Клуб Первых Жен

Бренда не могла поверить своим глазам! Руки ее так дрoжали, что раскрытые перед ней большие страницы «Нью-Йорк Таймс» вибрировали. Она чуть не пропустила эту рекламу, занимающую целую страницу. Сколько же она стоила? Это было совершенно в духе Морти: если надо пустить пыль в глаза, трать большие деньги. Но за это, возможно, ему и не пришлось платить. Бренда, женщина проницательная и обладающая здравым смыслом, знала, что не имеет ни малейшего представления о законах большого бизнеса. Но ведь то же самое можно сказать и о Морти, который сейчас на гребне везения. Она начала более внимательно изучать страницу.

Ассортимент был огромный, а страховщиком выступала фирма «Федерейтид Фандз Дуглас Уиттер». Это была фирма Джила Гриффина, она это знала. «Теперь, когда Морти со мной развелся и откупился от меня небольшой суммой и этой жалкой квартиркой, он выходит в люди. Я передала ему свои акции, когда он начал кричать о своей нищете и жаловаться на то, что заёмы и закладные его живьем сожрут. Хорошенькое дельце. Какие-то чужие люди сейчас наживаются, а я сижу на своей толстой заднице и только и жду чеков с крошечными суммами, да еще боюсь, как бы банк их не вернул из-за отсутствия денег на счету плательщика!»

Бренда встала и, даже не заперев за собой дверь, побежала в газетный киоск на углу. Там она купила «Уолл-стрит Джорнэл». Вернувшись домой, она начала внимательно, страница за страницей, просматривать журнал. И наконец, на странице девять, она нашла нужную статью.

В этой статье цены на товары, которые предлагал Морти, рассматривались как событие, по значимости сравнимое со вторым пришествием. То, что частное лицо, торговец в розницу, смог так быстро преуспеть, предлагая потребителю нужные ему товары по доступным ценам, рассматривалось как чудо современного бизнеса. «Его потрясающий метод позволил ему покупать по низким ценам и продавать по чуть более высоким, но главное его достижение заключается в том, что он фактически тратил ради клиентов свои собственные средства, что позволило ему добиться, с одной стороны, размаха, а с другой, создать свой собственный устойчивый покупательский рынок. Его замечательные рекламные ролики о Неистовом Морти, созданные рекламной фирмой «Парадиз-Лоэст Эдвертайзинг», превратили его самого и его магазины в американское чудо». Потрясающий метод? Да о Морти ли пишет журнал? Какая чушь! Да, он умел торговать, тут она должна отдать ему должное, но вообще-то он ни черта в бизнесе не понимал. Что это за фотография? Она посмотрела на имя, указанное под ней. Какой-то Аза Юэлл.

«Ну уж рассказала бы я старичку Азе, как Морти добивался таких низких цен до того, как у него появился этот новый метод». В течение многих лет Морти продавал телевизоры, стерео– и видеоаппаратуру прямо «с колес» грузовиков ее отца. Она была у него бухгалтером, поэтому уж она-то знает. «Тратил свои собственные средства», моя лапочка. Да он просто отмывал деньги. Что бы на это сказал Аза Юэлл?

Бренда вновь стала читать статью. «Развитие потребовало инвентарного контроля над товарной массой и высокотехнологичного анализа рынка, чему способствовало применение самого передового рассчетно-кассового оборудования, которое когда-либо устанавливалось у нас в стране». Это они что, пишут о провалившейся затее Морти с компьютерными кассовыми аппаратами? Тогда они не знают, как это было на самом деле. Она пожала плечами. Да что удивляться? Бренда всегда подозревала, что вся эта болтовня о большом бизнесе просто надувательство.

Но теперь надули ее. Возможно, Морти всего-навсего обманщик, но он сумел обвести вокруг пальца «Уолл-стрит Джорнэл» и «Федерейтид Фандз Дуглас Уиттер». А также Бренду. Во время развода Морти наверняка уже знал, что его компания собирается вырваться на лидирующие позиции, теперь Бренда это поняла. Ничего удивительного, что он так торопился все оформить. А она-то думала, что он заботится об устройстве ее материального положения. Чушь собачья.

