Мастер поцелуев (Ночной путь)

– А это правда, – спросил Чэд, отворачиваясь, – что твоя мать была шлюхой и что она спала с любым, с кем приказывал мой отец?

При этом оскорблении в глазах Сокола засверкало пламя.

– Она была его второй женой. Она ни с кем не спала, кроме него.

Чэд рассмеялся.

– Второй женой! У мужчины может быть только одна жена. И мой отец женат на моей матери. Если твоя мать спала с ним, значит, она была шлюхой.

Гнев, бушевавший в Соколе, лишил его осторожности. Теперь не имело значения, что Чэд старше, выше и сильнее его, и даже то, что тот – его сводный брат. Он бросился на Чэда, опрокинув его наземь. Сокол бил Чэда руками и ногами, но тот скоро как-то вывернулся из-под Сокола и заломил ему руку за спину. Потом Чэд ткнул сводного брата лицом в грязь.

– Сдаешься? – хриплым задыхающимся голосом спросил он.

Когда побежденный ничего не ответил, Чэд заломил руку еще сильнее.

– Сдаешься?

Сокол сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, и попытался вырваться.

В этот момент раздался резкий окрик отца:

– Что здесь происходит?

Чэд ослабил хватку. В следующее мгновение он стоял уже в стороне, а Сокол оказался свободен. Отец помог встать Соколу, а затем смахнул грязь с его щек.

– Ты не пострадал, парень?

Сокол, уставившись в землю и не поднимая на отца глаз, отрицательно покачал головой.

– Иди домой, Чэд, – приказал отец.

– Но мы собирались поехать вместе покататься, – запротестовал Чэд.

– Я сказал, иди домой.

– Это не я начал. Он – первый.

– Мне нет дела до того, кто начал! Я хочу, чтобы ты отправился домой! – сказал отец и строго посмотрел на Чэда.

Скривив губы, Чэд неохотно повиновался.

– Сокол, из-за чего началась драка? – сурово спросил отец, когда Чэд ушел.

Сокол поднял голову и изучающе посмотрел на него бесстрастными голубыми глазами.

– Ты был женат на моей матери?

Лицо отца помрачнело.

– Да, мы были женаты по обычаю Людей.

– Но не по обычаю белых?

– Нет.

– Почему ты так поступил?

– Потому что я любил твою мать, а, следовательно, уважал ее обычаи.

– Но по обычаю белых людей она не была твоей женой.

– Белый Шалфей была женой в моем сердце, – настойчиво произнес отец.

– Тогда почему ты не женился на ней по обычаям белых людей? – не смягчался Сокол.

– Если бы я женился на ней, этот чуждый ей мир она поневоле должна была считать своим домом. Посмотри вокруг, Сокол. Твоя мать не была бы счастлива здесь.

Сокол понимал, что в этом отец прав. Этот вопрос был решен и как бы уложен на нужное место где-то в тайниках сознания. Теперь же ему предстояло выяснить другое.

– Я твой сын. Почему я не живу в твоем доме?

– Это невозможно, – сказал отец, покачав головой.

– Ребята в школе часто дразнят меня, издеваются над тем, что я – наполовину индеец.

– Для тебя было бы еще тяжелее, если бы ты жил в моем доме, – устало объяснил отец.

– Потому что тогда они стали бы звать меня ублюдком, – предположил Сокол. В последнее слово он не вложил совершенно никакого чувства.

– Да. Теперь ты тоже понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты нес на себе этот груз?

– Тебя беспокоит, что люди будут думать обо мне, или что они будут думать о тебе? – спросил мальчик, обнаружив мудрость, не свойственную его годам.

Отец побледнел и виноватым тоном начал объяснять сыну:

– Попытайся понять, Сокол. Это дело касается многих людей, не только тебя и меня. Я должен подумать также о Кэтрин и Чэде. Я обеспечил тебе хороший дом. Ты получишь самое лучшее образование. Придет время, когда ты примешь участие в моем бизнесе.

Сокол молча смотрел на него бесстрастными голубыми глазами, затем медленно повернулся и пошел прочь. Один. Одинокий. Ему о многом надо было подумать.

В день празднования Дня Независимости на ранчо «Летящий ястреб» устроили свое собственное родео и скачки. Ковбои соревновались в том, кто быстрее и точнее заарканит скотину, кто больше продержится без седла на спине необъезженной лошади. Небольшое состязание было устроено даже для детей ковбоев – кто быстрее подоит козу. И наконец гвоздь программы – скачки.

