Сердечные тайны

– Я поймал ее! – Джон сделал решительный рывок, и, споткнувшись, всем телом бросился в навозную яму. Охватив свинью за бока, Джон повернулся к изумленным зрителям с выражением триумфа на лице.

– Я поймал ее!

Ошеломленная толпа застыла в молчании. Кэд и Ливингстон осторожно подошли к краю ямы, с удивлением рассматривая барахтающихся вокруг Джона поросят.

– Да, Лэйтон, вы, действительно, поймали ее, – спокойным тоном сказал Ливингстон.

Толпа грохнула от смеха. Кэд отошел к своим, чудовищно фыркая во все стороны. Стараясь подавить в себе возмущение, он взглянул на капитана, который изо всех сил старался сдержать смех: его лицо побурело, и он согнулся чуть не пополам.

Если вражеская страна находила это происшествие смешным, то он, Кэд, придерживался противоположной точки зрения. Вот и все. Как только Ливингстон заметил серьезное выражение лица Кэда, он сразу пришел в себя. Их взгляды встретились, словно они пытались воздействовать друг на друга своей силой воли.

Свинья вдруг снова взвизгнула. Рот капитана дернулся, Кэд выгнул брови. Неудержимый смех вырвался у них обоих.

– О, Господи, Ливингстон… Вы ржете, как чахлая лошадь, – выдавил из себя Кэд между приступами смеха.

– Прек… Прекратите сейчас же, Джоунз. Ничего не вижу смешного, все очень даже серьезно. Это ведь маневры все-таки, а ни что-нибудь.

– А я и не шучу, – снова прыснул Кэд.

– Это не маневры, – выглянул из лужи Джон, со счастливой улыбкой на лице, – а веселый балаган.

– Балаган, – капитан задумчиво обвел взглядом площадь, на которой были видны ряды с разными товарами и угощениями, – а может быть, ярмарка?

– Джоунз, а разве у вас не ярмарка здесь?

– Ну, – прошептал Кэд с сомнением в голосе.

Ливингстон многозначительно посмотрел на него.

– Мне был дан приказ остановить проведение смотра ополченцев. Но у меня нет приказа насчет ярмарки.

– А, ярмарка, – Кэд поджал губы. Ему претило идти на компромисс с красномундирниками. Но разве можно упускать шанс предотвратить столкновение?

– Да, конечно, ярмарка.

Ливингстон с облегчением вздохнул.

– Хорошо. Никакого смотра не было. Обычная сельская ярмарка.

– Но в случае «боевых действий» мы бы спокойно взяли верх над вами.

– Ну, уж, конечно, нет.

– Жаль, что мы не можем это проверить.

Капитан поднял брови, его единственным стремлением было избежать кровопролития. Но теперь, когда появилась возможность получения сведений о боеспособности врага, он не мог ее упустить.

– А мне кажется, можем.

– Да?

– Мы могли бы немного посостязаться, конечно, если последнее наше соревнование не отбило у вас охоту в подобном пари.

– Это было чистое везение. Откуда мне было знать, что в вашей роте есть такой бык. Это не имеет ничего общего с мастерством или стратегией, как должно быть в настоящих соревнованиях, – Кэд погладил рукой ствол своего мушкета. – А что вы имели в виду?

– Стрельба. Метание ножей. Да все равно что. Я уверен, что мои люди все делают лучше ваших. В конце концов, мы же профессиональные солдаты, а не просто сборище фермеров, раз в год играющих в бирюльки.

Кэд сощурил глаза.

– Ну, так что ж, соревнование?

– Согласен.

Кэд и Ливингстон повернулись к Лэйтону. Он делал неловкие попытки подняться на ноги, все еще прижимая к себе правой рукой тушу поросенка.

– Можно его теперь отпустить? – спросил Джон, радостно улыбаясь.

Ожидая своей очереди стрелять, Джон хорошенько отряхивал одежду. После этой истории с поросенком сержант Хичкок, добрая душа, пожалел лейтенанта и облил его двумя ведрами воды. От этого, грязи на нем, конечно, поубавилось, но зато вся одежда измокла, и чувствовал он себя, мягко говоря, не очень комфортно.

