Мужчины «пять звезд» – включены

– Вот это совсем не обязательно! – упрямо заявила Катрин и выскочила на улицу.

К этому времени возле входа у стены ресторана освободился маленький столик. Катрин устроилась за ним и попыталась собраться с мыслями. Что за чушь он нес? Папа – хозяин крупной фирмы? Хорошо бы! Ее отец еле-еле зарабатывал на то, чтобы расплачиваться за маленький домишко, в котором жила семья. Хюбнеры по-настоящему никуда не ездили на каникулы, потому что на это просто не было денег. Так, загородные поездки в Шварцвальд да пару раз на Боденское озеро. Впрочем, однажды Катрин побывала в Эльзасе, ей хорошо запомнился кафедральный собор Страсбурга и то, как они угощались в одном из уличных кафе горячими пирожками. На обратном пути Катрин стало плохо, и долгое время после той поездки она вынуждена была выслушивать ехидные замечания своей сестрицы.

Катрин и сегодня было ясно, что никогда она не накопит денег на собственный дом, на роскошные путешествия, а всю жизнь проведет по чужим углам, снимая квартиры.

Появление официантки вернуло Катрин к реальности. Что она там насчитала себе сегодня утром? Четыре литра апельсинового сока в день? Катрин заказала себе бокал просекко – белого игристого итальянского вина.

Пригубив его, она принялась разглядывать собравшихся на террасе людей. Никто ничем особенным не выделялся. Совершенно нормальные любители покататься на горных лыжах. В точности такие же, как она. Постепенно ее напряжение стало спадать. Что с того, что какие-то типы сделали из нее объект охоты? Если это доставляет им удовольствие – на здоровье! В жизни бывают вещи и похуже.

Она прислонилась спиной к стене домика и прикрыла глаза. Отдельные голоса вокруг постепенно сливались в единый гул, равномерный и убаюкивающий. Катрин довольно долгое время сидела неподвижно, подставляя лицо солнцу, и почти задремала, но внезапно один из голосов словно внутри ее стал выделяться из общего фона. Она почувствовала нарастающее недовольство, не понимая, впрочем, причины. Это недовольство никак не вязалось ни с прекрасной солнечной погодой, ни с выпитым. Чувство было ей знакомо. Катрин испытала его, сидя однажды одна в комнате тети Рут и наблюдая за старыми гаражными воротами, которые с жутким скрипом поворачивались на своих петлях. Она почувствовала тогда себя совершенно одинокой, выброшенной из жизни, отодвинутой на задворки, без всяких перспектив. Депрессия. Такое состояние наступало периодически, казалось, и причины особой не было, вообще ничего, что могло тяготить ее в этот момент. Только нарастающее ощущение собственной никчемности.

Катрин открыла глаза. Солнце все так же сияло на небе, люди вокруг так же развлекались, а перед ней стоял бокал просекко, которое хоть и нагрелось на солнце, но отнюдь не давало Катрин повода для плохого настроения. Она решила побороться со своим унынием и велела себе снова встать на лыжи. Этот припадок надо победить.

Катрин огляделась по сторонам в поисках официантки. В этот момент ее взгляд задержался на человеке, который только что появился на площадке перед рестораном и в не решительности топтался, увидев, что все столики заняты. Он, взглядом наткнувшись на нее, поднял руку в приветствии. Она кивнула. Мужчина подошел ближе. Именно с ним Катрин столкнулась утром в ресторане отеля.

– Можно присесть за ваш столик? – учтиво осведомился он, и Катрин указала на стул, стоявший напротив.

– Пожалуйста, – произнесла она и добавила: – Я все равно собиралась уходить.

Он уже подвинул стул, но в этот момент замер.

– Простите, в мои намерения вовсе не входило выгонять вас!

Катрин помедлила. По-видимому, она не очень удачно выразилась.

– Меня совсем не просто прогнать!

Он поднял брови:

– Похоже, вы снова немного голодны? – Я? С чего вы взяли?

– Ну, потому что вы так неприветливы!

Катрин прикусила язык. Ну ясно, сегодня утром он видел, как она, словно ненасытная обжора, в который раз бежала со своей тарелкой к буфету. К тому же он сидел потом за одним столом с женой Жана.

