Мы искали друг друга (СИ)

— Значит, два события отмечаем, — обратилась Зулька к Александре, — минералогию и окончание твоей диеты? Как ты, бедная, выдержала?

— Нормально. Ко всему привыкаешь… А, если честно, нет-нет, да не устоишь: тортика кусочек, картошечки жареной…

— Винца рюмочку, — добавила Зуля.

— Кто о чем, а вшивый о бане, — засмеялась Саша.

Зуля отмахнулась.

— Ну, тебя… А я тоже болела желтухой. Давно, в детстве. Лет пять мне тогда было, или шесть… Только я не в «Заразке» лежала, а в Детской инфекционной… знаете, да? Нет? Повезло вам, значит. Помню: нас заставляли постельный режим соблюдать, а кто не слушался — нянечка грозилась трусы отобрать.

— Как это?

— Вот так. Снимут с тебя трусики, и будешь лежать под одеялом, как миленькая. Не станешь же с голой жо… по палате бегать… Ха-ха-ха.

Все трое покатились со смеху. Саша представила себе Зулю, не ту, пятилетнюю, а сегодняшнюю, бегающую нагишом…

— Ну, Зулька! Уморила.

Саша с трудом одолела хохот, вытерла слезы.

— К нам, слава богу, таких мер не применяли.

— Напрасно. На вас, поди, управы не нашлось. Шастали, небось, к мужикам. А? Я заметила, там имелись симпатичные мальчики.

Зуля, вместе с Куракиной, пару раз навестили подругу в больнице. Деникаева, неугомонная, и в «Заразке» строила глазки мужичкам-пациентам.

Ты, подруга, давай колись: были у тебя там шуры-муры? По глазам вижу — были!

— И как ты догадалась, — не стала отрицать Саша.

Ей, вдруг, мучительно захотелось рассказать девчонкам о Максе — вино, похоже, сделало свое дело, развязало язык. Только, о чем, собственно, рассказывать? Если разобраться, ничего ведь и не было…

Беседа подруг прервалась самым неожиданным образом: хлопнула входная дверь. Девчонки испуганно посмотрели на Ленку: родители?!

— У нас гости?

В комнату вошел высокий парень.

У подруг отлегло от сердца — это же Ленкин брат, Борис.

— Привет, — поздоровался с девушками Боря. — Празднуем? По какому случаю?

— Мы минералогию спихнули, — ответила Ленка. — А ты, почему не на даче? Я думала, вы все уехали…

— Ага, размечталась! — Борис подмигнул Саше и Зульке. — Работы полно, какая нафиг дача… Кузов одному хмырю рихтовали, надо было срочно закончить.

Борис работал на СТО автослесарем, а по выходным, иногда, шабашил. Он был на два года старше Ленки, и уже отслужил в армии. Кроме того, учился на заочном. Самостоятельный человек. И всегда при деньгах.

— Меня возьмете в компанию? — продолжил Борис, подошел к столу, взял в руки бутылку, повертел. — Такую ерунду пьете!

— Я им говорила, — подхватила Зуля.

Борис хотел что-то сказать, но взгляд его остановился, на Зулиной груди, и… слова застряли в горле. Зулька сидела все равно, что голая, футболка не в счет — скорее раздевает, нежели одевает…

— М-м, — промычал Боря нечленораздельно. — Один момент!

Он вышел в прихожую, и тут же вернулся с пакетом, из которого достал бутылку с лейтенантскими звездочками на «погончике».

— О! — оживилась Зулька. — От це, дило, як каже моя мамо.

Саша приуныла. Коньяк, да еще в сочетании с вином, не входил в ее программу. Нельзя так резко нагружать печень. А станешь отказываться, скажут: ломается. Кроме того, единственный, как с неба свалившийся кавалер, будет, ясное дело, на Зульку пялиться, а ей — ноль внимания. В общем, пора смываться. Надо же и честь знать…

Жизнь опять становилась легкой и радостной. Висевшая дамокловым мечом минералогия не отравляла больше существование. Сессия еще не закончилась, но уже можно было дать себе послабление, отдохнуть от зубрежки, переключить мозги с формул на что-нибудь более приятное.

Летом Саша просыпалась рано, вставала, пока еще не жарило сумасшедшее солнце.

