и решила извлечь из него наибольшую пользу, то тело мое каждый раз напоминает, что его это ранило. Растяжение, разрыв сердечной мышцы. Если вред и не смертельный, то он все же затронул жизненно важный орган.