Закуток (ЛП)

Коломба, усевшись на край открытого окна, издала трель, закончившуюся тремя отдельными нотами. С улицы послышался аналогичный сигнал.

— Кафе «Банк и спорт» посылает нам три кофе, — сказала Эрмина. — Это очень удобно. Как видишь, мы окружили себя комфортом. Только я чувствую себя крайне униженной, так как я никогда не умела свистеть. Манекенщицы у Вертюшу говорили, что только холодные женщины не умеют свистеть.

Ее вдруг охватил необъяснимый приступ безумного смеха, и она прекратила смеяться лишь тогда, когда появился большой коричневый кофейник. Коломба лениво, с безразличием опытного официанта, вылила остатки вина из трех стаканов в ведерко со льдом и наполнила их теплым кофе. Эрмина, вновь погруженная в свои заботы, отвечала невпопад: «Нет, без сахара… спасибо… Да, два куска…» Кубок черного стекла наполнялся пеплом и окурками.

— Ты пьешь слишком много кофе, Эрмина.

— Оставь ее, — сказала Коломба. — Сигареты и кофе — это хлеб сестер Эд. Они так много пережили!

— Но не я, — сказала Алиса. — По крайней мере… не сегодня.

Обе ее сестры виновато взглянули на нее. «Они, видимо, забыли, что Мишель умер, — подумала она. — Не мне их упрекать за это».

— Дети мои, мы на повороте нашей жизни… Эрмина, мне бы так хотелось знать, что ты собираешься… что ты думаешь делать…

Эрмина опустила голову, поджав губы.

— Не забивай себе голову больше, чем нужно, — сказала она, не желая откровенничать. — Тебе не задавали вопросов, когда ты покинула «команду».

— Это не одно и то же, Мина. Я вышла замуж за Мишеля, вот и все.

— Ну, допустим, я выйду за Леона… И это все.

— Боже мой, малышка, не очень-то у тебя дружелюбный тон…

Телефонный звонок прервал и так поразил Эрмину, что она не сразу бросилась к телефону в свою комнату. Она замерла, устремив взгляд на дверь своей комнаты, и даже не поправила расстегнувшийся на груди халат. Затем вскочила, зацепилась полой широкого халата за угол стола и, вместо того чтобы остановиться и отцепить, с раздражением сбросила его и помчалась почти голая к аппарату… Алиса неодобрительно покачала головой, глядя на Коломбу.

— Пещерная женщина, — сказала она. — Кто бы мог такое подумать?

Они замолчали, курили, допивая остатки кофе. Из комнаты Эрмины доносились обрывки разговора, короткие слова, произносимые очень громко, и еле слышные фразы. В какой-то момент молчание так затянулось, что Алиса забеспокоилась. Но монолог продолжался более тихо, то ли из предосторожности, то ли от успокоенности.

— О чем они могут говорить друг с другом? — спросила Алиса.

Коломба думала о другом и не услышала ее. Она подпирала рукой щеку, наполовину закрытую темными волосами, и глядела в окно светлыми, нежными, покорными женскими глазами. «Она тоже мысленно говорит с ним…» Впервые после приезда Алисе пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть комок, подступивший к горлу, проглотить солоноватую слюну, которая предшествует рыданиям. Из комнаты Эрмины раздался крик, такой же победоносный, как последний крик роженицы, и минутой позже Эрмина вернулась. Она подобрала дрожащей рукой свой стеганый халат, прижав его к себе. Ее босая ледяная нога задела руку Алисы, когда она перешагивала через спинку дивана.

— От такого крика и молоку недолго свернуться, — проворчала отвлеченная от своих мечтаний Коломба.

— Что случилось, Эрмина?

Эрмина обратила к сестрам свое бледное лицо, бледное от пудры и по контрасту с помадой; ее глаза наполнились крупными, блестящими слезами.

— Он… он сказал… — заикаясь, промолвила она… — Он сказал, что… он разводится, что мы поженимся… и уедем далеко-далеко… вдвоем…

Сияющие крупные слезы брызнули из глаз. К плечу Алисы припало обнаженное плечо, волна светлых волос, пахнуло горячечным дыханием, которое появляется у женщин в минуты сильного волнения, она ощутила тяжесть тела, оно, обессилев, давило на нее всем своим весом. Алиса напряглась, чтобы крепче поддержать ослабевшую сестру, слегка побаюкала ее и дала ей выплакаться.

— Ты, по крайней мере, уверена… — рискнула она спросить чуть попозже.

— Уверена?

