Слишком поздно (ЛП)

— Все хорошо.

Его лицо прорезали морщины на лбу и в уголках губ. Беспокойство. Он беспокоится.

— Правда, я в порядке. Увидимся завтра в школе!

— Рассчитываю на это.

Майкл взглянул на отца и отвернулся, а потом как-то неловко помахал мне рукой и направился к выходу, снова засунув руки в карман. Моё сердце дернулось, разочарованное тем, что он покидает меня. Я увижу его завтра. Спенс — это все-таки проблема поважнее.

Отец дождался пока закроется дверь и только после этого заговорил.

— Мать сказала мне, что по-твоему мнению тебя кто-то преследует и это как-то связано… — он замолчал и тяжело сглотнул. — С Райаном.

Я заметила, что костюм ему слишком тесен и пиджак на плечах практически расходится по швам.

— Ты действительно думаешь, что это так? Что психиатр преследует тебя?

— Психолог, — сказала я. — И да. Я видела его. Три раза.

Отец покачал головой.

— Никто не следит за тобой, Люси, — он особо выделил мое имя. — Не устраивай проблемы на пустом месте. У нас их и так было с лихвой.

— Но я видела…

— Это в последний раз, когда мы говорим об этом. Ты поняла? — повысив голос сказала он и я замолчала. — Если ты думаешь, что видела кого-то из прошлой жизни, нам придется позвонить доктору Ферро.

— Нет.

Доктор Ферро была единственным человеком в Саннивейл, который знал правду у нас. Родители привели меня к ней сразу же, как мы переехали. За восемь месяцев я достаточно наговорилась, поэтому убедила родителей, что этого хватит. Общение с ней не вернет моего брата назад и не изменит того, что случилось в репетиционном зале.

— Не надо звонить доктору Ферро.

Я помыла посуду под пристальным взглядом отца, а потом ушла наверх и закрыла дверь в спальню. Упоминание отца о докторе Ферро всколыхнуло старые воспоминания, которые я предпочла бы забыть. Нет, она в какой-то мере, помогла мне. Физически, я всегда чувствовала лучше после её сессий. Как будто на самом деле она была пластическим хирургом. Меня больше волновало то, что я слишком много ей рассказала.

Она была единственным человеком, который знал, что в момент стрельбы в репетиционном зале никто из одиннадцати подростков не был моим другом.

Глава 7

Можно ли считать мертвого парня бывшим? Если кто-то умирает, то он автоматически становится бывшим, или технически остается парнем до тех пор, пока вторая половина жива?

Эван Вайлд был футболистом. Если не считать моего брата и лучшую подругу, то о нем говорили больше всего. Новости активно муссировали тему о «восходящей футбольной звезде маленького городка, чья жизнь трагически оборвалась еще до начала карьеры».

Знаю, звучит пренебрежительно. Мне жаль. Просто так надоела вся эта история. Если бы я грустила и склоняла голову каждый раз, когда меня посещали воспоминания о жертвах, то уже давно присоединилась бы к ним.

Мы с Эваном были «несчастными влюбленными»: высокий, сильный спортсмен и чокнутая участница оркестра. Однажды он попросил меня залезть к нему на руки, а потом вытянул их над головой. Я так нервничала, что упала и ударилась затылком о забор. (Возможно, в этом виновата текила). Эван разрешал мне носить свою университетскую кофту, от которой пахло мужским потом, грязью и травой, пока ему не надоело, и он не решил порвать со мной. Тогда я отдала её обратно. Но официально мы так и не расстались. В тот день он умер.

Это всё, что я могу о нем сказать.

К тому времени, как мы с Алейн на следующий день, приехали на стоянку, слухи о моем сумасшествии в «Крейзи Эллиот» уже явно распространились по школе. По тому, как бегали её глаза и как она всю дорогу сжимала руль, словно хотела похлопать меня по плечу, я знала — что-то не так. Но подтверждение этому получила лишь когда увидела все те пристальные взгляды на парковке. Как только я вышла из пикапа, меня окатило прохладной волной шушуканий.

— Вижу все уже в курсе, что произошло, — сказала я.

Судя по всему, Алейн ждала только этих слов. Она развернулась и обняла меня так крепко, как смирительная рубашка.

