Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ)

Если он не захочет меняться сам, я не как не смогу ему помочь. И я не буду помогать. Он тот парень, бесчувственный, безжалостный, устрашающий для меня, с которым нас нечего не связывает. Но осадок где-то внутри, после его слов все еще горит. Сжигает. Это пламя не погасить и ненависть, которая постепенно занимает большую часть меня. Я не знала, что такое зло, я не знала, что такое подчинение никогда в жизни. Господь считает меня чудовищем? Зачем он приносит в мою жизнь каждый день бездонную массу боли и огорчения?

Смерть родителей, издевательства, боязнь оставаться с кем-либо наедине. Боязнь людей и их касаний. Нильс, что въелся в мою душу так глубоко, что достать не возможно, постепенно там растворяется. Во мне.

Медленно, без резких движений я привстаю. Боль не такая сильная, о которой я могла думать, но усталость и убийство половины меня не позволяет действовать решительно и более оживленно.

Присев на свои ягодицы, я с нетерпеливостью подвожусь. Однако у меня все полыхает, и боль проходится по всему телу. Смотрю на настольные часы, что стоят на тумбочке у кровати, и понимаю, что проспала первые две пары. Отворачиваюсь, понимая, что это была его воля, дабы я проспала занятия. Но я сейчас желаю одного: чтобы его тут не было. Мне нужно задышать более свободно. Но о какой свободе можно говорить в то время, когда ее не может быть вообще?

Стягиваю атлас, делая пару шагов, и заворачиваюсь в него. Мне стоит принять душ и одеться как можно быстрее. Но страх выйти из комнаты заполнило все мое тело дрожью, как только я услышала достаточно громкий шум на кухне. Сомнений не было, Нильс Веркоохен был тут. Поблизости.

Столкнуться с ним равнялось в схватке с диким львом, а в защите только мои руки. Связанные напрочно руки. Это действительно страшно, но его приказ перед тем, как заснуть, я помнила. Разговор предстоял трудным.

Переступив порог его комнаты, я лишь еще больше ежусь от холода. Ткань атласа обтягивает меня плотнее, и я нерешительно ступаю босыми ногами по полу. Сердце с бешеным ритмом стучит, а дыхание замедляется. У меня все еще нет сил держать себя на ногах и я, скитаясь от угла к углу, все же оказываюсь в дверном проеме кухни.

Я вижу его оголенную спину, он вновь что-то готовит, и я не могу избежать такого ароматного запаха. Кажется, он готовит куриный бульон. Я бы удивилась, будь это вчера. Но сейчас я безразлично делаю еще один шаг, замерев на месте. Говорить совсем не хочется, я все еще трясусь от него, и готова убежать. Единственное, что меня держит – приказ. Я по его приказу прибыла, как только проснулась.

Он совсем не замечает моего присутствия. Привлекать внимание достаточно жутко. Я поворачиваюсь, подумав о том, что мне следует одеться. Мне лучше покинуть его, и привести себя в более опрятный вид. В его глазах я слишком жалкая, а когда я распята и с болью, что отражается не только в моем теле, но и в кричащих глазах, которые пекут от долгих и душевных слез, я бы хотела быть сильной. Да, покорная. Да, слушаюсь, теперь. Но я хочу быть сильной, меня бабушка всегда учила только этому. Нужно храбро вести эту бойню между нами. Нужно принять поражение и снова пробовать подниматься. Но, я поднимусь сама. Нильсу больше не нужно находиться около меня. Его жизненный путь – его выбор. Я не буду перечить, он достаточно умен, хоть и в тотчас очень глуп.

– Я не разрешал, Роуз, – резко выпалил он, а я готова была свалиться с ног от его голоса. Тело вздернулось, и я остановилась, не начав идти. Прикрываю глаза, и по коже бежит мороз. Он обращался ко мне. – Присядь, – более мягко проговорил он, и я поворачиваю голову к столу, к которому был приставлен стул. Моя белоснежная рука отодвигает стул, и я с аккуратно присаживаюсь, почувствовав неприятные ощущение в ягодицах. Голова инстинктивно опускается вниз, как только парень разворачивается и подходит ко мне. Прикусываю внутреннюю сторону щеки и уже взмолилась, чтобы он отпустил меня.

– Ешь, – ставит он передо мной тарелку, как и было мной предсказано, куриного бульона и кладет ложку. Я холодно и совсем отстранено посмотрела, на полную тарелку супа, не шелохнувшись. Я старательно избегала с ним взгляда, иначе он давно бы уже прочитал в моих глаза, что я начала противиться есть его харчи. Он вновь подталкивает меня к обрыву, заставляя делать так, как хочет он, а мне, лишь бы остаться живой.

