Последняя любовь Казановы

Полине было неприятно встретить соперницу, пусть даже это касалось ненужного ей старика, которая к тому же вызывала у нее столь сильное раздражение. Тем более что вскоре она поняла, что эта женщина представляет опасность и для ее отношений с капитаном.

Хотя Ева и Джакомо выказывали друг другу самые нежные чувства, прекрасной каббалистке, кажется, было недостаточно этой дружбы. Ее призванием было держать весь род человеческий под властью своих чар. И капитан де Дроги не смог избежать притягательной силы ее воистину неземного сияния, как небесные тела не могут избавиться от закона гравитации.

Одержимость, с какой красавица старалась заставить обожать себя любое живое существо, была на руку Казанове. Ему даже не пришлось просить ее, чтобы она обольстила удалого офицера. Она сделала это сама. Будущая мать истинного мессии не брезговала брать кредиты у простых смертных, если они, конечно, были в ее вкусе, в предвкушении того счастливого мига, когда ей придет срок быть оплодотворенной Всевышним. Она не знала, когда наступят день и час осуществления Божественного замысла, но с приятностью проводила время в его ожидании.

В ходе ужина капитан де Дроги не спускал с Евы глаз и слушал только ее. Он даже делал вид, что верит во все те чудеса, которые красавица пожелала им показать, такие, как передвижение предметов силой мысли, предсказание будущего по узорам, которые составляли облака, или беседы с умершими. Казанова при этом с самым серьезным видом кивал и открывал рот лишь затем, чтобы подтвердить сказанное колдуньей или поддержать ее одобрительным замечанием. В общем, изо всех сил старался придать ее действиям наибольшую достоверность. Разве сам он не обладал познаниями о таинственных силах, управляющих вселенными? Разве не изучал когда-то магический цикл системы Заратустры и не взывал к Араэлю и прочим духам, управляющим различными планетами?

Полина как могла отбивалась от всего этого вздора, взывая к рассудку, здравому смыслу, геометрии и механике. И хотя ее познания в естественных науках были совсем слабыми, они не позволяли сбить ее с толку всякой шарлатанской ерунде. Она с горячностью отстаивала свои взгляды, бросая на услужливого и легковерного капитана гневные взгляды.

Ожидающий со дня на день приказа двинуться в поход, капитан вдруг оказался втянутым сразу в два любовных приключения и не слишком разумно мечтал довести их оба до конца. Признав вместе с Полиной, что вселенная является лишь случайным соединением причин и следствий, и тут же согласившись с Евой, что всякого рода духи и демоны являются, скорее всего, пружинками огромного мирового устройства и тайком управляют оттуда всей деятельностью окружающих нас миров, Дроги вскоре представлял из себя некий обезумевший персонаж, утверждавший что-либо лишь затем, чтобы тут же это опровергнуть. В итоге стало казаться, что он едва ли слышит собственные слова.

Казанова, развлекаясь, не без удовольствия наблюдал тяжелое положение своего соперника. Было очевидно, что капитан даже не догадывался, насколько нелепо выглядит в глазах обеих женщин, которые, следуя вечной склонности к сговору, свойственной их полу, позволили своей жертве продолжать глупую болтовню и впасть в конце концов в полный абсурд.

Мадам де Фонсколомб по мере сил также участвовала в этой комедии. Ей хотелось, чтобы Полина получила урок, которого вполне заслуживала. Ибо, даже если молодая женщина и развлекалась сейчас тем, что заставляла своего возлюбленного прыгать вверх-вниз наподобие мяча, удовольствие, которое она от этого испытывала, было приправлено горечью, поскольку еще совсем недавно она испытывала самые нежные чувства к своему попавшему в нелепое положение незадачливому поклоннику. И если она еще не готова была это признать, то мадам де Фонсколомб самым решительным образом настроена была назвать вещи своими именами. И очень скоро ей представилась такая возможность.

Между делом Казанова рассказал, что когда-то написал письмо Робеспьеру, обвиняя тирана в том, что тот является новым антихристом. К сожалению, гильотина отняла у него столь ценного оппонента, как, впрочем, и многих других, и доводы, приведенные в письме шевалье де Сейналя, остались без ответа.