Какая прелесть! Он должен быть доволен. Ударом кулака заставить свинью бешено мчаться по рядам солдат – это была последняя отчаянная попытка предотвратить, по крайней мере, на время, столкновение солдат и колонистов. Это сработало даже лучше, чем он ожидал. Но он снова, в который уже раз, выглядел идиотом.

Но какое это имело значение? Ему всегда нравилась его роль – актер, для которого сцена – это весь мир, а плохое исполнение означало смерть. Это довольно трудная задача – постоянно быть настороже, обманывая всех вокруг, создавая иллюзию, которая позволяла ему выполнять свою работу.

Иллюзия. Его взгляд отыскал Бэсс, стоявшую недалеко и наблюдавшую, как один за другим мужчины сбивали бутылки, выставленные на каменной стене. Она казалась спокойной, безмятежной. И почему он был так уверен, что это всего лишь иллюзия?

Уму удалось держаться от нее на расстоянии всю эту неделю, и он поздравил себя с таким успехом. Ну, почти успех. Один раз, не в силах сдержаться, он пошел за ней в конюшню и, оставаясь невидимым для нее, слушал, как она играла. Просто слушал. Он прислонился снаружи к двери, приоткрыл ее совсем немного, чтобы лучше слышать и закрыл глаза. В тот день она играла совсем по-другому. В музыке слышалась тоска. Почти отчаяние. Она взывала к его душе. Душе, которая была спрятана настолько глубоко, что он уже сомневался, есть ли она у него еще. Но каким-то образом Бэнни отыскала ее, уже изорванную в клочья, и заставила снова чувствовать и боль, и радость. Он не видел в тот раз, как она играла. Ему и не нужно было видеть.

Резкий звук выстрела вернул Джона к действительности. Скоро наступит его очередь стрелять. Сейчас стреляет очередной Джоунз. «Какой-то средний сын», – подумал Джон. Но это не имело значения. Они все: и старшие и младшие, и средние, – были отличными стрелками. Они стреляли быстро, уверенно и удивительно метко. За исключением Брэндана, который целился не спеша, почти задумчиво, но с наименьшей точностью. Вполне вероятно, он был лучшим стрелком из всех, кого Джон знал.

Еще один выстрел, и очередная бутылка разбилась вдребезги. Будет просто чудом, если в поселке после этого состязания останется хоть один целый стеклянный сосуд.

– Эти колонисты – отличные стрелки. – Сержант Хичкок стоял рядом с Джоном и вместе с капитаном наблюдал за ходом соревнования.

– Они стреляют гораздо лучше, чем я думал.

– Угу, – капитан Ливингстон переступил с ноги на ногу.

Ему уже порядком надоело смотреть на то, как его солдат обставляли в этом пари. Господи, и они еще называли себя профессионалами? Ну, почему они не могли стрелять лучше, чем неотесанные фермеры?

– Кажется, нам определенно следует уделять больше внимания тренировке стрельбы по мишеням.

– Голод.

– Что? – капитан уставился на Джона. – Нет, нет, Джон, ты перекусишь что-нибудь попозже. Когда все это кончится.

– Не-е-т, – Джон дернул головой в сторону колонистов. – Они стреляют, чтобы есть. Белки, кролики, – он сделал рукой движение, изображая, как маленькие зверьки пытаются спрятаться от охотников. – Маленькие зверьки – быстрые. Накормить своих детей, поэтому стреляют.

– А-а-а.

Ливингстон не подумал об этом: американцы просто обязаны хорошо стрелять – это означало еду на их столах. После этого бутылки были для них легкой мишенью. А для его солдат стрельба просто стала частью работы. Ему следовало бы внушить им, что от их умения обращаться с мушкетами будет зависеть их жизнь. Это должно подействовать.

– Знаете, – сквозь зубы процедил Хичкок – я бы не хотел в скором времени оказаться с ними в бою по разные стороны.

Ливингстон презрительно фыркнул:

– Не стоит волноваться по этому поводу, сержант. У них нет дисциплины, нет выучки. Господи, да они избирают своих офицеров. Как такой офицер может принимать трудные решения? Он будет слишком занят, защищая свою семью и друзей.

– Думаете, до этого дойдет, капитан?

– Да они как дети, эти колонисты. Они не могут услышать мудрости их матери-Британии. Они слышат только призывный вой сирены восстания.

– Следующий!

– Я!

Джон проверил заряд и прицелился. Капитан Ливингстон нахмурился и отошел от него.