Риск эгоистического свойства

Он работал где мог – ночами бомбил на отцовской машине, днем работал прорабом на грозящей в любой момент закрыться стройке. И каждый вечер, возвращаясь домой, подолгу стоял и рассматривал брошенный недострой жилого дома в их районе.

Стоял, смотрел, думал, считал.

Навел через все имеющиеся связи и знакомства справки о разорившемся подрядчике, о землеотводе, о принадлежности замороженной стройки, обо всем, о чем можно только было узнать.

И снова считал. Прикидывал. Думал.

И решился.

Через родного дядьку, отцовского брата, работавшего тогда в одном из первых коммерческих банков на не последней должности, под совершенно мифический проект Бойцов взял кредит, предварительно оформив и зарегистрировав собственную фирму.

Раздав все возможные и невозможные взятки, получил разрешение и лицензию на строительство и стал (чудеса, чудеса – небывальщина!) возможным только в те времена, благослови их господи, владельцем – владельцем!! – присмотренного недостроя.

Рисковал ужасно!!

Причем при любом исходе аферы! Не сможет сдать дом – и за кредит придется расплачиваться пожизненно, еще большой вопрос как и чем! Достроишь, сдашь госкомиссии, продашь квартиры – тут же налетят братки с требованием делиться!

Куда ни кинь в этой стране, всегда попадешь безошибочно в то самое!..

Помог точно рассчитанный риск, «авось», вывозивший столетиями мужиков нашего государства, каторжный труд без сна и отдыха и приобретенные связи, как родни, так и его личные.

Найти и укомплектовать толковые бригады строителей, когда большая часть населения сидела без работы и денег, даже призрачной перспективы того и другого в обозримом будущем, ему не составило труда.

Жесточайшее запрещение пить на стройке, еще более жестокий личный контроль за соблюдением этого правила и за тем, чтобы не тащили ничего по углам и домам. Кого ловил – безжалостно изгонял! К нему наниматься на работу в очередь стояли, Москва слухами полнится. А то, что он платит ежемесячно, прошелестело среди строителей до самых до окраин.

Наезды чиновников и братвы, бесконечные разборки, шантажи, ультимативные предложения взять «в партнеры», в долю, «подвинуться», отдать за хорошие деньги, полный дефицит стройматериалов, поиск клиентов и покупателей на готовые площади и так далее, так далее, так далее…

Стояла, блин, разваливалась, никому на хрен не нужна была, стоило одному толковому мужику делом заняться, из говна поднимать, так поналетело – делись!

Мать вашу, ну что за страна?! А-ах!

Выжил, выстоял! И построил!

Он не помнил, как прожил те восемь месяцев – не ел, не спал практически, не жил вообще – строил, строил, строил, не останавливая процесса ни на час, ни днем ни ночью. Похудел на пятнадцать килограммов, ничего не видел, не знал, не понимал вокруг, кроме стройки, хронически сорвал горло от крика и матюгов. Спасли только ежедневные обязательные тренировки, а так бы сдох, точно! Или надорвался.

Как он, двадцатичетырехлетний пацан, мог во все это влезть, убедить чиновников, родственников, друзей, что справится?! Да так убедить, чтобы не просто поверили, а и кредит дали, и взаймы, и документы подписали?

Что в нем было такого, что его безропотно слушались бывалые мужики-строители, прорабы, начальники участков, тонны цемента сожравшие на коммунистических стройках, знавшие все лазейки, все ходы-выходы, все «святые» откаты?!

Не просто слушались, а исполняли неукоснительно приказы, уважительно называя Степаныч, и верили его словам: «Если эту поднимем, то дальше попрем вместе, обещаю!»

В двадцать один год, приняв первое выстраданное мужское решение на больничной койке, сцепив зубы, Бойцов поспорил со смертью и самой жизнью, с диагнозом пожизненной инвалидности, в одночасье превратившись из романтического юноши в сурового волевого мужика.

Ну, это другая история…

А тогда…

Они жили с родителями Кирилла в двушке-«распашонке» на Пролетарской. Максимке исполнилось три месяца, как пролетели эти три месяца жизни его сына, Кирилл не знал и не помнил. В тот период единственным ярким, запечатлевшимся в памяти на всю жизнь воспоминанием, не касающимся его строительства, было то, как он встречал жену из роддома и взял на руки кулек с младенцем.

