Состоятельная женщина. Книга 2

„Моя самая дорогая и любимая Эмма!

Ты моя жизнь, и я не могу жить без тебя. Но я не могу и жить с тобой, и, поскольку для нашей совместной жизни теперь нет будущего, я решил покончить со своим несчастным существованием на этом свете. Даже если ты сочтешь мое самоубийство признаком слабости, уверяю тебя, что это не так. Это мужественный и обдуманный шаг, свидетельствующий о том, что я, слава Богу, обрел полный контроль над собой, утраченный мною в последние несколько месяцев. Это последний мужественный поступок в моей жизни.

У меня не осталось выбора, моя любимая, и я умру с твоим именем на устах, с твоим образом перед глазами, навсегда сохранив память о тебе в своей душе. Нам с тобой очень повезло, Эмма. Мы провели вместе столько счастливых лет, память о которых жива в моем сердце, и, я уверен, будет жить в твоей душе до конца твоих дней.

Я не стал вызывать тебя, потому что не хотел, чтобы ты была привязана к беспомощному калеке, пусть даже на несколько месяцев. Возможно, я был не прав. Но, с другой стороны, мне хотелось, чтобы ты запомнила меня таким, как я был раньше, а не тем, во что я превратился теперь, после аварии. Гордыня? Возможно, но, моя любимая, попытайся понять меня и отыскать в своей душе силы простить меня.

Я очень надеюсь на тебя. Ты – не малодушна, а сильна и неустрашима, ты сумеешь мужественно перенести это известие и жить дальше. Ты должна! Хотя бы ради нашей дочери. Она – плод нашей любви, и я уверен, что ты будешь любить ее и заботиться о ней, сумеешь воспитать ее такой смелой, стойкой и очаровательной, как ты сама. Я оставляю нашу дочь на твое попечение, любимая.

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Но я останусь жить в Дэзи. В ней теперь наше будущее, моя Эмма, твое и мое.

Я люблю тебя всем умом и сердцем, всей душой и молю Господа о том, чтобы когда-нибудь наступил день, и мы соединились снова на небесах.

Целую тебя, моя любимая.

Пол. ”

Эмма неподвижно сидела в кресле, сжимая письмо в руке, слезы бесшумно катились по ее бледным щекам. Перед ее мысленным взором стоял Пол, высокий и красивый, со смеющимися фиалковыми глазами. Она помнила его именно таким, как он хотел, и думала о годах радости и любви, подаренных им. Она поняла теперь мотивы, толкнувшие Пола на его поступок, и, сочувствуя им, простила его.

В начале октября Мэл Гаррисон вылетел из Сиднея в Карачи, где пересел на самолет английской компании, совершавший полеты в Великобританию. Через несколько дней он прибыл в Лондон, с тем чтобы навестить Эмму и сообщить лондонским поверенным, которые вели дела Пола Макгилла в Англии и в Европе, его последнюю волю.

Эмма, одетая в строгое черное платье, бледная и хрупкая, в сопровождении Уинстона, Фрэнка и Генри Россистера прибыла в адвокатскую контору „Прайс, Эллис и Уотсон", где и было зачитано завещание Пола Макгилла.

– Пол сделал вас своей единственной наследницей, – объявил ей Мэл, когда Эмма села.

Она была удивлена, но просто кивнула, не проронив ни слова. Пол завещал небольшие состояния своим слугам, долго и преданно работавшим у него, и учредил фонд в два миллиона фунтов стерлингов, предназначенный для содержания его законной жены и сына до конца их жизней, который после их смерти должен был перейти на благотворительные нужды. Остальное свое состояние Пол завещал Эмме, с тем чтобы после ее смерти оно перешло к Дэзи, а после смерти последней – к ее наследникам. Пол оставил Эмме все, чем он владел, всю свою недвижимость, стоимостью свыше двухсот миллионов фунтов, и сделал ее одной из самых богатых женщин в мире, а их дочь – богатейшей наследницей. Но больше всего Эмму потряс тот факт, что Пол предоставил именно ей, а не своей законной жене, все права, которые обычно принадлежат официальной вдове. Как он делал всегда, пока был жив, Пол и после смерти перед всем миром объявил о своей любви и преданности Эмме, передав в ее руки судьбу и состояние династии Макгиллов.

