Майне либе Лизхен

–  Ну что, ты все поняла? – посмеиваясь, спросила Елизавета, когда они спустились с крылечка.

–  Ни х… не поняла, – озадаченно ответила Галина. – Ты куда меня водила и за каким хреном?

–  Объясняю. Читать умеешь? Вон смотри – табличка.

–  «Библиотека главы города», – с запинкой прочла Галина.

–  И рядом табличку читай, – поторопила соседка.

–  «Консульство США. Американская библиотека. Центр российско-американской дружбы», – едва не по слогам разбирала Галя.

–  Молодец! – похвалила Елизавета. – С завтрашнего дня ты работаешь здесь уборщицей. С одиннадцати до пяти, воскресенье и понедельник – выходной. Сказать, какая зарплата?

–  Да на х… мне твоя зарплата?! – возмутилась Галина. – Я работать и не собиралась! Чего мне – пенсии не хватит? Я отдыхать буду. Наработалась.

–  Если бы ты одна отдыхала – еще полдела, – ласково начала Елизавета Владимировна. – Так ты ведь Алексея Николаевича спаиваешь. Тебя дома оставить на неделю – и сама человеческий облик потеряешь, и его до греха доведешь.

–  Чего ты ко мне пристала? – возмутилась Галина. – Не пойду, бляха-муха – и все тут!

–  Поздно, – сообщила соседка. – Ты что, не понимаешь? Тебя уже с утра по всем каналам проверили, везде записали… Теперь отказываться нельзя.

–  Почему? – не поняла Галина. – Х… они мне сделают?

–  Совсем от жизни отстала, последние мозги скоро пропьешь, – вздохнула Елизавета Владимировна. – Ты заявление в отделе кадров написала?

–  Ну…

–  Считай, подписку дала. Это же режимный объект! Мэр! И консульство США. Видела, какая охрана? Милиция. И рамка металлическая на входе.

–  И на х… им эта рамка?

–  От террористов. Если оружие мимо понесут – она запищит. Короче говоря, отсюда так просто никто не уходит. Могут быть большие неприятности.

–  Какие еще, б… неприятности? – возмутилась Галина, но уже не так уверенно.

Вместо ответа соседка пожала плечами и многозначительно промолчала, и это молчание лучше всяких слов убедило Галину в безысходности ее положения.

–  Да, и еще вот что, – оглянувшись по сторонам, как бы опасаясь, что их подслушают, зашептала Елизавета Владимировна. – Если ты здесь, на работе, хоть раз отпустишь словечко из твоих обычных выражений…

–  Каких… выражений? – обессиленно спросила Галина.

–  Вот этих самых. Которыми твои шоферы восхищались. Ну что тебе, повторить весь список? Я могу, честное слово, но не буду. Так вот, если ты хоть одно такое словечко ляпнешь, тебя сразу арестуют. Были прецеденты.

–  За что?! – Галина споткнулась и едва устояла на ногах. – За что арестуют-то?!

–  За оскорбление власти. Теперь с этим опять строго, – подняла палец вверх Елизавета Владимировна, как бы призывая в свидетели высшие силы. – Начинают, как раньше, гайки закручивать. Считай, опять однопартийную систему ввели, как раньше КПСС. И правильно, сколько можно? Так что мой полы и помалкивай.

–  И что – ни слова? Б…! – простонала Галина.

–  Ну отчего же? Можешь говорить «добрый день», «спасибо» и «пожалуйста», – великодушно разрешила Ба. – Посмотри, это там не наш трамвай? А то мне еще рыбу жарить. И держи меня крепче, я, если упаду, то уже не встану. Давай-давай, побежали!

К семи часам Левушка дома еще не появился и даже не позвонил, хотя к началу собрания он обещал прийти. Ба, как всегда, немедленно начала паниковать и воображать всевозможные неприятности, но звонить ему на сотовый все же не стала – мало ли какие дела у молодого человека, не стоит старухе быть навязчивой со своими тревогами и мнительностью. Он знает, что она волнуется, и позвонит сам, как только сможет. Поэтому на собрание Ба отправилась одна, предусмотрительно прихватив табуретку – ноги уже не те, чтоб стоять.