Маленький человечек не заплакал, не зашебуршался в своем кульке от незнакомых рук, а посмотрел на него серьезным взглядом, сдвинув невидимые бровки. Кирилла затопила такая волна теплоты, нежности и осознания: «Мой сын!»

Вот ведь только-только это случилось, и он держал Максимку первый раз на руках, а уже три месяца прошло!

Все мимо!

А через неделю-другую после важной даты, три месяца сыну, Лиля достучалась до его сознания и, рыдая, сообщила, что снова беременна!

«Откуда?» – подумалось Кириллу влет. Он даже не помнил, что занимался с нею любовью! Нет, факт сам по себе, что занимался, – помнил! А как, когда и что чувствовал – нет!

Доработался.

– Рожай! – отреагировал он тогда тоном приказа. – Теперь все будет хорошо!

Что может быть хорошо в стране, которая, треснув, развалилась на ломти и жила в полной уверенности, что уже никогда ничего хорошего не произойдет, в отсутствие завтрашнего дня, в постоянном ожидании неприятностей любого уровня, вплоть до потери жизни, особливо тех, кто пытался работать и что-то делать?

Он ведь тоже по лезвию ходил – могло произойти что угодно, любое дерьмо – от госчиновников, само собой, до рэкета.

Убить могли запросто! Так, между прочим. Да и семье его бизнес не улучшением здоровья и благосостояния грозил в те времена, а ровно наоборот!

Но он почему-то точно знал, чувствовал – теперь все будет хорошо!

Откуда?! Да господь знает!

Лиля рыдала, озвучивала все возможные ужасные перспективы, приводила обоснованные аргументы, призывала на помощь его родителей.

Какой ребенок?!

Но он повторил приказ:

– Лиля! Мы будем рожать! Никаких абортов! Все!

Она смирилась, не решившись тайно пойти против его воли, да и родители, повздыхав, вспомнили, что и России не было бы, если б бабы в войны да лихолетья рожать перестали, да и не такие мы уж старики – поможем!

Когда родилась Соня, Кирилл уже сдал свой дом и пошли первые деньги от продаж. И какие деньги! По тем-то временам!

И кредит он о-очень удачно выплатил – половину! Банк, выдавший ему денежки, ликвидировали, дядька помог попасть в программу погашения и ликвидации. И с чиновниками Бойцов «плавно» разошелся, без потерь, помогли старые связи отца, который имел звание почетного строителя, проработав начальником и участков, и самих строек по всей стране. И с братками полюбовно договорились о минимальной мзде, помог друг дворового детства, в те времена член, и не последний, в данном сообществе граждан, героически расстрелянный через два года в одной из разборок.

Наверное, большинство из тех, кто начинал в те времена и проходил все эти «прелести» дикого зарождающегося бизнеса, скажут: по-вез-ло!

Скорее всего, да, повезло, но у Бойцова не было ни сил, ни времени на осмысление и даже на банальное «спасибо, Господи!».

И… поехало дальше!

Теперь он вложился в два объекта – риск опять-таки же офигенный, в двойном тарифе! Какое строительство, когда все разрушают – жизнь, страну, людей, здания, производства?!

Но он знал, чувствовал чем-то потусторонним, идущим дальше за интуицией: пройдет пара-тройка лет, и строительство попрет, как тесто из кастрюли – только успевай!

Ну, прошло не пара-тройка, а чуть поболе лет, но строительный-то бум – вот он тебе, прогноз-то был верным!

Как прошли следующие полтора года, Кирилл не помнил, двадцать четыре часа в сутки проводя на своих объектах, на пределе физических, моральных сил, днюя и ночуя, в буквальном смысле, на площадках. Оказалось, и дети подросли, и вовсю топают ножками, а Максимка и того хлеще – болтает без умолку! А он их и не видел вообще: уходил – они еще спали, приходил – уже спали.

А изменить он ничего не мог и не хотел, ни остановить процесс, ни бросить, ни выключиться хоть на час!