Глава 58

Горе чугунной плитой придавило Эмму, но постепенно она привыкла и научилась приглушать свою сердечную муку. Конечно, ее печаль отнюдь не развеялась, и она не переставала тосковать по Полу. Но Эмма взяла себя в руки и со временем стала трудиться в полную силу, как и прежде. Разразившийся мировой кризис и семейные хлопоты также способствовали тому, что ее душевные страдания стали менее острыми.

По мере того, как Англия все глубже втягивалась в Европейскую войну, перед Эммой вставали все более сложные проблемы, и у нее не оставалось душевных и физических сил на личные переживания. Ее сыновья добровольно вступили в Вооруженные силы: Кит – в армию, а Робин – в Королевские ВВС.

Элизабет, поступившая летом 1939 года в Королевскую Академию драматического искусства, во время рождественских каникул отпраздновала скромную свадьбу, выйдя замуж за Тони Баркстоуна. Хотя ей было всего восемнадцать лет, и Эмма считала, что Элизабет еще слишком юна и легкомысленна для замужества, она не стала препятствовать счастью дочери. По ее мнению, каждый имеет право ловить свое счастье в тот момент, когда оно приходит, особенно в такое ужасное время, и, отбросив сомнения, Эмма благословила дочь. Молодые были по уши влюблены друг в друга. Тони, бывший товарищем Робина по Кембриджу и тоже служивший пилотом Королевских ВВС, понравился Эмме.

Несмотря на суровое время и скромность свадьбы, на ней царило веселье. Вся семья на короткое время воссоединилась почти целиком, если не считать Эдвины, которая по-прежнему сторонилась Эммы, и Кита, не сумевшего получить отпуск. Но Джун, на которой он был женат уже год, прибыла по этому случаю в Лондон и осталась на Новый год в гостях у Эммы. В январе 1940 года Элизабет бросила свою Академию, чтобы стать сестрой милосердия Красного Креста, чем привела Эмму в немалое изумление. Услышав эту новость, Эмма воскликнула:

– А мне всегда казалось, что ты мечтала стать известной актрисой и видеть свое имя в огнях рекламы.

– Плевать мне на эту ерунду, – быстро ответила Элизабет. – Я чувствую, что обязана участвовать в войне, мамочка.

На Эмму вскоре произвели впечатление серьезность и благоговение, с которым Элизабет относилась к своим обязанностям медсестры, и она подумала про себя, что замужество подействовало благотворно на ее дочь, самую капризной из ее детей.

События с каждым днем принимали все более угрожающий оборот, и в марте Эмма стала подумывать, не стоит ли ей отправить Дэзи в Америку пожить у Нельсонов в их поместье „Гудзон Ривер". Но поразмыслив, она отказалась от этой идеи, решив, что путешествие через океан может оказаться слишком рискованным и школа-интернат в Асконе была самым безопасным местом для ребенка.

Шли дни, и Эмма с ожесточением погрузилась в работу, как всегда отвлекающую ее от сердечных переживаний. Генри Россистер, который и раньше вел некоторые финансовые дела Эммы, стал теперь ее постоянным советником, поскольку, помимо собственных, ей теперь приходилось руководить всеми владениями Макгиллов. Она постоянно поддерживала связь с Мэлом Гаррисоном в Сиднее и Гарри Мэрриоттом в Техасе. С расширением круга ее обязанностей рабочие дни Эммы стали намного продолжительнее и насыщеннее, чем когда-либо. Но она крепко держала все бразды правления в своих руках. Она стала такой же неутомимой и энергичной, как в молодые годы, и, особенно во времена первой мировой войны, когда она так же, как сейчас, осталась в одиночестве и была вынуждена сама управляться со всем. Своим мрачным видом она ничем не отличалась от других людей в Англии, которых охватывало отчаяние по мере того, как Гитлер, не встречая отпора, продолжал свой блиц-криг в Европе.

В конце мая, сразу после своего пятидесятичетырехлетия, в Лондон приехал Дэвид Каллински, чтобы обсудить с Эммой кое-какие вопросы, касавшиеся их совместных предприятий. Он по-прежнему оставался привлекательным мужчиной. Его проникновенные синие глаза не померкли, хотя голову Дэвида проутюжила седина, а сам он заметно пополнел. Годы не повлияли на его преданность Эмме, и он постоянно заботился о ней. К своему большому облегчению Дэвид сразу заметил, что лицо Эммы стало не таким изможденным. Она слегка округлилась, и прежняя красота возвращалась к ней. Немного позже к ним присоединился Блэки. После легкого ужина они направились в библиотеку выпить кофе с ликером, и, конечно же, поговорить о войне.