— Я никому ничего не рассказывала, — ответила она где-то в районе моего плеча. — Не думаю, что это сделал Майкл. Скорее всего, Элла.

Элла или несколько десятков других детей, которые были там в тот день. Да пошли они. Если это не перерастет в нечто большее, то я справлюсь. Бывало и хуже.

— Только не рассказывай никому ту странную историю о крысах, которые грызли мои пальцы на ногах. Договорились?

Она ощутимо расслабилась.

— Хорошо, не буду.

На следующем уроке я пересеклась Майклом. Ну, не столько пересеклась, сколько он просто сидел за своей партой на уроке испанского.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Все хорошо, — произнесла я, напрягая мозги, чтобы добавить что-нибудь остроумное и смешное. Может, пошутить по поводу крыс? Нет, хватит уже с них.

Не успела я придумать что-нибудь подходящее, как он уже развернулся к парню, сидящему по другую сторону от него, и они начали болтать о своих результатах в баттерфляе²². Внутри меня всё вспыхнуло, а потом потускнело, как свеча на ветру. Я постучала по плечу впереди сидящую девочку. Она повернулась, удивленно приподняла брови и лишь тогда до меня дошло, что я не знаю её имени.

— Привет, — сказала я.

Она моргнула.

— Привет.

— Мне так нравятся твои серёжки.

Это неправда. Они были ужасны, да еще и с перьями. Две абсолютно несовместимые вещи.

На её лице расплылась улыбка.

— Спасибо, — ответила он, дотрагиваясь до одной из них так, что она закрутилась. — Я сделала их сама.

Из грязных птичьих перьев? Да по ним, наверное, бегает какая-нибудь зараза.

— О, — нерешительно сказала я. — Это так круто.

Она отодвинулась назад и устроила локоть на краю моего стола. Как хорошо. Теперь эта зараза будет ползать и по моей парте.

— У меня на заднем дворе стоит кормушка для птиц, — поведала она мне. — У них постоянно выпадают перья, и я подумала, что смогу с ними что-нибудь сделать. Поэтому...

Неожиданно хлопнул в ладоши сеньор Голдфарб.

— Silencio, por favor²³! — закричал он, а потом продолжил на английском. — Проверка домашнего задания. Начнем с номера один. Ава?

Девочка передо мной — Ава — начала говорить, а её сережки с перьями качаться на каждую рычащую "r" и носовую "n". Я откинулась на стуле, радуясь тому, что наше общение закончилось.

Что-то ударило меня по руке. Я сердито повернулась и увидела ухмыляющегося Майкла. Глазами я проследила движение его руки до пола, где лежал свернутый в шарик лист бумаги. Как только Ава перестала говорить и внимание сеньора Голдфарб переместилась на другую сторону класса, я наклонилась и подняла его.

Эти сережки просто ужасны. У тебя отвратительный вкус.

Я скатала записку обратно и бросила в него. Она отскочила от его груди. Он приглушенно вскрикнул, что было больше похоже на кашель, а потом развернул бумагу, разгладил её и, перед тем как смахнуть на пол, написал что-то ещё. Я наклонилась, чтобы подобрать её до того, как он выпрямился, и наши пальцы соприкоснулись. По моей коже словно пробежали искры и, достигнув живота, превратились в нечто теплое и мягкое. Я пристально посмотрела на Майкла. Он крепко сжал губы, явно пытаясь не засмеяться.

Он так напомнил мне брата. Не ту сторону, которую видели другие люди, и которая убила одиннадцать человек и заставила меня желать собственной смерти, а ту, которая слушала, как я плачу по ночам после кошмаров или говорила какая я красивая, после того, как один из барабанщиков посмеялся над моей прической. Именно по этой стороне я и скучала.

Я разгладила записку Майкла, которая уже изрядно потерлась в местах сгибах.

Ты прибегла к физическому насилию. Отличная работа.

Всё то теплое и мягкое, что было до этого в животе, мгновенно заледенело. Я не могла дышать. Бросив ещё один взгляд на Майкла, я увидела, что он так и продолжает улыбаться. Он бы так не делал, если бы знал, что такое настоящее насилие.