Лизонька и все остальные

ыло как надо. Крахмальная скатерть, салфетки, фужеры, протертые до блеска. Мы, конечно, не Канада, но нигде, Ваня, такого огурца, как мой, ты не съешь. Это я тебе говорю. А моя капуста? Она у меня до мая хрустит и золотится. Вот умру, девочки мои не захотят другое есть, в рот им другое не пойдет. Я им: учитесь, пока жива, смотрите. Но у них руки не из того места растут, чтоб учиться этому. На готовенькое – пожалуйста, а так, чтобы пошинковать соломочкой, и перетереть собственными пальцами, и кулаком утрамбовать, – это они нет! Руки потом, конечно, ломит, и красные, но как же делать хорошее без рук? Лично я в машинное не верю. Это все третий сорт. Все вкусное, все красивое – личной головой и личными руками. И не говорите мне про маникюр! Слышать не хочу! Чтоб я из-за крашеных ногтей лишила себя удовольствия самой вкусно поесть и других покормить? Я что, не русский человек? Умела Ниночка распалить себя в дискуссии с самой собой.

А в это время Роза и Иван смотрели на табло Казанского вокзала и выясняли зауряднейшую в нашей жизни вещь: Лизонькин поезд из-за погодных условий – то есть, в сущности, без причин – опаздывал на три часа.

– Ни хрена себе! – сказала Роза.

– Что ты сказала? – спросил Иван, который услышал, но не поверил, что его дочь может так говорить. Грубо, в смысле.

– То и сказала, – ответила Роза, – что давно пора отдавать Зимний. Бардак во всем… Пошли… Я знаю, где можно перекантоваться.

Она везла отца к Леле, потому что та жила совсем близко, на Красносельской. Роза понятия не имела про разговор, который час тому назад состоялся между сестрами по телефону. Мелькнула мысль, что отец-иностранец может быть неприятен дяде Васе, но тот как раз на работе, а Леля уже – слава Богу – пенсионерка. Они посидят, попьют чаек, развлекут Лелю, той после ее бурно-пламенной работы совсем, наверное, тошно одной, вот они и совершат благое дело. Выскочила у автомата.

– Ты дома?

– Дома, – ответила Леля.

– Жди! сказала Роза. Она готовила ей Ивана как сюрприз. Леля, конечно, знает, что он приехал, но одно дело знать, а другое – достать китайские чашечки и заварить хороший чай, и с пристрастием задать гостю вопрос: «А в коммунистическую партию Канады ты вступил? Как там У.Каштан? Или кто у них верховодит?»

Роза внутренне веселилась. Именно этот вопрос задал отцу ее муж. Сидел-сидел, сидел-сидел и булькнул: «Кто верховодит?»

Отец весь аж побледнел от смущения и виноватости. Какой-то наш страх мелькнул на его все-таки чужом лице, что он не вступил в партию и не может предъявить сейчас билет с отметками об уплаченных взносах.

– Ты хорошо помнишь Лелю? – спросила Роза Ивана, выруливая на нужную улицу.

– О, Леля! Она меня боится, – печально сказал Иван.

– Мы едем к ней.

– Надо ли? – Лицо у Ивана стало встревоженным. – Поедем лучше в гостиницу.

– Глупости! – сказала Роза. – Она нас ждет…

«Меня это не могло остановить, – скажет потом Роза, – потому что я органически не могу брать в расчет идиотизм. Я понимаю, его в нашей