Гром и молния

Несколько долгих секунд Мэделин смотрела в его светлые глаза, потом опустила голову. Это была капитуляция. Она слишком любила его, чтобы продолжать бессмысленную и изнурительную борьбу за свое право делать карьеру наравне с ним.

— Я тоже везде хочу быть с тобой, — честно призналась Мэделин, сама удивляясь, зачем было так суетиться, вскидываться каждый раз, когда он настаивал, чтобы она уступила. Все это ее проклятое природное упрямство! — Терпеть не могу расставаться с тобой, особенно надолго, — добавила она.

Прошлая неделя, первая после медового месяца, была радостной только потому, что Роналд каждый раз после окончания ее рабочего дня встречал ее у выхода и увозил домой.

Но он никогда больше не станет этого делать, если она упрется и наотрез откажется уйти с работы. Он уедет тогда на край света, а она не сможет этого вынести.

Его рассудительная деловитость, честолюбие, уверенность и настойчивость — вот за что она его любила и перед чем преклонялась. Роналд был так не похож на безвольного болтуна и прожектера Джереми с его безответственностью и детским легкомыслием.

Конечно, он прав — ей теперь не нужно работать. Роналд не Джереми, он действительно стал для нее опорой. Она могла безоговорочно ему довериться.

— Первое, что я сделаю завтра, — скажу Алану, что ухожу с работы, — пообещала Мэделин.

Она задохнулась от всепоглощающей нежности, когда увидела в его глазах откровенную радость. Он притянул ее к себе ближе, но она предупредила:

— Но у меня есть условие.

— Пожалуйста. — Он просто сиял от счастья, точно ребенок, которому подарили долгожданную игрушку.

Она откинула голову, пытаясь сохранить деловитый вид, но понимала, что выглядит неубедительно, как ни старайся. Мэделин до смерти хотелось поцеловать его. Ее дыхание снова стало прерывистым, щеки вспыхнули. И он, конечно, все видел и чувствовал.

— Я уже говорила, что могу помогать тебе в твоей работе. Я многое умею и хочу быть полезной.

Она говорила о деле, но ее голос выдавал нечто другое. Роналд умело возбуждал ее, поглаживая грудь и мало-помалу расстегивая пуговицы блузки. Его пальцы проникли под кружево лифчика, нащупали затвердевший сосок. Мэделин чувствовала, что теряет голову. Неверным голосом она продолжила:

— Я не хочу быть игрушкой, которую достают из коробки, когда пришла охота, а когда она надоест, убирают обратно. Ты понимаешь?

— Понимаю. — Его глаза весело сверкнули, а губы плутовски улыбнулись. — Я буду играть с тобой постоянно, днем и ночью. Это совсем не трудно. Ты знаешь, я не из слабаков. И знаешь, что сама только об этом и мечтаешь. Не пытайся отпираться. — Его рука уже расстегивала лифчик и стаскивала его вниз. — Думаю, сейчас как раз самое подходящее время для того, чтобы нам поиграть.

Она слабо охнула. Все ее тело трепетало от возбуждения, когда он, откинув полы зеленой рубашки, с вожделением поглядел на ее крепкие круглые груди с торчащими коричневыми сосками.

— Есть еще одно условие, — шепнула Мэделин.

— Да?

— Я ухожу... — Она тщетно пыталась не обращать внимания на его пальцы, сжимавшие, теребившие, гладившие ее груди, на тянущую сладкую боль в своих напрягшихся сосках. То, что он делал с ней, сводило ее с ума, превращало в жаждущую самку. — Я подам заявление. Но мне нужен... ох, Рон... только месяц. Только... только один...

— Договорились. — Он медленно опустил голову и, поймав губами ее твердый темный сосок, принялся его покусывать.

Мэделин жалобно застонала, запрокинув голову. Прикосновение его губ, языка, зубов томило ее, заставляло умирать от вожделения. Но он не торопился, точно желая наказать ее за столь долгое и бессмысленное упрямство. Он словно дожидался момента, когда Мэделин, истерзанная неумолимым желанием, станет умолять его овладеть ее телом.

Губы Роналда продолжали ласкать ее сосок, а его рука медленно, неторопливо пробиралась вниз, к поясу ее джинсов.