Выслушав это признание, старая дама тут же предложила воспользоваться магическими силами, чтобы все-таки узнать ответ на дерзкое послание библиотекаря.

Казанова с радостью ухватился за эту потрясающую идею в надежде добить своего молодого соперника и тут же принялся утверждать, что это вполне возможно при условии объединения возможностей его собственного колдовства с еще большим могуществом будущей божьей матери. К тому же необходимо, чтобы один из присутствующих, кроме участвующих в процедуре чудотворцев, предоставил на время свое материальное тело для того, чтобы душа Робеспьера некоторое время могла находиться среди живых. Аббат, которому первому предложили исполнить эту почетную роль, принялся кричать, что ни за что на свете не примет участие в этом богохульственном фарсе. Что же касается мадам де Фонсколомб, то она сослалась на то, что бывший властитель Франции наверняка откажется, чтобы его благородный дух вырядился в женщину. Итак, положение мог спасти лишь капитан де Дроги, если бы он решился предоставить призраку свои тело и голос. Бедный вояка даже не догадывался, что вся игра с самого начала заключалась в том, чтобы навязать эту роль именно ему.

В надежде угодить прекрасной чародейке этой любезностью и одновременно желая развлечь маленькую якобинку своим участием в этом кощунственном маскараде, офицер заверил, что готов в точности исполнить все, что ему прикажут два мага.

Прежде всего Казанова обрезал фитили у всех свечей, чтобы салон освещался только светом луны, проникавшим в окна. Зрителям Ева пояснила, что проникновение в дом «Селениса», так она называла духа луны, является обязательным для предстоящего действа. Все дружно с этим согласились. Теперь можно было начинать. Ева велела де Дроги сесть на скамеечку напротив окна и оставаться неподвижным. Причем руки его должны быть немного отставлены от тела и повернуты ладонями к ночному светилу. Одеревенев на своей скамейке, офицер с военной точностью выполнял эти указания. Мадам де Фонсколомб и Полина наблюдали за всем, сидя поодаль, в то время как аббат предпочел удалиться, бормоча на ходу свои обычные проклятия: мол, стоило ли так долго скитаться по дорогам Европы, чтобы в конце концов повстречаться с кровавым призраком Робеспьера?

Наконец Ева приблизилась к капитану и указательным пальцем в несколько приемов начертила у него на лбу звезду, которую Казанова, любезно объяснявший дамам по ходу дела modus operandi [12] 1[d1] этого фарса, назвал «Звездой Соломона». Де Дроги принимал участие в этой игре с поразительной доброжелательностью, какую его соперник даже не мог до этого в нем предположить. Похоже, офицер намеревался показать прекрасной колдунье, что вовсе не обманут этим спектаклем, но тем не менее приносит себя в жертву ее победоносным чарам и готов безоговорочно капитулировать. В то же самое время он льстил себя надеждой, что Полина в его действиях усмотрит лишь желание остроумного человека развлечь компанию. На самом деле с каждой секундой у него было все меньше шансов попасть в постель к прекрасной Еве, а Полина и подавно готова уже была изгнать злосчастного капитана из своих мыслей навсегда. Это и было то двойное чудо, которое удалось-таки Казанове, из разряда тех, какие он осуществлял на протяжении всей жизни. Сеанс же магии, затеянный ими в этот вечер, только начинался.

Повернувшись к окну и обращаясь к луне, Ева произнесла непонятные слова. Ей вторил Казанова, бормоча не менее туманные формулы. Это длилось три или четыре минуты, и у мадам де Фонсколомб было время полюбоваться, с какой легкостью двое авантюристов могут изобретать и произносить всякую остроумную чушь.

Затем, вскинув руки вверх и простершись перед человеком, который уже был не совсем де Дроги и еще менее походил на воплощение Робеспьера, но который, в любом случае, смахивал на отменного дурака, Ева заставила зрителей любоваться сквозь прозрачную тунику своей стройной фигурой и гибкими движениями. В этот момент Казанова спросил ее громко и торжественно: