Возвращенный рай

Но в огромных высоких залах замка все еще сохранялась зимняя темнота, что становилось особенно заметным, когда бледное солнце утопало на краю светло-голубого неба. Гийом все еще кутался в свой толстый твидовый костюм, и всегда, когда мог, согревался перед пылающим пламенем какого-нибудь из громоздких каминов.

– Если б я был на твоем месте, Ги, то, наверное, остался бы на одном из этих карибских островов, пока погода в нашей части света не потеплеет, – произнес он, протягивая длинные худые пальцы в направлении пламени и потирая их, чтобы они лучше согрелись. – Но, думаю, ты не ощущаешь так холода, как я, старикашка.

– Да, дедушка, мне не так холодно. Хотя все еще трудно свыкнуться с мыслью, что несколько дней назад можно было купаться в теплом море, а потом оказаться в холодной европейской зиме.

– Так… несомненно, ты приехал рассказать мне о том, как у тебя идут дела, – переменил тему разговора Гийом. – Нашел ли ты человека, о котором рассказал тебе твой друг? Это был фон Райнгард?

– Да, дедушка, именно он. Но его больше нет в живых. – Ги поведал ему историю, которую он рассказал Кэтрин, совершенно не упомянув ни о Лили, ни о сокровищах.

Любопытство Гийома, однако, было удовлетворить не так-то просто.

– Оказались ли у него наши наследственные вещи? Вот что меня интересует. Должен сказать, я надеялся, что ты, может быть, привезешь их сюда с собой. Было бы так замечательно опять взглянуть на них… вернуть их сюда, где их место. Конечно, может быть, похитил их и не фон Райнгард. Тут побывали и другие. Но мне всегда казалось, что это сделал именно он.

– Когда он так болел, проникнуть на виллу было нелегко, – уклончиво объяснил Ги. Страстное желание дедушки возвратить ценные вещи вызвало у него чувство вины, но он уже принял решение. И не пойдет на попятную.

– Да, конечно. Очень жаль. Но даже если допустить, что он их все-таки взял, эти сокровища могли быть уже и не у него. Он мог продать их много лет назад, еще до того, как нажил себе состояние на торговле наркотиками. Думаю, что ему понадобилась уйма денег, чтобы поддерживать привычный для него стиль жизни.

Ги ничего не сказал, и Гийом продолжал:

– Если говорить об опознании… я кое-что вспомнил после твоего последнего приезда сюда. Я вспомнил, что на некоторых предметах выгравировали нашу фамилию. Не на всех, конечно. На многих нельзя было это сделать. Но на некоторых изделиях из серебра… например, на подсвечниках… на них мы оставили свою памятку. Если нам, конечно, удастся связаться с властями, которые ведут расследование на острове, – добавил он, просветлев. – Может быть, они смогут попасть на виллу и посмотреть, что там находится.

– Сомневаюсь, чтобы они заинтересовались этим, – быстро ответил Ги. – Это сотрудники по борьбе с наркомафией, не обычные полицейские.

– Ах, так. – Гийом глубоко вздохнул. – Возможно, все это к лучшему. Мне никогда не хотелось привлекать к суду фон Райнгарда после того, как прошло столько лет. Если разворошить прошлое, то можно причинить больше вреда, чем пользы. Но думаю, что теперь, когда ты все знаешь, ты это понял и сам.

– В общем-то, дедушка, все вы предаете этому чрезмерно большое значение. Сотрудничество с немцами в первые дни было вполне понятным делом. Не думаю, чтобы кто-нибудь стал вас слишком винить, особенно в свете того, что произошло позже, – заметил Ги.

На бровастом лице Гийома появилось слегка озадаченное выражение. Он медленно провел пальцами по своим бескровным губам.

– А как же с английским агентом? Как, ты думаешь, воспримут люди этот факт? Тебе известно об английском агенте?

Лицо Ги приняло замкнутый вид.

– Ты имеешь в виду того, с кем у моей матери была любовная связь? Ну да, я могу понять, что это такая вещь, которую ни ты, ни она не хотели бы делать достоянием гласности. И должен признаться, что я был весьма шокирован, что она могла таким образом предать моего отца. Но не думаю, что это стало бы всемирной сенсацией.

– Ги. – Гийом колебался. – Не уверен, что мы говорим об одном и том же. Больше того, я отнюдь не уверен, что твоя мать сказала тебе всю правду.

Ги вспомнил свои прежние подозрения, связанные с отсутствием матери во время его детства.

– Ты имеешь в виду, что было какое-то продолжение? Что немцы не убили его и мать убежала с ним? Господи, неудивительно, что она не сказала мне об этом. Она, наверное, знала, как я к этому отнесусь.

– Все было не так, – медленно произнес Гийом. – Думаю, что мне стоит заполнить некоторые пробелы, Ги. Я, конечно, рад, что ты так чтишь память отца. Но этого нельзя делать за счет уважения к матери. Нет, я не хочу допустить этого. Кэтрин и я, мы не во всем сходились, но я все равно восхищаюсь ею по ряду причин. В частности тем, как она воспитала тебя, превратив твоего отца в икону для тебя, несмотря ни на что.

– Несмотря на то, что она полюбила другого мужчину?

– Нет… несмотря на то, что твой отец сделал ему. – Гийом прямо смотрел на внука, твердо решив изложить всю правду. – Да, твоя мать вступила в любовную связь. Хорошо это или плохо, об этом могут поспорить люди, знающие, как в то время обстояли дела, но я не хочу касаться этого. Достаточно сказать, что в сердце я не держу большой вины на нее. Но твой отец очень винил ее. Он настолько возмутился ею, что выдал этого английского агента немцам… и результатом этой сделки чуть не стала гибель тебя, твоей матери и тети Селестины. Конечно, он не знал, что и ты окажешься там в ту ночь. Но все равно, то, что он сделал, непростительно. Он хотел, чтобы Пола Кертиса поймали и убили, и поэтому выдал его фон Райнгарду. Человека, который приехал сюда и рисковал своей жизнью ради Франции, а твой отец выдал его фон Райнгарду, пошел на поводу у чувства ревности.

Ги побледнел.

– Дедушка… он не мог!

– Сделал. Он сам мне в этом признался. Он чуть не умер от чувства вины. Вина фактически убила его. Когда он не мог уже больше терпеть, он отдал себя в руки фон Райнгарда, потребовал занять место одного из заложников. Да, это был геройский поступок, но он совершил его потому, что не мог больше выносить сознание содеянного им.

– Но почему мама не сказала мне об этом? Почему она позволила мне думать?..