Огонь между небом и землей (ЛП)

— Это то хорошее, за что нужно держаться, Ло.

— Ага, — я подарил ей натянутую улыбку. На самом деле, я никогда никому не позволял узнать, как сильно мне не хватает мамы, но знал, что Алисса поймет, потому что ей тоже не хватало отца. — Какое самое любимое воспоминание о твоем отце?

— Ты помнишь проигрыватель для виниловых пластинок в моей комнате?

— Ага.

— Он подарил его мне на Рождество, и мы завели традицию, что каждый вечер слушаем и поем песню, прежде чем я пойду в кровать. Потом, утром, мы просыпались и тоже пели песню. Современную музыку, старую — что угодно. Это была наша фишка. Иногда моя сестра Эрика присоединялась и пела с нами, иногда мама кричала на нас, чтобы убавили звук, но мы всегда смеялись и улыбались.

— Так вот почему ночью, когда я прихожу увидеть тебя, всегда играет музыка?

— Ага. Это забавно, но я ставлю те же самые песни, что и тогда, но теперь тексты воспринимаются совсем по-другому.

Мы проговорили всю ночь.

Я кормил ее малиной, пока она кормила меня своими мечтами.

Она кормила меня малиной, пока я кормил ее своими страхами.

Мы смотрели в ночное небо, какое-то время чувствуя себя свободными и в безопасности.

— Ты когда-нибудь думала о том, как безумны люди? — спросил я. — В Галактике Млечного Пути триста миллиардов звезд. Триста миллиардов светящихся точек, напоминающих нам о том, что они есть во Вселенной. Триста миллиардов огней, которые выглядят такими маленькими. Хотя на самом деле они намного больше, чем ты можешь даже представить. Все они разные галактики, все они разные миры, которые мы никогда-никогда не исследуем. В этом мире так много удивительного, но вместо того, чтобы наплевать на все и наконец-то понять, что мы мелкие песчинки на маленькой Земле, нам нравится считать себя хозяевами Вселенной. Нам нравится чувствовать себя великими. И каждый считает, что его путь самый верный, а его боль самая большая, хотя на самом деле каждый из нас не больше, чем крошечная горящая точка на гигантском небе. Крошечная точка, исчезновения которой никто не заметит. Крошечная точка, которую очень быстро заменит другая точка, и она тоже будет считать себя более важной, чем есть на самом деле. Я просто хочу, чтобы люди хотя бы иногда прекращали переживать о глупых приземленных вещах, таких как расовая принадлежность, сексуальная ориентация и реалити-шоу. Хочу, чтобы они вспоминали, какие они маленькие, и находили пять минут в день, чтобы посмотреть на небо и перевести дух.

— Логан?

— Да?

— Я люблю твой ум.

— Алисса?

— Да?

Я влюбляюсь в тебя…

— Спасибо за эту ночь. Ты понятия не имеешь, как сильно мне это было нужно. Ты понятия не имеешь, как сильно я нуждался в тебе, — я легонько стиснул ее руку. — Ты мой самый сильный кайф.

Логан

— Ло! Ло! Ло! — кричала Алисса, когда, неделю спустя, бежала ко мне под проливным дождем. Я был на самой высокой ступеньке лестницы, намывая снаружи окна третьего этажа. Естественно, мама заставила меня мыть окна, когда снаружи шел проливной дождь. Голос Алисы напугал меня, отчего я уронил ведро с водой (преимущественно дождевой) на землю.

— Боже, Алисса! — закричал я ей.

Она держала над головой ярко-желтый зонтик в горошек и хмуро смотрела на меня.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Мою окна.

— Но идет дождь.

«Не может быть, Шерлок», — подумал я про себя. Но потом понял, что Алисса не виновата в том, что я мыл окна, и не заслужила плохого отношения. Я спустился с лестницы и посмотрел на своего лучшего друга. Сделав большой шаг ко мне, она подняла зонтик над нами обоими.

— Твоя мама заставила тебя? — спросила она, глядя на меня такими грустными глазами, каких я никогда раньше не видел.

Я не ответил.