– Меня зовут Катрин, – представилась она, чтобы сгладить неловкость первых фраз и продемонстрировать свое дружелюбие.

– С «С» и «h», я уже знаю, – кивнул он и присел. – Я – Оливер!

Он протянул ей руку. Рука была теплая и крепкая, и вообще Оливер показался ей достаточно симпатичным, хотя сказать, что он был красив, было бы сильным пре увеличением.

– Откуда вы знаете, как пишется мое имя? Разве в отеле есть хоть одна моя подпись?

Он рассмеялся и покачал головой.

– Роксана рассказала вчера – как бы между прочим. Это она узнала такие подробности.

– Это должно быть бе-е-е-езумно важно!

– Ах, ей в жизни не доводилось познакомиться ни с одной немецкой принцессой, понимаете, и это незаживающая рана в ее душе. Поэтому ничего особенного в том, что имя юной девушки из отеля так запало ей в душу.

Оливер подозвал официантку, заказал себе пшеничное пиво, а Катрин попросил принести еще бокал просекко.

Катрин наморщила лоб:

– Ну и что же теперь? Мне придется заменить ей всех немецких принцесс?

Оливер ухмыльнулся:

– Ну да, она дала на этот счет инструкции, и притом весьма определенные. Понимаете, детские воспоминания и впечатления никогда не забываются… Их не выбросишь, словно старый хлам.

Катрин не удержалась от смеха. После сегодняшнего эссе по поводу солнцезащитных очков за 180 евро легко было представить себе такое…

– Ага, и теперь она штудирует свою родовую книгу, нет ли там Катрин с «С» и «h», чтобы не перепутать меня со своей уборщицей. Я правильно поняла?

Оливер кивнул:

– Примерно так!

Принесли напитки, они подняли бокалы.

– А Роксана и Жан женаты официально? – полюбопытствовала Катрин.

– В большей или меньшей степени.

– Такое бывает? Быть женатыми в большей или меньшей степени?

– Ну, он с большой охотой заводит шашни с другими женщинами. Она периодически отвечает ему тем же.

– Что же удерживает их вместе?

– Деньги! – Оливер пожал плечами. – Дети. И привычка. Тоже своего рода вид любви.

– Любви? Я представляю себе любовь совсем по-другому.

– Любовь многолика!

Катрин разглядывала его. У мужчины были ухоженные руки, это уже бросилось ей в глаза. Аккуратные ногти, без заусенцев. Но не костлявые руки астеника. Крепкие мужские руки, это было очевидно.

– А чем вы занимаетесь? – само собой вырвалось у нее, хотя она и не собиралась задавать этот вопрос.

– Я стоматолог.

– Ага!

Она посмотрела на его лицо. Разумеется, кассир, пусть даже и из супермаркета, не поедет отдыхать на курорты Арльберга.

Он изучал ее. Она выдержала взгляд. Карие глаза, довольно большой нос; улыбающийся рот позволял оценить ослепительную белизну зубов.

– Но у вас не совсем ровные зубы! – констатировала Катрин.

Он рассмеялся:

– А разве зубной врач обязан иметь идеальные зубы?

– Но к сапожнику, у которого рваные ботинки, никто ведь не пойдет!

Он кивнул.

– Мои в порядке, – произнес он и высоко поднял свою ногу, чтобы Катрин могла убедиться в качестве его лыжных ботинок.

– Но ведь вы не являетесь по совместительству сапожником! – упорствовала она.

– Определенно нет. – Он кивнул. – А вот вы время от времени клацаете зубами, – продолжил он, и она заметила, что его глаза смеются.

Катрин ничего не ответила; она взяла в руку второй бокал с шампанским. Но тут же констатировала, что приступать к новому бокалу – непозволительная роскошь, – первый был хоть и теплый, но пуст лишь наполовину. Она отставила свежее шампанское в сторону и взяла первый бокал.

– Верно, – сказала она и поморщилась.

Теплое шампанское было на вкус, как детский лимонад. К тому же кисловатый.

Оливер наблюдал за ней.

Выражение его лица почти не изменилось, лишь стало еще чуть-чуть веселее. Его каштановые волосы наверняка вились бы, если бы стрижка не была такой короткой. Седина слегка тронула его голову, но это было почти незаметно. Катрин оценила его возраст ближе к сорока.