«Ты черт-те на кого похожа, – подумала Бренда, посмотрев на свой толстый живот и на руки, испачканные типографской краской. Слезы навернулись ей на глаза, и она заплакала. – Я уродина. Мне сорок один год, я толстая и глупая. Мои руки в ужасном состоянии. Морти обманул меня, – повторяла она. Боже, какая же я кретинка!» Она забыла уже, когда в последний раз плакала.

Через некоторое время она успокоилась и вытерла лицо руками, размазав при этом краску вокруг глаз. Ну ладно, а что теперь? Она подумала было позвонить в «Нью-Йорк Таймс» и этому глупому Азе Юэллу в «Джорнэл», но заранее знала, что из этого ничего не выйдет. Чего ей действительно хотелось, так это позвонить одному из старых друзей своего отца и попросить его, чтобы он ноги переломал этому Морти. Она представила его на больничной койке, с ногами в гипсе на подвесе, и эта мысль показалась ей очень привлекательной. Но нет. От этого ей не станет легче платить за квартиру. Можно и вообще все забыть и попытаться опять найти работу бухгалтера. Ага, сказала она себе, и получать за это четыре доллара двадцать пять центов в час. Господи, да сейчас все компьютеризировано. Ну а если все же Морти проучить, ее-то вряд ли смогут арестовать. Но тогда Морти будет свободен от всяких обязательств перед нею. А, к черту.

Это было просто невыносимо – терпеть такое унижение. Предками Бренды со стороны отца был целый клан сицилийцев, для которых вендетта являлась образом жизни. Мать ее была еврейкой из среднего класса, она стыдилась своих родственников-гангстеров. Семье Бренды вообще-то было что скрывать. Даже сейчас, после смерти ее отца, главаря гангстеров, Бренда никогда бы не осмелилась обратиться к правосудию.

Она подняла телефонную трубку и набрала номер своего брата Нейла в Лос-Анджелесе, но там было занято. Она позвонила Анни, но у нее никто не отвечал. Потом попыталась дозвониться до Дуарто, но попала на его секретаря. Оставив все попытки переговорить с кем-нибудь, Бренда пошла на кухню, достала коробку с эклерами и съела все до единого.

6

ГРИНВИЧСКОЕ ВРЕМЯ

На следующее утро Элиз почувствовала ужасную колющую боль в левом виске, как раз около глаза. Она не отдавала себе отчета, как прошла эта ночь. У нее было какое-то странное состояние – она не помнила, как долго не могла уснуть, сколько проспала, и не представляла, который сейчас час. Ей казалось, что она потеряла ощущение времени. Иногда, просыпаясь, она отчетливо помнила свои сны, но, где она была вчера вечером, не могла сказать. Бывали дни, когда она просыпалась с мыслью о том, что-то, что ей приснилось, произошло на самом деле. Случалось и так, что, просыпаясь, она не знала, где находится. Тогда она лежала очень тихо, охваченная ужасом, не решаясь пошевелиться или зашуметь, едва дыша, до тех пор, пока очертания окон не выплывали из тьмы и комната не становилась знакомой. В городе было не так плохо, но это место было неприятное. Здесь было гринвичское время, и эта необычность пугала ее.

Да, сейчас она знает, где она. Но вот как она сюда попала, она не помнила, и где была – тоже. Что же было, что было, что было? Ах, да. Похороны. Да, конечно, хоронили Синтию Гриффин. О Боже! Голову пронзила такая сильная боль, что на глазах выступили слезы. Слеза медленно-медленно покатилась вниз. Хотелось ее вытереть, но она знала, какую боль ей доставляет даже малейшее движение. Игла, пронзающая голову, была безжалостна. Она дышала неглубоко, осторожно, боясь менять опасную позу. Через некоторое время вплывет Чесси и поможет ей начать день.

И вдруг она все вспомнила. «Бемельманз». У Элиз вздрогнули плечи, и от этого движения голову пронзила боль. Она застонала и от боли, и от стыда, нахлынувшего на нее при этом воспоминании. О Боже!

Ее не раз узнавали и говорили комплименты эти ничтожные околокиношные репортеришки. И она всегда была любезной. Любезной, но недосягаемой, так учила ее мать. Она улыбалась, благодарила их, но никогда не давала автографов и не разрешала фотографировать. И так было до вчерашнего дня. Она вновь застонала. О Боже, о Боже! Теперь воспоминания стали яснее.