Покрасневший нос показался из золотистых волос; подурневшая, счастливая, вся блестящая от слез, Эрмина сказала с возмущением:

— Уверена! Да как ты можешь… Человек, который перевернет всю свою жизнь, который уговорил свою жену подать на развод, такой человек…

«Обычная история, — думала Алиса. — Она уже гордится злом, которое причинила, и горем, которое причиняет…»

— Представь себе, Коломба, — воскликнула Эрмина, меняя тон. — О том, что она требует развода, он мне сказал только в самом конце разговора! О, я не знаю, что я ему сделаю! — проворчала она со смехом, полным раздраженного восхищения. — Ты представляешь, Коломба?

«Она обращается только к Коломбе, — думала Алиса. — Я не в счет…»

— Он вредный, — признала Коломба. — А что он подразумевает под словом «уехать далеко»?

— Не знаю… — сказала Эрмина, занятая тем, что пудрила свое осунувшееся лицо, подправляя влажными пальцами брови и ресницы. Она задумалась, держа в руках пуховку и зеркало.

— Может быть, на Мадеру…

Ее распустившиеся волосы падали на обнаженное плечо. Она мысленно пыталась представить себе будущее, которое только что спас случай, и Мадеру, — остров и золотистое вино по имени острова, в чье название входит слово «золото».

— Мадера? — повторила Коломба. — Почему Мадера? Что за странная идея!..

Эрмина глянула на сестру с лукавством ребенка:

— Послушай, а ведь это не хуже, чем По!

Она громко рассмеялась. Коломба вторила ей, но октавой ниже.

«Они играют сейчас, — думала Алиса. — Они теперь единомышленницы. Надолго ли?» Смех прекратился, Эрмина обратилась к Алисе со слишком уж подчеркнутой любезностью:

— Тебе сегодня совсем нет покоя от нас…

«Я им мешаю… Я стала лишней… Они не будут больше откровенничать между собой в моем присутствии».

Услышав три удара в дверь, Эрмина вздрогнула, но Коломба потупила глаза и встала без всякого удивления.

— Это Каррин. Он мне сказал, что зайдет, если у него появится что-то новое. Лишь бы…

Она завязала пояс банного халата, закрепила за правым ухом прядь волос и открыла дверь. Высокий, с козлиным профилем, худой и утонувший в своем почти белом плаще, Каррин подошел сначала к Алисе.

— Алиса, мой добрый друг…

Он крепко обнял ее, затем отстранил от себя, чтобы получше рассмотреть.

— Очень рад видеть вас такой красивой… Красота — это лучший признак…

«Эге! Этот неуклюжий Баляби всегда знает, что надо сказать…» Алиса улыбнулась лицу сатира с вьющимися светлыми волосами с проседью и с красивыми карими глазами, немного выпуклыми, всегда полными мольбы.

Эрмина бросила «привет Баляби», как маленькому мальчику. Коломба ничего ему не сказала, но помогла освободиться от плаща, который она бережно сложила, затем села и прикрыла ноги полой халата до самых безукоризненно подстриженных ногтей.

— Эрмина, запахни халат, — прошептала Алиса на ухо сестре.

Эрмина послушалась, но с явной насмешкой во взгляде: «Из-за него? Стоит ли?»

Видя нерешительность Каррина, Алиса догадалась, что он ищет слова утешения по поводу смерти Мишеля, и ей захотелось избавить его от этого бремени.

— Мне кажется, у тебя много новостей, Баляби? Коломба мне сказала… Итак, По, дирижирование, Биарриц и так далее.

— Да… Я как раз пришел… Я вас отвлекаю…

— Нет, старина. Это очень интересное предложение, не так ли?

— Да… В том-то и дело… Не то чтобы я опасался быть не на уровне с профессиональной точки зрения…

Он не сводил глаз с Коломбы, и полное отсутствие у него тщеславия трогало и чем-то раздражало Алису. «У него почти нет подбородка. Да, подбородка явно недостает; ему бы немного пошире нижнюю часть лица да и плечи тоже, и Каррин был бы красивым мужчиной, в нем даже появилось бы какое-то величие…»

При детальном рассмотрении лица этого хорошо знакомого друга к ней снова вернулась ее склонность все подвергать критике, все предвидеть и эта независимость, пропавшая после смерти Мишеля и тяжб с органами закона, последовавшими после нее. Присутствие Каррина, целомудренное поведение Коломбы, ее девичья мягкость вернули Алису к нормальным человеческим интересам. Она сравнила покатые плечи Каррина, походившие на бутылку из-под рейнского вина, на которых болтался пиджак, с широкими плечами Мишеля, его мощной спиной, как у всех в роду Ляскуметтов. Ей мимолетно вспомнился бывший компаньон Мишеля, Амброджио, который терял дар речи от восхищения при виде очень темной челки, так контрастирующей с парой серо-зеленых глаз…