— Что ты делаешь здесь? — спросил я, немного разозлившись. Она не должна находиться здесь. Я жил в дерьмовом районе, и тут было небезопасно для любого человека, а особенно для Алиссы. Ниже по улице была баскетбольная площадка, где чаще продавали наркоту, чем играли. Отдельные личности, стоящие на углу улицы с утра до вечера, готовы обчистить каждого в погоне за лишним долларом. Здесь вдоль дороги шлялись обдолбанные наркотой проститутки. Здесь слышались перестрелки, но, к счастью, я их только слышал, но никогда не видел.

Я ненавидел это место. Эти улицы. Этих людей.

И я ненавидел, что Алисса иногда появлялась здесь.

Она несколько раз моргнула, словно вспоминая причину своего прихода.

— А, да! — сказала она, и ее хмурый вид перешел в полноценную улыбку. — Говнюк позвонил мне! Я хотела, чтобы он пришел на мое фортепианное выступление, но он не перезвонил мне, помнишь? До сегодняшнего дня! А только что позвонил и сказал, что сможет приехать! — завизжала она.

Я моргнул, не двигаясь.

Говнюк был известен тем, что давал Алиссе обещания, а в последнюю минуту отказывался от них.

— Не делай этого, — сказала она, указывая на меня пальцем.

— Не делать чего?

— Не смотри на меня «Оставь свои надежды, Алисса» взглядом. Это не я позвонила ему, Логан. Он позвонил мне. Он хочет быть там, — она не могла перестать улыбаться. От этого мне на самом деле стало грустно за нее. Я никогда за всю свою жизнь не видел никого, кто бы так нуждался в ощущении себя нужным.

Ты нужна, Алисса Мари Уолтерс. Клянусь.

— Я не смотрел на тебя так, — соврал я. Хотя именно так и смотрел на нее.

— Ладно. Давай составим список плюсов и минусов ситуации, — предложила она.

До того, как в прошлом июне мы с Алиссой окончили школу, в классе истории учитель заставил нас составить список плюсов и минусов всех войн, которые когда-либо случались. Это так чертовски раздражало, к тому же у нашего учителя был самый монотонный в мире голос. Но с тех пор мы с Алиссой начали оставлять такие списки для всего подряд, обязательно говоря монотонным голосом.

— Плюс номер один, — сказала она, ее голос стал смертельно скучным. — Он появится.

— Минус номер один, он не появится, — ответил я.

Она сморщила носик от раздражения.

— Плюс номер два, он появится с цветами. Он позвонил и спросил, какие мои любимые цветы. Никто не станет делать этого, если не хочет принести кому-то цветы!

Маргаритки. Говнюку следовало знать, какие цветы она любит.

— Минус номер два, он позвонит и отменит все в последнюю минуту.

— Плюс номер три, — сказала она, положив руку себе на бедро. — Он появится и скажет мне, какая я замечательная. И как он мной гордится. И как сильно он скучал по мне и любит меня, — я собрался открыть рот, но она шикнула на меня, отбросив свой монотонный голос. — Слушай, Ло. Нет больше минусов. Я хочу, чтобы ты увидел это и порадовался за меня, ладно? Даже если это фальшивая радость! — она продолжала улыбаться, голос был высоким от волнения, но ее глаза и то, что она опять икнула, говорили о том, как Алисса себя на самом деле чувствовала. Она нервничала, боялась, что он снова ее предаст.

Поэтому ради нее я натянул улыбку, не желая, чтобы она нервничала или боялась. Я хотел, чтобы она действительно чувствовала себя счастливой, как того заслуживала.

— Это здорово, Алисса, — сказал я, легко подталкивая ее под руку. — Он придет!

Глубоко вздохнув, она кивнула.

— Он точно собирается быть там.

— Конечно, — сказал я с фальшивой уверенностью. — Потому что, если кто-то и достоин его появления, то это Алисса-Черт-Возьми-Уолтерс!

Ее щеки покраснели, и она кивнула.

— Это я! Алисса-Черт-Возьми-Уолтерс!

Она расстегнула задний карман и вытащила билет, сложенный в закрытом пластиковом конверте на молнии.

— Ладно. Мне нужна твоя помощь. Я боюсь, мама обнаружит, что я пытаюсь общаться с отцом. Не хочу, чтобы он появлялся где-то возле нашего дома. Поэтому я сказала папе, что он может забрать билет у тебя здесь, — Алисса посмотрел на меня с надеждой в глазах, что ее план сработает. Для меня не осталось незамеченным, что сейчас она назвала его папой вместо Говнюка. И от этого мне снова стало грустно.