Талисман любви

– Доказательство?

– Да, – сказал Мартин, крепче прижимая ее. – Это происходит прямо сейчас, с нами.

– Нам предопределено было быть здесь? – не поняла Мэй.

– Нам было предначертано узнать друг друга. Мне предначертано искать твоего расположения, и нам предстоит выяснить, как много у нас общего.

– Не имеет смысла смотреть на все с этой точки зрения, – не согласилась Мэй. – Я едва что-нибудь знаю о хоккее, а ты совсем не напоминаешь садовника. Я воспитываю дочь на ферме в Коннектикуте, а ты реактивная спортивная звезда из Бостона.

Мартин прижал ее еще крепче и покачал головой.

– Ничто не имеет значения, – сказал он.

– Как ты можешь говорить так?

– Поскольку все это предопределено. Я только посмотрел на тебя в самолете и все уже понял.

– Понял что? – тихо спросила Мэй, как будто в горле слишком пересохло, чтобы отчетливо произносить слова.

– То, что ты мне предназначена судьбой.

– Но откуда ты это можешь знать?

– Думаю, ты и сама это знаешь, – произнес Мартин. – Потому что это правда.

Глава 4

Финальные игры Кубка Стэнли предстояло провести на быстром льду Эдмонтона. Мартин сидел в раздевалке «Нортландс-Коллизеума». Младший тренер только что закончил бинтовать лодыжки Мартина, его колени и запястья, а сам он рассеянно думал о Мэй и о том, когда ему удастся снова повидаться с ней. Вошел тренер Дэйфо. Он стоял рядом со скамьей, держа руки в карманах. Тренер относился добродушно и доброжелательно к игрокам, называл их «мальчики», приглашал некоторых из них домой на воскресные обеды в кругу его семьи, с его женой и детьми, но был он также и самым серьезным тренером в НХЛ. Он знал обоих родителей Мартина, а в молодости играл с Сержем Картье за «Монреаль-Канадиенс». У тренера Дэйфо, теперь лысеющего и пузатого, были темные глаза, которые напоминали Мартину глаза акулы, они никогда не мигали и ничего не упускали из виду.

Откашлявшись, он посмотрел Мартину прямо в глаза.

– Момент наступил, Мартин.

– Я знаю, – ответил Мартин.

– Мы много спрашивали с тебя весь сезон, и мы собираемся сделать это снова сегодня вечером.

Мартин кивнул, но ничего не сказал в ответ. Он играл в хоккей долгое время, и это была мечта каждого игрока дойти до финальных игр. В этом году он и «Медведи» стали почти что единым целым. Он знал, что он был их «звездой», что от него ждали больше, чем от кого бы то ни было еще из команды. Мартин весь внутренне дрожал от напряжения, и стоило ему закрыть глаза, как ему показалось, что перед ним вместо тренера Дэйфо стоит его отец.

– У тебя было несколько свободных дней, – добавил тренер.

– Шанс отдохнуть, – согласился Мартин.

И влюбиться в Мэй. Он не позволил бы другой, более серьезной мысли даже возникнуть: нельзя нервничать перед финальными играми.

– Это хорошо. – Тренер присел, все еще смотря Мартину прямо в глаза.

Он говорил о неумолимом броске Мартина, о том, что нет другого такого игрока на льду, который мог бы играть, как он, о том, что сегодня вечером Мартин должен бороться с желанием передать шайбу товарищам по команде.

– Если Рэй свободен… – начал было Мартин.

Дэйфо покачал головой. Мать очень рано начала тренировать Мартина и развила в нем хорошее спортивное мастерство. Но она научила сына передавать пас другому члену команды всякий раз, когда это было возможно. И это стало его недостатком. Он легко пасовал, а не петушился вокруг своей клюшки, дурача противников, а иногда и собственных товарищей по команде.

– Когда есть сомнение, бей по воротам, – сказал тренер Дэйфо.

– Но Рэй и Бруно…

– Это может стать твоим годом. Годом «Медведей», – напомнил ему Дэйфо.

– Я знаю, тренер.

– Мы все же еще не знаем, насколько мы хороши. Это мы собираемся выяснить сегодня вечером. В течение решающих встреч я не спускал с тебя глаз, наблюдал за тобой постоянно. Ты это знаешь. Мне не понравился тот кризисный момент, когда ты пропустил тренировку…

– Я говорил вам… – Мартин попытался возразить, но тренер остановил его.