Он расстегнул сперва пуговицу, затем его пальцы сошлись на замочке молнии и медленно потянули его вниз. Джинсы Мэделин сползли по ее стройным ногам на пол. Роналд так же нарочито неторопливо стал ласкать ее живот, залезая под резинку трусиков. Мэделин со стоном накрыла его руку своей, прижав пальцы мужа к разгоряченной коже. Роналд, оторвав губы от ее груди, посмотрел ей в лицо и усмехнулся с той сводящей с ума чувственностью, которая всегда кружила ей голову.

— Ты ведь меня хочешь, малышка Мэдди? Прямо сейчас? — растягивая слова, прошептал он прямо ей в ухо.

Мэделин хотела что-то ответить — и не смогла. Ее губы дрожали, язык отказывался выговаривать что-либо членораздельно. Снова застонав, она еще плотнее прижалась к Роналду, обхватила его бедра ногами, точно предлагала ему тут же соединиться с ней. Однако он слегка отстранился.

— Подожди немного. Ты еще можешь подождать?.. Совсем немного.

Теперь рука Роналда отыскала ее лобок и, поглаживая, слегка сжала его, вызвав у нее новый, еще более страстный стон. Раздвинув перепутавшиеся волосы, он продвинул руку дальше и, нащупав самый чувствительный бугорок, слегка надавил на него пальцем. По телу Мэделин прошла волна жара. Она изогнулась и раздвинула ноги. Она надеялась, что Роналд уже и сам достаточно возбудился и сейчас, подхватив ее на руки, отнесет в спальню. Но он словно поклялся заставить ее упрашивать об этом. Его неутомимые пальцы продолжали ласкать и щекотать нежную плоть между ног Мэделин, смело касаться самых потаенных уголков ее тела. Истомленная желанием, она стонала, вскрикивала и изгибалась в его объятиях. Но какой-то еще не погрузившийся в чувственную истому уголок ее сознания словно твердил ей: не смей умолять его о полной близости, ты не должна покоряться ему в этом, иначе дашь ему над собой неограниченную власть.

Но у разума свои доводы, а у тела — свои, и сейчас последние звучали несравненно громче. Вскоре Мэделин окончательно потеряла контроль над собой. Из последних сил, срывающимся голосом она выкрикнула:

— Рон, Рон, умоляю тебя, пойдем в постель! Я больше не могу терпеть, не могу!!!

На лице Роналда появилась довольная усмешка. Он добился все-таки своего. Но и сам был слишком возбужден, чтобы продолжать дразнить ее. Резким движением сорвав с нее трусики, он подхватил ее и усадил в кресло так, что ее ноги оказались закинутыми на высокие подлокотники.

— Да, теперь ты готова, — хрипло произнес Роналд, стремительно стягивая с себя брюки, — Теперь мы оба получим то, чего давно ждали.

Встав на колени перед креслом, он придвинулся к ней и одним толчком вошел в нее. И так велико было желание Мэделин, что почти сразу же она ощутила, как, возникнув внизу живота, прокатилась по всему телу горячая волна наслаждения, от которого она громко закричала. Откинув голову назад, к спинке кресла, она прогнулась навстречу Роналду, принимая его в себя, впивая его силу и любовь. Ни он, ни она ничего не видели, не слышали и не помнили, кроме друг друга. Мэделин задыхалась, сжимая его плечи своими руками. Сейчас она мечтала только об одном — чтобы никогда не покидать объятий Роналда, никогда не расставаться с ним. Все остальное — ее амбиции, работа, Алан Винтер, его гнусный братец со своими сплетнями — стало казаться такими незначащими пустяками, которые вовсе не стоят внимания. Есть он и она, есть их любовь, счастье взаимной страсти, наслаждение брать и отдаваться — а все прочее может провалиться в тартарары.

Роналд дышал все чаще, двигался все быстрее; близился момент наивысшего удовольствия для них обоих. И вот он настал. Мэделин, почти теряя сознание от наслаждения, громко закричала, не стыдясь своего крика. Утомленная и благодарная, она прижала голову Роналда к своей груди, гладила его густые темные волосы, лицо, шею. По ее щекам внезапно потекли слезы. Душу Мэделин переполняли нежность к этому мужчине, восторг, признательность.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — И буду любить всегда, пока я жива.

— Так мы договорились? — Роналд вдруг приподнял голову. — Завтра ты все скажешь Винтеру?