Вверх по лестнице в Голливуд

— Теперь она не отстанет и будет звонить, чтобы убедиться, что мы все передали Аллегре. Аллегру бесит постоянное нытье Марлен из-за того, что той приходится перезванивать. Тем хуже для нас, разумеется.

— Но зачем Марлен звонит по пять раз в минуту и ничего не передает?

— Потому что она не хочет говорить тебе, зачем звонит. Марлен из всего делает тайну, просто умора. — Дагни отпила глоток сока и продолжила: — Здесь ничего нельзя скрыть. — Она театральным жестом указала на регулятор громкости между наушниками и телефоном. — Вот из-за этого. Кнопка выключения звука, она же — ключ ко всему этому королевству. Можно подслушать все, что угодно. Ты не поверишь, что здесь иногда говорят. Они постоянно строят планы и козни, придумывают, что бы кому сделать и когда. На прошлой неделе я слышала, как Фил говорил Аллегре, что новый фильм Бадди Фридмана — ну, ты знаешь, о пасечнике, — полная катастрофа и что его надо отозвать месяцев на шесть, чтобы переделать от и до.

Это была новость. Бадди Фридман умел увлекательно закрутить сюжет, и все с нетерпением ждали очередной картины. Фильм стал предметом многочисленных спекуляций в прессе, особенно после того, как некоторые пчелы покинули съемочную площадку в Центральном парке, потому что им больше понравилось одно здание на Пятой авеню. Исков было столько же, сколько самих пчел. Фил Уоксман ответил тем, что послал всем пострадавшим примочки с каламином и мед, пообещав провести частное расследование. Абби переслала мне статью из «Нью-Йорк таймс», в которой говорилось, что это тут же положило конец всем судебным преследованиям.

— Я читала о фильме, но не знала, что с ним что-то не так — не считая истории с пчелами.

Дагни усмехнулась:

— Ага. Это значит, что мы свое дело знаем, правильно? Светские и коммерческие репортеры так и вьются около «Глориос», но Аллегра очень неплохо справляется с ними: то сливает какой-то материал, то говорит полуправду. Хотя рано или поздно они попытаются выйти на людей, у которых можно что-то выведать, — на практикантов, например, или на новых ассистентов, — добавила она, глядя на меня со значением.

— Я не собираюсь болтать.

— Просто будь осторожна. Особенно бойся Эллиота Солника — типа, который пишет для шестой страницы. Заговоришь с ним вроде бы ни о чем, хотя бы о погоде или о том, что ела на обед, — и готово дело! Он ухитряется соорудить из этого материал про какую-нибудь шишку. Он никогда ни о чем не спрашивает просто по-дружески. Он всегда себе на уме.

Это было интересно. Абби регулярно читала мне пикантные новости из колонки, и там было полно именно тех подробностей, о которых предупреждала Дагни: слишком мелких, чтобы вне контекста казаться существенными, но в напечатанном виде — достаточно живописных, чтобы сойти за улики. Я решила держать с этим парнем ухо востро.

— Вот еще одна вещь, которую тебе нужно знать, — сказала Дагни, допивая грейпфрутовый сок. — Джордж Хенретти. Опытный репортер, работавший в «Дейли ньюс». Поговаривают, что он пишет биографию Уоксманов — без всякого на то дозволения, конечно.

— Поговаривают?

— Слухи гуляют, но он такая пьянь, что едва ли доведет дело до конца. Да и чем мы рискуем? Он уже пытался попасть на пару премьер и несколько раз звонил Кларку, расспрашивал о Филе и Тони будто бы невзначай или желал узнать, в городе они или нет. — Она указала на крохотный, выцветший клочок газеты, налепленный на корпус монитора. — Это его фотография — еще тех времен, когда он вел колонку. Ей как минимум лет десять.

Я пригляделась, но мне удалось различить лишь два глаза, нос и рот.

— И что делать, если мы с ним столкнемся?

— Ничего не говори, но занеси звонок в список для Аллегры. Она следит, чтобы не прозевать рост его активности. До сих пор я его не видела и не слышала, но мы держим под колпаком всех в отделе, кто с ним общается.

Здесь опасны даже телефоны. Эта работа — настоящая тренировка осторожности и осмотрительности.