Когда Сокол выехал на своем гнедом пони на стартовую линию и присоединился к толпе других всадников, говор зрителей на мгновение стих. Большинству ковбоев приходилось время от времени наблюдать, насколько этот рожденный в степи пони хорош в беге, он как будто летел над землей. И все же они не могли не заметить еще одного мальчика, сына владельца ранчо, сидевшего на лоснящейся длинноногой гнедой кобыле. Обычно Чэд Фолкнер выигрывал скачки. На первое место никто, кроме него, и не претендовал. Борьба пойдет за то, кто займет второе и третье места.

Возле стартовой линии встала Кэтрин Фолкнер с пистолетом в руке. Теперь все взгляды были устремлены на нее. Ближе всех зрителей к Соколу находился Лютер Уилкокс, один из ковбоев ранчо. Он внимательно рассматривал пони, на котором сидел Сокол, и вдруг сказал:

– Хорошая у тебя лошадь, но тебе не победить той гнедой кобылы, что у Чэда.

– Его лошадь быстрее, – согласился Сокол. – Но я езжу лучше.

Прозвучал выстрел, и лошади рванулись вперед. Им предстояло проскакать милю до одиноко стоявшего тополя, обогнуть его и вернуться назад к месту старта.

Сокол с самого начала вырвался вперед, но затем позволил гнедой кобыле догнать и обогнать его. Тщательно выбирая маршрут, он избегал неровных мест, которые замедлили бег лошади Чэда. Вместо того, чтобы пересечь русло высохшего ручья, спустившись по пологому склону, он направил свою лошадь туда, где берега сходились, образуя довольно узкую щель с отвесными краями. Пони, легко преодолев овраг, оказался впереди всех, но быстроногая кобыла опять настигала его сзади, затем вновь отстала возле пересохшего ручья.

Когда же они пересекали финишную черту, пони Сокола был впереди на полкорпуса. Тяжелый топот скачущих лошадей оглушил Сокола, и он почти не слышал нерешительных и редких аплодисментов зрителей.

Разгоряченный и оживленный своей победой, он натянул поводья и, переведя пони на легкий галоп, направился обратно к финишу за призом. Обиженное выражение на потемневшем, как туча, лице его сводного брата мало тревожило Сокола. Он увидел, что отец стоит впереди толпы зрителей, и на лице его играет легкая гордая улыбка.

Но, как ни странно, мальчику было мало одобрения отца. Ему хотелось, чтобы его победу оценила и признала стройная, грациозная женщина – Кэтрин Фолкнер, которая должна была вручить победителю ленту и денежный приз. Его голубые глаза сияли, когда он подскакал к ней. Он ждал не приза, а похвалы этой женщины.

Сокол остановил своего поджарого пони возле Кэтрин и тут увидел маленькую Кэрол, стоящую рядом с ней. Прошло несколько долгих томительных секунд прежде, чем Кэтрин Фолкнер подняла голову, чтобы взглянуть на мальчика. Сердце замерло в груди Сокола, когда он различил в ее глазах ледяной гнев и ненависть. Победная улыбка мгновенно исчезла с его губ. Разгоряченный скачкой гнедой танцевал под ним, а Сокол продолжал с упрямой гордостью смотреть на женщину, отказываясь смириться с тем, что у него хотят отнять признание, принадлежащее ему по праву.

– Ты смошенничал, – она произнесла это обвинение тихим, хриплым голосом, дрожащим от едва сдерживаемой ярости.

Оскорбление обожгло Сокола как хлыст. В глазах потемнело от боли, и он словно ослеп на миг.

– Ты победил только потому, что уклонился от трассы скачек, – прошипела Кэтрин.

Кто-то высокий приблизился к женщине и встал рядом с златокудрой девочкой, руку которой сжимала женщина. Сокол не сразу понял, кто это, потому что все его внимание было устремлено на Кэтрин.

– Он победил честно, – проговорил подошедший. Это был отец. Он тоже говорил тихо, чтобы никто из зрителей не мог их услышать. – Кэтрин, тебе не следует на глазах у всех выказывать такое пристрастие к Чэду.

Кэтрин все еще держала в руках голубую ленту и конверт. С вымученной улыбкой она повернулась к маленькой девочке.