Легкий ветерок из распахнутого настежь окна надувал занавески, щебетала и чирикала птичья мелочь, слышалось ритмичное шарканье метлы дворника. Саша сладко потянулась, встала, подошла к окну — наслаждалась утренней прохладой. В сонной тишине двора гулко звучал, доносившийся с улицы, шум редких машин, подвывание троллейбусов — звуки просыпающегося города.

На кухне — было слышно — лилась вода; мама уже встала, набирала чайник, собиралась готовить завтрак. Саша прошла в ванную — умываться.

— Ты чего в такую рань? Не спится? — окликнула ее мама.

— Доброе утро, мулечка, — промурлыкала в ответ дочка.

— Доброе, — подтвердила муля. — Раз уж встала, сходишь за молоком, ладно? Сейчас приедет «корова».

Сине-желтый молоковоз, прозванный «коровой», появлялся каждое утро в восьмом часу, оповещая жильцов оглушительным гудением рожка; тот час же выстраивалась длиннющая очередь с бидонами и трехлитровыми стеклянными банками. Шофер, тучный носатый осетин Гриша в неизменной фуражке-«аэродроме», обслуживал быстро, споро наполнял тару, принимал рубли и трешки, подгонял нерасторопных покупателей:

— Нэ задерживай, прахади!

Успевал переброситься шутками с бойкими бабенками, постоянными клиентками:

— Маруся, как дэла?

— Еще не родила, — с усмешкой отвечала Машка-шалава из первого подъезда.

— Ха-ха. А когда родишь?

— Как только, так сразу. Мужика подходящего найду… Вот ты, Гриша, сколько раз… можешь?

— Восэмь, — не задумываясь, отвечал шофер.

— Ну, да!? — удивлялась Машка, — неужели восемь?

— Туда-сюда, — уточнял Гриша.

Очередь надсаживалась хохотом. И смех и грех. Жильцы привыкли к соленым шуткам веселого молочника; хохмочки давно стали обязательной частью «программы».

Когда-то Александра, в то время школьница, конфузилась, слыша подобные непристойности. Потом приобвыкла. Народ в окрестных домах и общагах обитал сплошь языкастый, и не слишком щепетильный по части грубых выражений: в основном строительные рабочие, а на стройке, известное дело, изящная словесность не в ходу.

Получив с утра заряд «казарменного юмора», Саша вернулась домой. Поставила молоко в холодильник. Там со вчерашнего дня оставалось еще больше половины банки продукта.

— Муль, у нас полно молока! Прокиснет же…

— Ничего, на блины пойдет. Вечером блинов напеку, — отозвалась мама, и продолжила, размышляя вслух. — Масло у нас кончилось, не забыть купить. На рынок еще нужно сходить…

— Давай я схожу, — предложила дочь.

Муля удивилась: ужасно не любила Саша ходить за покупками, толкаться в очередях.

— У тебя же экзамен завтра.

— Послезавтра, — поправила Саша. — Ты не волнуйся, успею подготовиться. Что купить на рынке?

— Картошки на рубль, помидоры… — начала перечислять мама, довольная, что ей не придется тащиться после работы на рынок. — Да, купи еще сала килограмм, отец просил — с собой возьмет, для маршрутов.

У папы начинался полевой сезон: готовился со дня на день отбыть на Дарваз.

— Хорошо, куплю.

Все-таки, приятно быть полезной — самооценка повышается. «Почему бы и не прогуляться до базара? — подумала Саша, — Все лучше, чем дома торчать». Уже потом, выйдя с рынка с битком набитыми сумками, изменила свое мнение. Предстояло еще дотащить всё это до дому. В этакую-то жарищу. Что ж, сама вызвалась…

— Саша! — услышала она со стороны дороги знакомый голос. Из притормозившего у обочины автомобиля ее окликнул Боря Куракин. — Давай, подвезу.

Саша мельком оглядела машину, — таких она здесь еще не видела, — с длинным, остро скошенным передком, без характерного выступа багажника сзади («зубило», да и только).

— Привет, — поздоровалась Саша, обрадованная и удивленная одновременно.

— Давай сумки, — сказал Боря, выйдя из машины, открывая торцевую дверь. — Садись. Куда везти?

— Это твоя машина? — спросила Саша, удобно устроившись в кресле.

— Ха! Скажешь тоже. Мне такая не по зубам.

— А как она называется?

— «Восьмерка», — ответил Борис, и уточнил. — Ваз двадцать один ноль восемь. Их только-только начали выпускать. У нас в городе таких три-четыре всего. Эта — стеклотарщика одного, Махмуда.