И тут зазвонил мой телефон. Мой первый звонок! Я ответила, пытаясь вложить в ответ максимум профессионализма.

— Связи с общественностью, Карен Джейкобс, — сказала я.

— Это Роберт Кодзима, — отозвался спокойный, уверенный голос. — Мы не знакомы, — продолжил он, прерывая мое судорожное рытье в памяти. — Я пишу для этого отдела. У вас с собой есть пепто-бисмол [4]— я видел, — и мне он мне нужен. Я зайду и позаимствую.

Он отключился, и через три секунды передо мной стоял стройный мужчина азиатской наружности. Не говоря ни слова, он протянул руку, и я вложила в нее бутылку. Роберт налил на дюйм розовой жидкости в бумажный стаканчик, который захватил с собой, вернул мне лекарство, повернулся на каблуках и исчез в лабиринте. Всем ли моим новым коллегам нужно знать, что мои нервы замыкаются непосредственно на желудке?

— Кто он? — спросила я Дагни.

— Роберт работает здесь почти три года. Злопамятен и всюду сует свой нос. У него, если тебе интересно, есть невеста в миротворческом корпусе в Бора-Бора.

— В Паго-Паго, — донесся откуда-то голос Роберта. К этому офису, продуваемому всеми ветрами, еще придется привыкнуть.

Одна из кабинок вдруг взорвалась речью:

— Отлично, это здорово! Muy bien. Si, si. Gracias. Adios [5]. — Чуть позже голос раздался вновь: — Просто потрясающе! Вы и представить себе не можете! — Голос звучал громко, а испанские слова особенно выделялись.

Я повернулась к Дагни за разъяснениями.

— Это Вивьен Генри, исполнительный вице-президент. Она начинала как временная работница в офисе Фила и на третий день подслушала, как он орал на журналиста, разузнавшего о некоторых трудностях, возникших при постановке фильма. Как бы то ни было, Вивьен взяла на себя труд позвонить журналисту и успокоить его. Она пообещала, что если он будет молчать, то она устроит ему эксклюзивное право на просмотр режиссерского дебюта Ларри Романа.

— Ларри Роман? — переспросила я. — Звезда детского кино? Кажется, родители отсудили у него все деньги? Я не знала, что он стал режиссером.

— Он и не стал, — отозвалась Дагни. — Но этого было достаточно, чтобы заткнуть парню рот. Фил взял Вив на постоянку, и теперь в этом отделе выше ее только Аллегра.

— Не могу поверить, что она такое провернула, — сказала я, сомневаясь, что мне удастся проявить такую инициативность за два дня.

— Это был большой риск, но она здесь уже — дай подумать — одиннадцать лет. — Прежде чем продолжить, Дагни сделала большой глоток кофе. — Что до испанского, то, я думаю, половина тех, с кем она говорит, его не знает. Просто не обращают на него внимания. И на нее тоже, по большей части.

Мне было непонятно, почему Дагни так откровенно пренебрегала Вивьен. Мне казалось, что та определенно нашла свое место.

— Выходит, мы с ней вообще не работаем?

— Вивьен очень многое делает сама. Обратиться к кому-то за помощью — признать свою слабость.

— Но исполнительный вице-президент должен быть крайне занятым человеком.

— Так оно и есть. Чаще всего она сидит здесь до полуночи — это как минимум.

— И ей никто не помогает?

— У нее есть ассистент, Кимберли, но Вивьен не доверяет ей с тех пор, как та неправильно произнесла имя Джонни Люччезе, приглашенного на премьеру «Шедевров». Ким сейчас в магазине здорового питания, покупает для Вивьен натуральную полбу. Когда вернется — займется выбором супа, а потом будет сидеть без дела, пока Вив не поручит ей еще что-нибудь.

— Выбором СУПа? — Я решила, что это какая-то аббревиатура. Список учредителей презентации? Состав управляющих процессом?

— Вивьен ест на ленч только суп. Кимберли ежедневно звонит в ресторан и узнает, какие супы имеются в меню. Она вручает Вив список, затем пересылает его электронной почтой всем остальным, то есть нам. Ты еще увидишь.

Зычный рык едва не разорвал мне барабанную перепонку:

— ГДЕ АЛЛЕГРА?