Любовь с последнего взгляда

Мы с ним в парке в Опатии, он бежит навстречу мне с большой веткой цветущей мимозы. Мы купаемся в море, далеко-далеко от берега, рядом с нами плавает фиолетовый надувной матрац, он стаскивает с меня трусики от купального костюма, мы смотрим в глубину: далеко под нами парит в воде его сперма. Мне вручают диплом учительницы, я вижу чью-то широкую, веселую улыбку, ох, я бросаюсь ему на шею! Мы в самом дорогом ресторане Опатии, обед оплачивали его старики, он окончил институт, получил диплом, официанты в толстых униформах, весь персонал ресторана, включая официанток, выглядит как южноамериканские генералы. Жара, у официантов по лицу стекает пот. А вдруг их пот попал и на наши устрицы? За один час официантки сменили по три генеральские блузки. Моя старуха лежит на полу, старик прыгает по ее телу, бабушка причитает: айоооой, люди, помогитеее… Мы собирались с ним в первый раз трахнуться в парке, и тут появился сторож, я перед незнакомым мужчиной при свете фонаря натягивала трусики, вместо того чтобы сунуть их в сумочку, выйти из парка и надеть в ста метрах от входа… Боже! Какой странный фильм! Глядя назад, я смешала и перепутала и годы, и мужчин. Почему перед моими глазами проносились эти кадры, без порядка, без логики? Например, фиолетовый надувной матрац вовсе не был частью нашей совместной жизни, на нем я трахалась с зубным врачом, практикантом, моя старуха, лежащая на плитках пола, ладно, тут еще есть какая-то логика… Я сидела на полу, она лежала на полу, мой мозг сформулировал вывод: дорогая, ты совсем не продвинулась, твоя жизнь это не рывок, между сидеть на полу и лежать на полу большой разницы нет… А может, и не следует анализировать картины, проносившиеся в голове, пока я сидела в кухне на полу, а в голове у меня стоял звон от первого удара мужа. Зачем анализировать? Нужно было приподняться, потом подняться. Я теряла сознание. Поэтому я не приподнялась и не поднялась. Я продолжала сидеть, прислонившись к дверце мойки, это я уже сказала, спиной я чувствовала круглую деревянную ручку. Послушай, неужели мы с тобой не можем нормально поговорить? Я же сказал тебе, телефон мне не нужен, у меня на это есть свои причины. Почему ты никогда не хочешь сделать паузу перед тем, как принять очередное истерическое решение? Сегодня телефон, завтра… Я приподнялась. Дверь кухни, та, которая ведет в сад, а оттуда на улицу, была приоткрыта, я закричу, я убегу! Я не под замком, я не в заключении, я на свободе, в маленькой кухне, которая даже не настоящая кухня, я паникую без причины, дверь приоткрыта, я могу выйти, от свободы меня отделяет один шаг, это не тюрьма, я не жертва, которая не может спастись, по улице идут люди, вот смотри, проезжают машины, сосед чинит мальчишкам велосипед, в саду собака, она срет в соседский шпинат, соседка часто приносит нам шпинат для обеда, а собаки, если облюбуют место, где насрать, так потом стараются всегда срать именно там, ее шпинат мы есть больше не будем, я его буду заворачивать в газету и выбрасывать в мусорный бак, но не рядом с нашими домами, а подальше, чтобы соседка не заметила… Вот что вертелось у меня в голове. Правда, насчет собак и того, где они срут, я не очень уверена, о животных я знаю мало. Послушай, давай мы с тобой поговорим, я села на табуретку. Расстояние между нами было слишком маленьким, я чувствовала его запах, сладкий, немного прогорклый, вонь пота, пробивающаяся через дезодорант. Я смотрела на его грудь в белой футболке. Кому ты хочешь доказать, что можешь свалить меня на пол?! Я пыталась контролировать свой голос, не хотела, чтобы он заметил, что я его боюсь. Зрителей здесь нет, мы не на ринге, публика сидит по домам, хозяева в Славонии, полечись, если у тебя нервы расшатались, вот так я говорила. А теперь послушай меня ты, он был спокоен, почти любезен, зачем ты меня провоцируешь? Провоцируешь, а потом, когда получаешь за это, начинаешь задавать вопросы. Когда получила, поправила его я, я получила в первый раз, ты что, собираешься это повторить? Я не собираюсь этого повторять, если ты серьезно поговоришь сама с собой. Если ты научишься себя контролировать, мы будем жить с тобой долго и счастливо, улыбнулся он. Уточка моя, сказал он, возьми себя в руки, уточка. Если ты думаешь, что я тебя боюсь, то ты ошибаешься, сказала я. Я медленно открыла полузакрытую дверь, именно медленно, безо всякой спешки, и вышла на улицу. Эка заплакала, я вернулась, взяла ее на руки. Я носила ее на руках по нашему рабочему кварталу, смотрела на мужчин и женщин, они сидели перед своими бетонными норами, похожими одна на другую как две капли воды. Куда мне было идти? Банк выдал нам жилищный кредит, скоро мы сможем поселиться в двухкомнатной квартире