Разлуки и радости Роуз

Я запечатала письмо, наклеила марку и отправила, а потом позвонила в «Кэмбервелл таймс».

Открыв газету в воскресенье утром, я тут же отыскала колонку «Сдается комната» и обнаружила, что мое объявление сплющили, как «Форд Кортину» в компрессоре, до непостижимых загадочных иероглифов.

Я была не совсем уверена, что мой «осбнк» можно честно описать как «люкс». Люкс предполагает мраморные полы и джакузи с золотыми кранами, но женщина из газеты сказала, что так будет больше откликов. Я как раз перечитывала объявление и размышляла, от кого же получу ответ, когда опустили почту. На коврике лежала маленькая посылочка, адресованная мисс Б. Макдональд. Я отправилась к соседям отнести посылку. Но прорезь почтового ящика Макдональдов оказалась немного уже, чем у меня, и сверток не влезал. Я решила не пихать слишком сильно, чтобы не повредить содержимое, поэтому пригладила волосы и нажала кнопку звонка.

Уголком глаза я заметила, как дрогнула занавеска, и внезапно открылась дверь. На пороге стоял огромный золотистый Лабрадор с лапами размером с чайное блюдце и подозрительным выражением на морде. Я слегка поежилась, так как недолюбливаю собак, и внутренне приготовилась к тому, что пес бросится на меня, рыча и брызгая слюной, как Цербер. Но тут произошло нечто неожиданное. Лабрадор подошел ко мне, взял посылку у меня из рук, вошел в дом и аккуратно закрыл за собой дверь.

Я почувствовала сначала изумление, но потом легкую обиду и повернулась, чтобы уйти. Но, положив руку на калитку, вдруг услышала постукивание по оконной раме, и парадная дверь опять распахнулась. На пороге снова появился Зубастый, а за ним — очень красивая темноволосая женщина лет тридцати пяти в инвалидной коляске.

— Привет, я Беверли, — улыбнулась она. — Ты наша новая соседка?

— Да. Кстати, спасибо за открытку. Я Роуз.

— Это Тревор, — сказала она, показывая на собаку. — Поздоровайся с Роуз, Трев.

— Гав!

— Так это Тревор Макдональд? — изумленно спросила я. — О. — Тревор завилял хвостом. — Я только зашла занести посылку, — объяснила я. — Мне ее принесли по ошибке.

— Почему бы тебе не зайти в дом? Не бойся, мы не кусаемся — по крайней мере Тревор точно!

И прежде чем я придумала предлог отказаться, потому что наверняка она пригласила меня просто из вежливости, Тревор юркнул мне за спину и проводил внутрь, а потом подпрыгнул и закрыл дверь. Я последовала за Беверли, которая катилась на коляске по покрытому ковром коридору в кухню. Кухня была такая же, как у меня, — из светлого дерева с обеденной зоной под стеклянным куполом. Беверли налила в чайник воды и спросила, как я обустраиваюсь на новом месте. Сама она жила на Хоуп-стрит уже три с половиной года.

— Ты живешь одна? — спросила я.

Беверли развернулась, исполнив три ловких резких поворота. Я заметила, что на руках у нее велосипедные перчатки, и задумалась, с чего бы это.

— Нет, я живу здесь с Тревом. Он мой партнер. Правда, дорогой? — Он встал на задние лапы и лизнул ее в ухо. — Чай или кофе?

— Хмм… кофе, пожалуйста.

— Принесешь, Трев?

Тревор открыл нижний шкафчик, потянув за веревочку, привязанную к ручке, виляя хвостом, достал маленькую баночку «Нескафе» и передал ее Беверли, захлопнув дверцу.

— Ты уже освоилась в наших местах? — спросила Беверли.

Я вытаращилась на собаку, которая, в свою очередь, завороженно таращилась на хозяйку.

— Хмм… нет, вообще-то, нет, — рассеянно ответила я. — Раньше я жила в Патни.

— Где именно?

— На Бленхейм-роуд.

— Ого, шикарный район. Большие, роскошные дома.

— Да, — с горечью проговорила я. — Действительно роскошные.

— Так что же привело тебя в Кэмбервелл?

— Мои… обстоятельства изменились.

— То есть ты с кем-то рассталась.

— Д-да…

— И что же произошло?

Что произошло? Мой муж оказался негодяем, вот что произошло!

— Ну, я…

— Извини, — со смехом произнесла она. — Можешь мне не рассказывать. Я лезу не в свое дело, но это все от скуки, понимаешь.

