Танец ее мечты

— Только по-твоему?

— Я не видела его обнаженным.

— Скажите пожалуйста! А что тебе помешало?

— Мы только пообедали вместе. — Мадди привыкла к откровенным разговорам о сексе. Правда, больше к разговорам, чем к самому сексу. — Кажется, он мною заинтересовался, но не слишком.

— Значит, тебе нужно еще больше его заинтересовать. Он не танцовщик, случайно?

— Нет.

— Это хорошо. — Ванда в последний раз полюбовалась на свои серьги, потом стала их снимать. — Из танцоров получаются плохие мужья. Уж я-то знаю.

— Но я не собираюсь за него замуж, — сказала Мадди, затем удивленно округлила глаза. — Ты была замужем за танцовщиком?

— Пять лет назад. Мы вместе танцевали в кордебалете в постановке «Пиппина». И поженились в день премьеры. — Она протянула подруге серьги. — Но еще до того, как пьесу сняли со сцены, он уже забыл, что сам надел мне на палец обручальное кольцо.

— Бедная Ванда!

— Ничего, это был полезный урок. — Она пожала плечами. — Не завязывай серьезных отношений с парнем, который сладко поет и красив на вид. Если только он не богач. А твой богат?

— Мой? Э… — Мадди сделал гримасу своему отражению. — Кажется, да.

— Тогда не упускай его. Если брак развалится, в утешение получишь роскошную квартиру.

— Не думаю, что ты такая циничная, какой хочешь казаться. — Мадди притянула к себе Ванду. — Что, ты очень переживаешь свой развод?

— Сказать по правде, ужасно! — Ванда поразилась, что призналась другому человеку в том, что скрывала в глубине души. — Я поняла, что семейная жизнь сложится удачно только в том случае, если оба партнера играют по одним правилам. Может, перекусим вместе?

— Нет, не могу. — Мадди посмотрела под скамью, где она поставила свою увядшую азалию. — Мне нужно кое-что сделать.

— Ты про цветок? — Ванда насмешливо улыбнулась. — Да его давно нужно достойно похоронить!

— Что ему нужно, — пробормотала Мадди, вдевая в мочки ушей новые серьги, — так это нормальный уход.

Рид не переставал думать о Мадди. Он не привык к тому, чтобы что-то мешало его работе — тем более легкомысленная особа со странными вкусами. Надо же додуматься — установить в своей квартире неоновую вывеску со своим именем! Между ними нет и быть не может ничего общего. Ночью, когда он никак не мог уснуть, он непрерывно вдалбливал это себе. В ней ничего привлекательного… если не считать глаз цвета золотистого виски. И внезапного звонкого смеха, который так трудно оказалось забыть.

Он предпочитал женщин с классическим вкусом, с элегантными манерами. Люди его круга не появились бы в ее районе даже на машине с вооруженным охранником, не говоря уже о том, чтобы жить в нем. И определенно никогда не решились бы отведать ее стряпню. Женщины, с которыми он встречался, посещали театр, а не играли в нем. И никогда не позволили бы себе предстать перед мужчиной взмокшими от пота.

Неужели достаточно было нескольких коротких встреч с Мадди О'Харли, чтобы его знакомые показались ему пресными и скучными? Глупость какая-то, возмутился Рид и углубился в изучение данных о продаже дисков. В женщинах его привлекала не столько красивая внешность, сколько способность поддерживать умный, содержательный разговор, остроумие, вкус в одежде, изящные манеры. Он любил за обедом поговорить о выставке импрессионистов в Метрополитен-музее, за бокалом бренди — о погоде в Санкт-Морице.

Чего он избегал — и очень старательно — это женщин, связанных с индустрией развлечений. Он уважал артистов, восхищался ими, но держал с ними дистанцию. Как глава компании «Вален-тайн рекордс» он постоянно имел дело с певцами, музыкантами, агентами, торговыми представителями. «Валентайн рекордс» была не просто бизнесом, каким воспринимал его отец. Эта компания предоставляла слушателям записи лучших музыкальных произведений, от гениального Баха до создателей современного рока, и высоко ценила талантливых исполнителей, которых выискивала и популяризировала.