с гостиной, в квартире и телефон будет, зачем мне было так спешить, неужели не могла еще шесть месяцев прожить без телефона? Мы сделали несколько кругов вокруг дома и вернулись. Не знаю, чем развлекалась Эка у меня на руках, может быть, радовалась встречным кошкам и собакам, я не помню эпизодов из жизни нашей дочери. Они меня никогда особенно не интересовали. И в кухне, и в комнате было пусто, машины тоже не было. Как было бы страшно, если бы мы действительно поругались, если бы разошлись, если бы он бросил меня?!! Мы бы с Экой возвращались в эту жалкую кухню и комнату. И жили бы без мужчины?!! Если бы я не была такой сумасшедшей, если бы не настаивала на всякой херне, если бы была не так агрессивна, если бы обращалась с ним так, как нужно, все было бы по-другому. Мне нужно было затащить его в постель, потрахаться, после траханья сказать, что за телефон можно заплатить в рассрочку, оформим телефон на твое имя, на твое имя, на твое имя! На твое имя!! Ты судья, ты в недалеком будущем можешь стать председателем суда, судье никак нельзя без телефона, даже шесть месяцев. Если бы я сказала то, что нужно было сказать, у меня под глазом не было бы сейчас фингала. Когда он вернулся домой, я прокралась в его объятия, положила голову ему на плечо и забормотала: прости меня, прости. Он простил меня несколько недель спустя. Телефон нам поставили, он подписал заявку на свое имя. Мы получили ключи от нашей новой квартиры! В мой тридцать третий день рождения. Эке было несколько месяцев. Он был старше меня на семь дней. И у нас уже была своя нора?! Что это было за счастье! В квартиру мы внесли два кухонных шкафчика, мойку, кровать, три стула, маленький столик и детскую кроватку. Вот наконец у нас есть свои семьдесят квадратных метров! Сколько же всего можно поставить на такой огромной площади! Из наших шкафов больше не будет вываливаться одежда, мы сможем каждый день принимать ванну, писать в уборной, прощай раковина вместо унитаза! Ну, сказала я, когда его друзья внесли наши вещи и ушли, а Эку мы отдали на первое время его матери, через шесть месяцев здесь все будет по-другому. Что ты имеешь в виду, сказал он, лежа на кровати голый по пояс, в одних джинсах. Купим диван и кресла, настенную вешалку в прихожую, детскую мебель малышке… Послушай, сказал он, послушай! Не слишком ли ты спешишь, у нас нет денег. Можно купить в кредит, попыталась продолжить я. В кредит я купил прицеп. Какой прицеп? Прицеп, повторяю еще раз, прицеп. Зачем нам прицеп? Я была в шоке. Прицеп?! Нам?! Почему нам, мне! Прицеп нужен мне, сказал он, мне будет удобнее возить в лес соль, о животных нужно заботиться. Ты собираешься заботиться о животных вместо того, чтобы заботиться о нас, ты ненормальный… Он встал, я попятилась к двери нашей спальни. Слушай, он схватил меня за плечи и затащил обратно в комнату, слушай, у меня прекрасное настроение, и ты никакой своей херней мне его не испортишь, но в некоторые вещи необходимо внести ясность! Если я сказал, что купил прицеп, это значит, что мне нужен прицеп, мне не нужен ни диван, ни вешалка, ни детская или недетская мебель, не старайся превратить меня в идиота, который проводит жизнь, разглядывая мебельные магазины! Я сама все выберу, я попыталась освободить свои плечи. Я тебя не понимаю, сказал он, держал он меня очень крепко, сколько раз нужно повторить, нам не нужна мебель, нам нужен прицеп. Он повалил меня на кровать, задрал подол платья на голову. Я попыталась выскользнуть из-под его тяжелого тела, но он разорвал на мне трусики и запихал в меня хуй. Через несколько секунд, а может, минут, он кончил и встал. Вот так, сказал он, теперь у тебя настроение будет получше. Тебя нужно или выебать, или избить, выбирать тебе, решай, что тебе больше подходит, хватит со мной играть, запомни, у тебя всегда есть выбор — или ебля, или… Он так нервничает из-за всего, просто ужас. Конечно, все эти кредиты, теперь еще и прицеп, мне нужно держать себя в руках, на кой нам шкафы и кровати, диваны и вешалки, успокойся, успокойся, разговаривала я сама с собой пока подмывалась и рассматривала трусики. Порваны, придется выбросить. В ведерко для мусора. Я держала в руках трусики и мечтала, что в один прекрасный день рядом с ногой раковины будет стоять металлическое мусорное ведерко для ванной, с педалью, когда на нее нажмешь, крышка открывается, я куплю ведерко бежевого цвета… Это меня развеселило. Я любила покупать мелочи, ведерки, вазы для цветов, плетеные корзины для бумаги. Уважаемые господа, мне очень грустно. Пока мы, люди, живы, мы строим планы, планы, планы. А когда умрем, я говорю вам из самой глубины сердца, вот я, например, сейчас, я хочу только одного — снимите меня с этого проклятого облака, господа!