Обычно в зимнее время такие мероприятия проходили на площадке между первым и вторым этажом, и, когда в доме было десять квартир, народу набивалось – на каждой ступеньке стояли. Когда началась эпоха приватизации квартир, жильцов первого этажа быстренько расселили, причем одна пьющая семейная пара из третьей квартиры при этом просто канула в небытие, а полусумасшедшую старуху из четвертой увезли куда-то на «Скорой», и больше она не вернулась. Воронова тогда не раз ходила к участковому, беспокоилась, просила узнать об их судьбе, и вежливый младший лейтенант Ларькин ее успокоил: документы в порядке, уехали ваши соседи куда-то в область, и слава богу – тот еще был контингент. А соседка лечится в психоневрологическом интернате, ее делами дочь занимается.

Потом на первом этаже сделали клуб игровых автоматов, и чего жильцы дома натерпелись – лучше не вспоминать. Автоматы работали круглосуточно, и веселая жизнь в доме и во дворе тоже кипела двадцать четыре часа в сутки. Елизавета Владимировна и супруги Мокроносовы писали во все инстанции, от СЭС до прокуратуры, но им если и отвечали, то неизменное – «нарушений нет». В прошлом году хозяин был вынужден закрыть заведение, и старожилы, то есть та же Елизавета Владимировна и Герман Иванович, отпраздновали это как большую победу, до которой супруга Германа Ивановича, к сожалению, не дожила. Старый дом постепенно приходил в себя вместе со своими жильцами. И вот – объявление.

Без минуты семь на площадку вышел Герман Иванович в парадной форме одежды – отглаженная белая рубашка и брюки от выходного костюма. Нарушали эту неожиданную торжественность только надетые на босу ногу тапки. Держался он тоже как-то странно, и Ба даже забеспокоилась – не заболел ли в результате своих хождений по морозу на оптовый рынок? Но Герман Иванович, нервничая, лишь оглядывался на дверь и отвечал уклончиво, а Ба из деликатности не продолжала расспросы. Мало ли, может, у него суп кипит на плите, вот и боится, чтоб не убежал. А рубашки другой под руками не оказалось. Галина, одетая в отличие от соседа совершенно не гламурно, в линялую футболку и вытянувшиеся на коленках трико, тоже была не так весела, как обычно, мусолила вонючую сигаретку и на соседку смотрела неприязненно. Но Ба сделала вид, что ее косых взглядов вовсе не замечает. Трезвая явилась – и на том спасибо. Последним пришел Пустовалов, он зябко кутался в застиранную, драную на локтях кофту с обвисшими полами и, похоже, тоже не особенно интересовался повесткой дня. Мрачный как никогда участковый Ларькин, за эти годы отрастивший брюшко и поднакопивший звездочек на погонах, представил им женщину средних лет с резкими манерами. Должность никто не разобрал, что-то вроде «представитель районной администрации». «Представитель» женского пола без лишних слов объяснила суть дела:

–  Уважаемые гос… товарищи жильцы! Согласно генеральному плану застройки города улица Бажова будет расширяться, движение будет шестиполосным. Поэтому ваш дом подлежит сносу…

В наступившей тишине Ба тихо ахнула.

–  Земельный участок будет изъят под муниципальные нужды. По Земельному кодексу – имеют право, – глядя на нее, пояснила женщина. – Я как представитель районной администрации в ближайшие дни с каждым жильцом буду встречаться и разговаривать отдельно. Передо мной поставлена задача помочь подобрать новое жилье взамен идущего под снос. Не волнуйтесь, обижать вас никто не собирается. Поможем найти оптимальные варианты для каждого, а также с переездом. Какие у вас есть вопросы?

–  А если я… мы не захотим отсюда уезжать? – слабым голосом спросила Ба. – Квартиры ведь приватизированные, частная собственность. Как так можно – изъять?

–  Тогда вас выселят в судебном порядке. Поймите, земельный участок изымается для муниципальных нужд, из-за одной вашей квартиры, – женщина обвела взглядом собравшихся, как бы зачисляя их в свои единомышленники, – генеральный план города изменять не будут. Такие спорные ситуации возникают периодически, и разработан механизм их урегулирования. Просто в этом случае вы еще и по судам набегаетесь.