Забытый плен, или Роман с тенью

– Не густо.

– Нежина Аполлинария Евгеньевна числилась в «Ариадне» ведущим специалистом.

– Почему в прошедшем времени?

– Фирма ликвидирована месяц назад.

– Адрес Кулешова есть? – Про «специалиста» Андрей Ильич спрашивать не стал, уверенный, что той и след простыл.

– Архитектор продал питерскую квартиру в Кривоколенном переулке и уехал на ПМЖ за рубеж, вроде бы к сыну.

– Нельзя ли точнее?

– У меня был всего час, – сонно моргнула моль.

Лебедев поднялся со стула и подошел к окну. За дешевой нейлоновой занавеской здравствовали согретые коротким летним теплом северяне. Деловито ковыляла через дорогу старушка с пакетом молока в допотопной авоське; из магазина напротив выпорхнула разряженная девица, села в «Тойоту» и укатила; у бровки тротуара беседовала пара толстух, одну из них, ту, что в брюках, уныло дергала за руку девчушка лет пяти; на перекрестке голосовал парень, пытаясь поймать машину, – каждый жил своими заботами, и никому не было дела до проблем залетного москвича. Андрей Ильич достал из кармана бумажник, послав к черту чужую заоконную жизнь.

– Вы, конечно, узнали немало. Жаль, что этими знаниями воспользоваться нельзя. Вот, – протянул зеленую бумажку, – возьмите. Поработали добросовестно, молодец. А мне, пожалуй, пора собираться.

Малый небрежно сунул в карман стодолларовую купюру.

– Все, что я сейчас рассказал, интересным назвать нельзя, хотя и стоит денег, – лениво выполз из кресла. – А дельце рисуется довольно забавным, – и направился к двери.

– Что вы имеете в виду?

Василий тормознул, развернулся на сто восемьдесят градусов и, глядя в упор, заявил:

– История с душком.

– Почему?

– У Нежиной был дед.

– Знаю.

– Он погиб при пожаре.

– И это не новость.

– Я успел навести кое-какие справки, подозреваю, что сгорел другой.

– Сядьте и объясните толком.

– А вы успеете собраться?

– Проблема не ваша.

– Хорошо, – согласно кивнул белобрысый и плюхнулся в кресло. – У меня есть знакомый мент. Поддавали пару раз вместе, потом я как-то его угостил, он и проникся. Наша милиция любит халяву, верно? Так вот, три дня назад мы с ним случайно столкнулись на улице. Я пригласил попить пивка, дескать, жарко, давай охладимся. Он отказался. Что так, спрашиваю, неужто сухой закон воскресили? А этот придурок выдал: четырехпалого ловим, всех на уши, гад, поставил! Небось, говорит, жрет сейчас водку, а у меня с утра ни маковой росинки во рту. Даже по кружке пива не выпить с хорошим человеком, то есть со мной, – пояснил Васька.

– И что с того?

– Здесь можно курить?

– Курите.

Докладчик вытащил из нагрудного кармана красную пачку «Честерфилд», указательным пальцем привычно выбил сигарету, небрежно щелкнул зажигалкой, не спеша затянулся и благодарно кивнул, принимая протянутую Лебедевым пепельницу.

– Я знал четырехпалого с детства, росли в одном дворе. Отчим его как-то по пьяни колол дрова, а рядом крутился пятилетний Сашка. Не помню уже, как было дело, но вместо полена топор рубанул по ноге пацаненка. С тех пор и приклеилась к нему эта кликуха. – Лебедев выразительно посмотрел на часы. – В общем, сдается мне, что в дедовой бане сгорел наш Санек.

– Закручено лихо, – усмехнулся Андрей Ильич, – не хуже, чем в любом детективе. Но вам не кажется, что вы хотите скрестить ужа с ежом?

