Студенческие хроники или год в общаге (СИ)

Докторша снова поднесла укол к предплечью. В тот же миг ко мне вернулись силы и дар речи. Я схватила брюнетку за руки и сжала их. Шприц с коротким звоном упал на пол.

- Прошу, послушайте, – лихорадочно и несвязно шептала я, на ходу облизывая пересохшие губы. Меня колотило как в припадке, перед глазами всё плыло, грудь сдавливало, не давая дышать. – Не делайте аборт. Я… я отказываюсь от него. Отказываюсь.

- Девушка, – врач сделала знак медсёстрам, означающий, чтобы они не вмешивались, – теперь вы тоже меня послушайте, пожалуйста. Я, конечно, могу не делать аборт, но вы уверены, что принимаете это решение осознанно?

- Да, да! – тут же закивала я.

- И вы уверены, что через несколько лет не отдадите этого ребёнка в детдом? Вы можете мне это обещать?

- Я клянусь, я никогда его не отдам, как тяжело бы мне не было! Клянусь! – я умоляюще заглянула докторше в глаза. Та поджала губы и подняла уголки губ в мимолетной улыбке. Она мне верила.

- Хорошо, – брюнетка положила руку мне на плечо, – мы не будем ничего делать. Не переживайте. Малышу это не на пользу.

- Спасибо, – выдохнула я, облокачиваясь о стенку и прикрывая глаза. Хотелось плакать от счастья и от того, что я вовремя остановила это безумие.

Врач присела рядом.

- Как тебя зовут? – негромко спросила она.

- Елена.

- А я Мередит. Мередит Фелл.

Воцарилось молчание. Через некоторое время его прервала пухленькая тёмноволосая медсестра.

- Извините, конечно, но что мы будем делать с той девушкой, сестрой вашей, и парнем? Они ждут вас.

- О, чёрт, – вздохнула я и спрятала лицо в ладонях. – Они… они хотят, чтобы я сделала аборт. И если они узнают, что я отказалась от него, то… то страшно представить, что будет…

- Может, мне поговорить с ними? – осторожно поинтересовалась Мер.

- Не надо, – тут же отказалась я. – Ты не сможешь их переубедить. Станет только хуже... Моя сестра особенно категорична.

- Тогда что?

- Слушай, – после недолгой паузы встрепенулась я, – я знаю, что не имею права просить о таком чужих людей, но… но вы моя последняя надежда. Мередит, не могла бы ты вколоть мне простого снотворного? Думаю, никто не будет разбираться, под настоящим ли я наркозом.

- Это идея, – одобрительно покачала головой Фелл, – но есть одна загвоздка. Я так поняла, ты живёшь со своей сестрой и подругами? Тогда твой обман быстро раскроется хотя бы тем же токсикозом. А уж когда ты начнёшь прибавлять в весе, то сразу всё станет понятно…

- Я могу переехать от них, – немного подумав, сказала я. – И бросить учёбу. Что угодно, лишь бы сохранить жизнь ребёнку.

- Знаешь, ты можешь пожить у меня какое-то время, – улыбнулась докторша. – Правда. У меня большая квартира, и иногда в ней довольно-таки одиноко… А ты, я вижу, хорошая девушка.

- О, Мередит, – я не верила своему счастью, – Мередит, огромное тебе спасибо! Я… я не знаю, как отблагодарить тебя! Ты столько для меня сделала, хотя я совсем чужой тебе человек!

- Я верю, что когда-нибудь мне это воздастся, – подмигнула врач.

- Мне так неловко… Я точно не буду тебя стеснять?

- Ни капельки! – Мер взяла меня за руки и улыбнулась ещё шире. – Уверена, мы сживёмся.

- Ты везучая, девочка, – заметила медсестра. Я подавила слёзы, испытывая искренню благодарность и любовь ко этим людям.

- Пора приступать к делу, – встала с кушетки Фелл и подошла к шкафчику с лекарствами. – Я вколю тебе снотворное, безопасное для ребёнка.

Брюнетка достала шприц, бутылочку и, набрав лекарства, подошла ко мне.

- Не бойся, – ободряюще улыбнулась она. – Когда проснешься, всё будет позади. Ложись сразу на каталку.

Я послушно выполнила все требования. Расслабилась и умиротворенно посмотрела в потолок, положив руки на живот. Сначала кожу привычно “подморозил” спирт, а затем я почувствовала острую, но быструю боль – игла вонзилась в предплечье.

“Всё будет хорошо, малыш”, – это были последние мои мысли, прежде чем я погрузилась в глубокий тяжёлый сон.