Рид с самого детства общался с музыкантами и певцами и считал, что понимает их нужды и запросы, был снисходителен к их слабостям: тщеславию и ранимому самолюбию, неуемной жажде славы. Однако в свободное от работы время предпочитал общаться с людьми более уравновешенными, не озабоченными вечным стремлением немедленно оказаться на музыкальном олимпе. Ему хватало и своих проблем. «Валентайн рекордс» завоевала первое место среди звукозаписывающих компаний, и он прилагал все силы, чтобы никому его не уступить. Он желал этого не только ради отца, но и ради удовлетворения собственного честолюбия. И если, как это часто происходило, он вынужден был работать с артистами по десять часов подряд, то в конце дня ему требовалось отдохнуть, отвлечься от них.

А Мадди никак не идет у него из головы!

Почему, ну почему? Рид с досадой отшвырнул листок с цифрами и развернул кресло к окну, откуда открывалась захватывающая панорама огромного города. Теплый дождь и поднимающиеся от земли испарения заволокли ее туманом, сквозь который проблескивали разноцветные огни, сообщая виду атмосферу радостного праздника, как это бывает в детстве на Рождество… Похоже, Мадди так и не обзавелась защитной броней, чего, казалось бы, требует ее профессия. Ее карьере сопутствует успех, но такое впечатление, что она не слишком это ценит. Неужели она действительно такая естественная и открытая, какой кажется?

Чем же она его зацепила?

Один раз он побывал у нее в гостях. За обедом у них состоялся разговор, довольно интересный, можно даже сказать, разговор по душам. Они обменялись дружеским поцелуем. В результате он почему-то лишился покоя и уже который день не находит себе места.

Значит, он увлекся. Не устоял перед ее живым веселым взглядом и крепкой ладной фигуркой. Что ж, вполне естественно, что его заинтересовала эта женщина, ее непривычные взгляды и самостоятельные суждения. И ничего страшного, если он пожелает снова с ней повидаться. Для этого просто нужно снять трубку и позвонить ей. Они могут снова пообедать… только теперь на его условиях. И он быстро поймет, что в ней так задевает и интересует его…

Когда дверь его кабинета открылась, он раздраженно повернулся, но лицо его сразу осветилось теплой улыбкой, которой редко кто удостаивался.

— Что, мокровато для гольфа?

— Да клюшка от дождя стала просто неподъемной. — Эдвин вошел в кабинет крупными шагами высокого человека и тяжело опустился в кресло. — К тому же я начинаю чувствовать себя дряхлым стариком, если хоть раз в две недели не загляну к тебе.

— Да уж, отец, ты у меня совсем одряхлел, — с шутливым сочувствием усмехнулся Рид, глядя на покрасневшее от загара лицо Эдвина с крупными правильными чертами и сильные плечи. — Какую фору ты даешь сейчас своим сверстникам на поле?

— Четыре подачи. — Эдвин улыбнулся, довольный, как ребенок. — Не бойся, у меня все под контролем. Кстати, до меня дошли слухи, что ты почти переманил у «Галлоуэй рекордс» Либби Барлоу.

Всегда осторожный, Рид слегка наклонил голову:

— Кажется, да.

Эдвин одобрительно кивнул. Около двадцати лет он работал в этом кабинете. Тогда он сам принимал решения. А теперь не испытывал сожалений и зависти при виде своего сына, сидящего за этим столом. Ради этого он и работал.

— У этой малышки потрясающий голос. Хотелось бы мне видеть, как Дорси сделает с нами ее первый альбом.

Рид слегка изогнул губы в улыбке, доверяя его безошибочному инстинкту.

— Мы обсудим это. А пока что, думаю, тебе нужно выделить здесь отдельный кабинет. — Подняв руку, он предупредил возражения отца: — Я вовсе не хочу сказать, чтобы ты связывал себя определенными часами работы.

— Чего я в жизни не делал! — с усмешкой вставил Эдвин.

— Приходи, когда сможешь, когда появится желание. «Валентайн рекордс» нуждается в Эдвине Валентайне.

— Ей достаточно и тебя. — Они обменялись понимающими взглядами. — И хотя время от времени ты готов прислушаться к советам своего старика, теперь ты сам стоишь у руля, и я вижу, что наш корабль прочно держится на волнах.