— Ничего страшного, я расскажу, — вдруг выпалила я, обезоруженная ее откровенностью. — Мой муж завел интрижку.

— О, дерьмо.

— Да. О, дерьмо. Точнее нельзя сказать. Мы разошлись, и впереди развод.

— Как долго ты была замужем?

Лучше спросите, как коротко.

— Хмм… чуть меньше года.

— Понятно… А ты что-нибудь знаешь о Кэмбервелле? — перевела она разговор, почувствовав мое смущение.

— Немного. Мне просто понравился дом.

— Тогда я расскажу. Кэмбервелл называют «краем источников», потому что раньше здесь было множество источников и ключей, один из которых, по преданию, обладал лечебной силой, поэтому больные и инвалиды приходили к нему в надежде вылечиться. Но мне это не очень-то помогло! — добавила она с переливчатым смешком. — В восемнадцатом веке здесь были одни луга и ручьи, здесь водилась бабочка, получившая название «Краса Кэмбервелла», и эти края вдохновили Мендельсона на сочинение «Весенней песни». Но в девятнадцатом веке район стал застраиваться и с тех пор считается не очень-то престижным. Но здесь есть много интересного. Нам тут очень нравится, да, Трев? Дай мне молока. — Тревор протянул ей пакет молока. — Плюсы — чудесная архитектура, георгианский стиль, много парков. Минусы — мало приличных магазинов, непрерывный вой полицейских сирен и автомобильных сигнализаций.

Мне было нелегко сосредоточиться на рассказе Беверли, поскольку я все еще не могла отвести глаз от собаки. На кухне работала стиральная машина, которая только что остановилась. Тревор нажал носом на кнопку блокировки двери, открыл дверцу и сейчас зубами вынимал мокрое белье.

— Молодец, Трев, — похвалила Беверли. Тревор бросил белый лифчик в красную пластиковую корзинку. — Повесим через минуту. Если хочешь узнать последние сплетни с Хоуп-стрит, я знаю все, — со смехом добавила она.

— Нет, не очень, — соврала я.

— Не притворяйся. Ты же ведешь колонку психологической помощи? Я тебя узнала. Иногда читаю вашу газету. Итак, дом номер четыре, напротив, — это Кит. Он компьютерщик и по выходным называет себя «Кей». Дом номер шесть — там живет этот репортер, как же его… из «Ньюснайт». Он разводится. Дом номер девять — дипломированный бухгалтер, его жена сбежала со священником. Дом номер семнадцать — педикюрша. Однажды делала педикюр самой Ферджи [7]. Номер двенадцать — Джоанна и Джейн, адвокатши по трудовым вопросам. И лесбиянки.

— Понятно. Что ж, спасибо, — слабо пробормотала я, все еще загипнотизированная действиями собаки. Тревор… — такой умный, — робко добавила я.

Тревор сунул голову в стиральную машину и появился, держа в зубах розовую наволочку.

— Трев — гений, — кивнула Беверли. — Но он прошел специальное обучение. И если тебе любопытно, а тебе наверняка любопытно, я оказалась в инвалидном кресле из-за неудачного прыжка с парашютом.

— Ой… мне вовсе не было любопытно, — солгала я и взяла печенье.

— Ничего, — ответила она. — Меня это не волнует. Это же естественно, поэтому я сразу же всем рассказываю, и тогда лишних вопросов уже не возникает. Это произошло два с половиной года назад.

— Мне очень жаль, — пробормотала я. Бедняжка.

— Никто не был виноват, всякое в жизни случается. Я рискнула — это была благотворительная акция, — прыгнула, и парашют раскрылся слишком поздно. Удар о землю был слишком силен. Но самое забавное, — добавила она с добродушной усмешкой, — что деньги от этих благотворительных прыжков должны были пойти на постройку новой больницы для тех, кто перенес травмы позвоночника!

— Ну надо же, — промямлила я. Господи, неужели она думала, что я рассмеюсь?

— Такая ирония! — беззаботно продолжала она. — И кстати, мне удалось собрать кучу денег. Я выписала чек, лежа на больничной койке. Десять месяцев провела в больнице, — добавила она. — Потом пришлось думать, как жить дальше. Я даже рада, правда, я очень рада, потому что все могло быть намного хуже. Во-первых, я жива, а могла бы разбиться насмерть. Во-вторых, у меня паралич только нижних конечностей, а не всех четырех. В-третьих, мне уже не нужен катетер, и я могу жить самостоятельно. К тому же врач сказал, что я смогу иметь детей.