– Не будешь есть сама, Роуз, я сам накормлю, – более грубее заявил парень. Моя рука не спеша взяла ложку, опуская ее в жидкость. Он стоял совсем рядом, с боку, и я была уверенна, что он наблюдает за мной пристально и с высока.

Я мешала суп, подумав о том, что Нильс уйдет, оставит меня, но он лишь с глубоким выдохом стал наблюдать за моими действиями. На миг казалось, что его это увлекло, он был тих и даже с интересом ждал моего поражение. Через минуту, я уже поняла, что мне придется, иначе парень просто не выдержит и зальет мне этот бульон в глотку. Не впервые.

На вкус очень вкусно, либо я была голодна и без сил, что еда казалась довольно сытной. Как только парень заметил, что я начала есть, после долгого раздумья, он оперся об спинку моего стула.

– Покорная девочка, – с язвительностью проговорил он, а я лишь усилила хватку на ложке, начав ерзать по стулу. Любое движение по поверхности стула заставляло меня с неудобством и мимолетной болью находиться в сидящем положении. – Нравится быть послушной?

Я уронила ложку в тарелку, из-за открытого издевательства Нильса, и та создала громкий звук, что режет уши. Заставив себя молчать, оставаться на месте, я приподнимаю голову, сев более ровнее. Было сложно настроиться, ведь парень находился прямо за моей спиной. Я упорно взяла ложку в руку, уверяя себя в том, что я его не боюсь. Но была ли это правда на самом деле?

– Рози, я ведь не запрещал тебе говорить. Может, ты что-то хочешь спросить? – его голос казался мне насмешливым. Я, молча, продолжила пережевывать еду, смотря в окно. Нильс присаживается на стул, а я избегаю любого взгляда, не решаясь увидеть его побежденный взгляд. – Рози? – настойчиво зовет он меня по имени, которое он сократил. Я нервно втягиваю воздух в себя, думая, что я должна ответить ему.

– Я… – сразу запнулась, услышав свой охрипший и несчастный голос. – Мне нечего спрашивать, – закончила я на одном выдохе, прикрыв глаза от напряжение.

– Удивительно. Недавно ты заваливала меня вопросами, когда садилась со мной за один стол, – усмехнулся парень. Но на моем лице нечего нет, совсем. Я лишь напряженно выдыхаю, как только он придвигается ближе. – Не думай, что я поверю в это, Розали, – почти прошипел он. Теперь я узнаю его, не нужно было так ласково говорить со мной в начале. Этот спектакль не к чему. Мы оба знаем настоящего Нильса Веркоохена.

– Во что поверишь? – тихо переспросила я.

– Ты никогда не будешь покорной девчонкой. В тебе свободы ровно только же, как в диком мустанге, – фыркнул он, резко ухватив меня за подбородок. Его глаза наполняются гневом, но через несколько доли секунд, он смягчается. – Но даже будь ты покорная, твои глаза кричать о другом, – проговаривает он, испустив безнадежный стон. Я наблюдаю за яркими, почти горящими голубыми глазами, не в силах бороться с собой. На глазах появляется влажность, а в следующий момент, слезы стекают по щекам.

Я не могла отвести от него взгляда, как и он. Но ставало слишком тяжело. В груди щемило, горло сдавливал беспощадный ком. Отчасти, он мог быть прав. Но лучше я буду послушной, его мягкотелой игрушкой, которой можно манипулировать, чем бороться, а потом захлебываться слезами, слушая крик внутри себя. Опускаю глаза вниз, а его рука расслабляет мой подбородок.

– Ты этого хотел, Нильс. И ты это получишь, – только и выговорила я, вставая со стула. Тяжело находиться и сдерживаться рядом с ним, когда я вчера умоляла и благодарила его за отвратительные вещи.

– О нет, Роуз, – так же встал с места и Нильс, заставив меня лишь взглядом не шевелиться и оставаться на месте. – То, что я сделал, это не считается покорениям тебя или твоей дурацкой гордости. Ты к этому должна прийти сама, а иначе ты ведешь со мной игру, поддаваясь мне, – он говорит достаточно черство, чтобы завести меня в замешательство, обескуражить. Что он хочет? Опять поставить меня и возвысить, а за тем нанести еще один удар? Это слишком чудовищно, даже для Нильса.