– Не кажется, – уверенно заявил Василий. Его по-стариковски выцветшие глаза неожиданно потемнели, у рта обозначилась пара не заметных прежде морщин, сонливость и апатию как ветром сдуло. На Лебедева жестко смотрел другой человек. – Жизнь любит выкрутасы, Андрей Ильич, и не мне вам говорить, что чем страннее мысль, тем она ближе к истине. – Он раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. – Сашка звонил мне накануне пожара. Не могу сказать, что мы были друзьями, но общее детство связывает людей покрепче каната, согласны? После школы наши дорожки разошлись, Санек связался со шпаной, я поступил в институт. Иногда случайно встречались, Майск – не столица, потеряться трудно. Бывало, он меня выручал, а бывало так, что и я. Когда Санька получил первый срок, я отпаивал валерьянкой его мать прямо в зале суда. Короче, не дружили, но друг о друге помнили. А вечером, как раз перед этим странным пожаром, он позвонил и сказал, что надо бы потолковать, посоветоваться. Объяснять ничего не стал, просто предложил встретиться на нашей поляне. Есть тут в лесу одно место, пацанами часто там тусовались. Картошку пекли, в карты резались, поддавали, короче, во взрослых играли. Так вот, прождал я почти три часа, он так и не явился. А Сашка при всех его загибонах мужик пунктуальный и обязательный: раз сказал, что будет, – в лепешку расшибется, а объявится минута в минуту. Помню, заявил однажды на полном серьезе, что нарушить его слово может только собственная смерть. Саню иногда тянуло на выспренности.

– Все это очень интересно, – заметил Андрей Ильич, едва сдерживая раздражение, – только при чем здесь бедный старик? Сомневаюсь, что Егор Дмитриевич был знаком с вашим другом детства.

– Поляна, где мы должны были встретиться, находится на опушке леса, в нескольких метрах от сгоревшего дома. Я проторчал там до трех ночи. А в три ноль две, когда злой как черт садился в машину, и загорелось. Сначала банька, после и сам дом. Полыхало, доложу вам, не слабо, как будто подпалили сухое сено. – Василий замолчал, любуясь носами своих бежевых туфель, он явно питал к обуви слабость.

– Это все? – не выдержал Лебедев.

– Через пять минут от дома отъехала «Нива», – и снова заткнулся, продолжая процесс любования.

– Василий, я исчерпал весь лимит времени.

Белобрысый оторвался от замшевых носов.

– С того места, где я сидел, было все видно как днем, огонь освещал не хуже стоваттовой лампочки. Из калитки выскочили двое: женщина и мужчина, о возрасте сказать ничего не могу, но оба довольно шустрые. Женщина села за руль, и они укатили. – Василий выдержал паузу, потом решительно заявил: – Андрей Ильич, скажу честно: единственное, что есть во мне ценного, моя голова. Так вот, готов отдать ее в заклад, что мужик – это покойный дедок.

– Чем обосновано ваше мнение, кроме веры в приятельское слово?

– Ничем конкретным. А только голову даю на отсечение, что так оно и есть. Смылся дед, а Сашка каким-то Макаром на том свете его подменил.

– И сможете доказать?

– Все требует времени и денег, – зевнул умник. – Думаю, что при наличии этих слагаемых картинку нарисовать сумею. А первый штришок уже есть. – Василий слегка наклонился вперед, узкие глазки сузились еще больше, шея вытянулась, отчего небольшая голова оказалась вдруг плоской, и весь он неожиданно стал похож на застывшую перед броском кобру. Внезапная метаморфоза моли в смертоносную змею поразила Лебедева. Андрей Ильич подумал, что впервые за много лет ошибся в оценке человека. – Сгоревшего деда опознала внучка, так?

– Так.

– По отсутствию мизинца на левой ноге, так?

– Да.

– А Саня потому и звался четырехпалым, что по детской глупости подставился пьяному придурку именно этим местом: пятым маленьким пальчиком на нижней левой конечности. – Васька довольно откинулся на спинку кресла и, вернувшись в привычную оболочку, сонно моргнул. – Я не верю в такие совпадения. Считаю, что эта родня – сгоревший дедок с исчезнувшей внучкой – что-то наворотили и срочно заметают следы. Я ведь кое-где порылся: не живет Аполлинария Викторовна Нежина в Майске и не жила никогда. Она вообще, – с ухмылкой прочертил в воздухе ноль, – весьма интересная особа: вроде бы есть, а вроде и нет – тыняновский подпоручик Киже, помните такого?

– В наше время не часто встретишь знатока русской литературы, – заметил Лебедев, – особенно в подобном захолустье.

– Вот здесь-то как раз и встретишь скорее всего. – Невозмутимый провинциал поднялся из кресла. – Приятно было поработать на интеллигентного человека из столицы, – в полуприкрытых сонных глазах ничего невозможно прочесть, – а то у нас тут сплошные урыльники. Всего хорошего, – церемонно поклонился и направился к двери – ходячее ассорти показного безразличия, наблюдательности, жесткости, напускной безобидности и тщательно скрываемого интереса ко всему, что творится вокруг.