– Что бы ты мне ни говорил, факт остается фактом. Ты пропустил тренировку и на целые три игры подряд потерял концентрацию. Чтобы победить, нам нужен ты, я нуждаюсь в тебе, чтобы объединить твою защиту и твое нападение, и я нуждаюсь в тебе, чтобы вести за собой эту команду. Все очень просто, факты – упрямая вещь, и ты сейчас доминирующий фактор, а когда ты отвлекаешься, все остальные тоже отвлекаются. Куда бы ты ни отправлялся, это выводит тебя из твоей игры.

Мартин смотрел в пол. Во время плей-офф в Нью-Йорке он арендовал автомобиль и направился в провинциальную область штата. Сельская местность забелела под натиском весеннего снегопада, снег закрывал ветки начинающих цвести яблонь. Витки колючей проволоки блестели серебром в лучах солнечного света; кирпичные тюремные стены чернели, обледенев. Там, за этими стенами, находился отец Мартина, человек, который катался на коньках подобно ветру, который выиграл три Кубка Стэнли и с которым Мартин не говорил семь лет.

Мартин сидел в автомобиле, глядя на тюрьму. Он поехал на север из Манхэттена, желая поглотить часть величия своего отца… он только побудет около тюрьмы, примет его силу настолько, насколько сможет через стены.

Он хотел искру, какую-то дополнительную искру в костер соревнования. Раньше он ощущал эту искру внутри себя всегда. Но впервые Мартин ничего не чувствовал.

Позже в серии игр, когда «Рейнджеры» сошлись с «Медведями», Мартин чувствовал себя опустошенным изнутри; пламя потухло. Разделавшись со счетом 3:0, Мартин снова отправился к тюрьме в Эстонии. На сей раз он собирался зайти внутрь, повидать старика и покончить со всем этим. Снег и лед растаяли, но Мартин так и остался сидеть на том же самом месте за тюремными стенами, их кирпичи теперь краснели на солнце.

– Ты подошел к своей черте еще в Бостоне, – продолжал тренер. – Чтобы ни случилось в Нью-Йорке и Торонто, оставь это дома!

Мартин кивнул, его лицо сохраняло безразличное выражение. Он встретил Мэй, вот что случилось. Сначала спас ее в самолете, а теперь влюбился в нее. Мартин держал кожаный мешочек в левой руке. Он не смог ничего получить от поездки к тюрьме отца, зато получил от незнакомки. Вдохновение, причастность, божественное вмешательство. И любовь с первого взгляда как дополнительное преимущество. Его кровь закипала только от одной мысли об этом.

– Четыре дня отдыха, – сказал тренер, опустив руку на плечо Мартина, – и четырнадцать лет неустанных тренировок. Ты хочешь выиграть Кубок Стэнли? Пора.

– Да уж.

Горло Мартина напряглось, словно все ветры тундры завывали внутри него. Даже любовь к Мэй не могла остановить их.

– Нил Йоргенсен хочет твоей погибели.

– Я знаю. – Мартин живо представил вратаря «Ойлерзов», одного из его немногих истинных врагов в НХЛ – человека, который сломал ему череп и разбил ему левый глаз три года назад.

– Он считает это личным, – произнес тренер.

– Это и есть личное, – пробормотал Мартин.

– Твой отец будет смотреть, ты знаешь.

– Я полагаю, будет.

– И твоя мать тоже.

Мартин опустил голову. Он не позволил бы себе признаться, насколько он жаждал этой победы. Он жил и дышал хоккеем всю свою жизнь – хоккей был такой же его частью, как сердцебиение. К этому звездному часу ему помогли прийти родители, но отец был в тюрьме, а мать умерла. Эту сторону души Мэй никогда не сможет понять; он не был даже уверен, что он захочет, чтобы она поняла.

– Я верю в небеса, – сказал ему тренер Дэйфо. – И они – там.

– Они? – переспросил Мартин, поднимая на тренера глаза.

– Они там прямо сейчас, моя мать и твоя, поддерживают нас. Выкрикивая, топая ногами. Твоя мать имела обыкновение создавать невероятный шум, наблюдая за играми.

Мартин кивнул. Если его мать была там, то и Натали тоже. Он нащупал кожаный мешочек. Внезапно слова тренера начали приобретать смысл. Может, Мэй явилась своего рода ангелом, посыльным от его матери и его дочери? Четыре дня отдыха и четырнадцать лет непрерывного труда: четырнадцать лет игры в профессиональный хоккей, и ни одного выигранного кубка. Он выиграл бесчисленные трофеи, его называли лучшим игроком лиги дважды в течение регулярного сезона. Он выводил команды на решающие встречи десятки раз, но никогда прежде – к финалу.