- Как его зовут? – наконец, заговорил я, поглаживая фотографию, отобранную у Елены. Девушка недовольно покосилась на меня, обдумывая, говорить имя или нет, и нервно заправила прядь волос за ухо. Я грустно усмехнулся.

- Елена, понимаю, что больше всего на свете ты хочешь стереть меня с лица земли, но, умоляю, ответь на мой вопрос. Это очень важно для меня... Как его зовут?

- Эдвин, – Петрова произнесла имя очень тихо, но я всё равно расслышал.

Эдвин… Эдвин Сальваторе.

Мой сын.

В груди разлилось жгучее, но одновременно приятное тепло. Я отец. Отец. Какое ликование приносит это слово!

Я хочу встретиться с сыном. Непременно.

- Ни за что! – оказывается, последние слова я произнес вслух. Девушка вскочила с диванчика и скрестила руки.

- Скажи, ты смеешься надо мной?! – она была в ярости. – Два года назад ты не хотел этого ребёнка, бросил меня в труднейший период моей жизни, а теперь, когда все более-менее наладилось, внезапно решил поиграть в доброго папочку?! Думаешь, у меня совсем гордости не осталось?!

- Елена, пожалуйста, – я тоже встал с дивана и заглянул Петровой в глаза, – мы же взрослые люди. Давай решим всё спокойно, без лишних эмоций и злобы. Да, я виноват и не отрицаю это. Я виноват ровно настолько, чтобы ненавидеть себя за прошлое. Я был полнейшим идиотом. Но я хочу исправить ошибки. Ребёнку нужен отец, ты должна сама это понимать. И он… нет, вы, вы оба мне также нужны. Больше всего на свете.

- Ошибаешься, – Елена несколько злорадствующе, но, в то же время, с горечью усмехнулась. – Мы не нуждаемся в тебе, Деймон. Ни я, ни Эдвин. Ты отказался от нас. Возможно, раньше это меня мучило, но не сейчас. Мне нравится моя нынешняя жизнь, и я не собираюсь впускать в неё тебя снова. Всё кончено.

- Елена! – я схватил её за плечи, но она раздраженно вырвалась. – Елена, просто подумай, что ты говоришь! Ни один ребёнок не будет полностью счастлив, если у него нет хоть одного родителя. Он будет ощущать себя ущербным и брошенным, а я не хочу, чтобы мой сын знал эти чувства! Не будь эгоисткой!

- Кто бы говорил! – повысила голос девушка. – Ты всегда всё портишь, Деймон, всегда! Я буду напоминать тебе снова и снова: не ты был рядом со мной, когда мне действительно нужна была поддержка. Не ты. Мне пришлось самой выкручиваться из сложившейся ситуации! Я бросила сестру, подруг, учёбу, мечты ради того, чтобы ребёнок жил, а ты же… ты ничего не потерял, а только наслаждался жизнью!

- Знай бы я о том, что ты не сделала аборт, я бы…

- Слишком много “бы”, Деймон, – отрезала Петрова, – а поэтому мне абсолютно наплевать на то, чтобы ты делал. Меня поддержал другой человек, и ему не требовалось для этого условное наклонение.

- И кто же? – я сжал зубы. Слова Елены резали хуже ножа. Они, будто лезвие, кромсали сердце на рваные куски. Чертовски больно.

- Элайджа, – девушка произнесла это имя с нежностью, что заставило всё клокотать внутри меня. – Брат Ребекки. Возможно, ты его помнишь.

- Помню, – процедил я.

- Он единственный, кто помогал мне держаться.

- Он знал о беременности?

- Да, я рассказала ему всё почти сразу, как только мы приехали в Лондон. И он понял меня. Внял моим мольбам и не стал говорить об этом Кэтрин и остальным. Он до сих пор держит этот факт в секрете. И знаешь, в чём главное отличие его от тебя? Ему я могу верить.

- Ты с ним спишь? – грубо спросил я, не в силах обуздать ревность.

- Посмотри на себя, Деймон. В тебе не осталось ничего чистого, – грустно усмехнулась Петрова. – Нет, мы не спим, не женаты и даже не встречаемся. Элайджа – друг, почти брат, который дороже мне тысячи таких, как ты. И Эдвин очень любит своего дядю, так же, как и он его.

Последние слова Елена произнесла твердо и с особой жесткостью. Это и стало апофеозом нашего разговора и моей растущей злости.

- Можешь говорить что угодно, делать, что угодно, – угрожающе прошептал я, склонившись над девушкой, – но я не брошу своего сына. И тебя. Тебе придётся с этим смириться, потому что, в конце-концов, я добьюсь своего. И даже не пытайся спрятать Эдвина от меня, потому что я найду его в любой точке мира, да хоть, чёрт возьми, на Марсе! Надеюсь, ты осознала мою решимость?