Огонь Менестреля
Огонь Менестреля читать книгу онлайн
Алмаз Менестреля — крупнейший в мире из необработанных алмазов, и самый таинственный. Его существование оставалось загадкой и волновало воображение. Никому, кого тронула его красота, не удалось избежать страсти, алчности.
Джулиана Фолл, прославленная пианистка, унаследовала все опасности, которые нес с собой алмаз. В прошлом ее семьи из-за него было немало трагедий.
Сенатор Райдер ради миллионов, которые сулил этот алмаз, рискнул своей карьерой и вызвал скандал.
Некий Голландец, сотрудничавший с нацистами ради алмаза, в конечном итоге отказался от него.
Они не смогут жить как жили прежде. Этот бесценный камень изменил их души.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
— Завтра вечером он встречается с одним мужиком на каком-то концерте в Линкольн-центре. Мужик — голландец. Зовут — Хендрик де Гир.
— Знаешь его?
Отис пожал костлявыми плечами, достал пачку сигарет, задумчиво вытащил одну и, выпятив иссохшую, потрескавшуюся нижнюю губу, сунул сигарету в рот.
— Немного. Это темная лошадка, но ты бы мог его прощупать, Мэт. Я подумал, может быть, ты появишься завтра вечером и разнюхаешь все это.
— Что все это?
— Что его связывает с де Гиром и вообще, что там Сэм задумал с этим алмазом.
— Ну, и с чего начать?
— Откуда, черт побери, я знаю? Ты же репортер.
— Ладно, — согласился Мэтью. Порой он просто забывал, какой нахальный поганец этот Отис Рэймонд. — Ну, а ты? Может, задержишься у меня, пока мы все не выясним?
Проныра помотал головой, и прикурил сигарету.
— Не-а, я не могу. — Он ухмыльнулся, показав кривые желтые зубы. — Мне надо двигать.
— Куда?
— Туда, где потеплее. Это я могу сказать наверняка.
— Проныра…
— Приятель, не задавай вопросов, на которые я не могу ответить. Ты делаешь свое дело, а я — свое.
— Он не стоит этого, — тихо сказал Старк.
— Парень, а кто стоит? Ты будешь помогать мне или нет?
— Да. Я подумаю, что тут можно сделать. Ради тебя, а не ради Сэма Райдера.
Проныра фыркнул и закашлялся, лихорадочно и шумно вдыхая воздух. И снова в его смехе — глухом, хриплом — Старк услышал безысходную тоску. Это был смех потерянной жизни.
— Ты и вправду помнишь, старик, — сказал Отис дребезжащим голосом. — Я знал, что ты не забудешь. Во Вьетнаме я был молодцом, да? Там я был хорош.
Мэтью вдруг почувствовал, как у него пересохло во рту. Несмотря на свою выдержку и самоуверенность, он всегда, когда сталкивался с Отисом Рэймондом, чувствовал, что расклеивается.
— Ты был лучше всех, дружище.
Попыхивая сигаретой, Проныра двинулся к выходу. Он послал Фелди улыбку, которая была почти кокетливой, и Мэтью едва сдержал смех. Он слышал его насвистывание, пока тот шел по коридору. Этот балбес думает, что выиграл. Он решил, что Мэтью Старк соблазнился идеей написать книжку и все идет как по маслу.
Старк встал; он чувствовал, что в нем опять, как это бывало каждый раз после встреч с Отисом Рэймондом, борются жалость и злость, но ни один мускул не дрогнул на его лице, как всегда самоуверенном и независимом. Он взял кофе и подошел к столу Фелди. Сейчас она уже сидела на своем месте как ни в чем небывало, но он знал, что означают взгляды, которые она бросала в его сторону, — подозрительные и любопытствующие. Фелди признавала только факты. «Дайте людям факты, — повторяла она, — а выводы они сделают сами». Она была отличным редактором, но и надоедала ему изрядно. Кроме охоты за фактами и реверансов перед руководством, она сочла себя обязанной переделывать Старка, и это занятие вносило приятное разнообразие в ее работу. Правды ради следует сказать, что она никогда не прогибалась перед начальством, и Мэтью это нравилось. Но это было неважно. Он уже пережил зенит своей славы, да и теперь ему жилось неплохо. И хотя Фелди придиралась к нему, он получал свои деньги в срок. Может, несколько лет назад ему и хотелось сделать нечто большее, чтобы выделиться. Но так было раньше.
Фелди сняла очки и, сложив их, защелкнула футляр.
— Ну, и что он хотел сказать?
— Ничего.
— Но вы долго разговаривали.
— Просто трепались.
— О чем? Мне нужны факты, Старк.
— Ну, от Отиса Рэймонда фактов не получишь.
— Ты не хочешь рассказать мне, — заключила она. В ее словах звучали покорность и, похоже, даже уважение.
Старк улыбнулся.
— Да нечего рассказывать.
— О Боже! Старк, ты сведешь меня с ума.
— Если бы меня здесь не было, где еще ты нашла бы столько пороков? Я пойду выпью горячего кофе. Тебе что-нибудь принести?
— Нет, сукин ты сын. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, о чем вы говорили.
Старк с кружкой в руках направился было к выходу, но, будто, вспомнив о чём-то, повернул обратно.
— Слушай, Фелди, ты можешь оказать мне любезность?
— Нет. Я хочу, чтобы твоя задница снова оказалась на этом стуле и ты рассказал мне, что нужно было тому ублюдку, который сидел тут с неприкаянным видом и говорил, что у него кое-что есть для тебя, и…
— Я завтра вечером махну в Нью-Йорк, — перебил Мэтью, не дав ей закончить. — Скорее всего, на уик-энд. И мне хотелось бы побывать на концерте в Линкольн-центре. За счет газеты.
Она фыркнула и вытащила очки.
— Зачем?
— Надо же чем-то заняться, пока я буду там. Думаю, газета может позволить себе потратиться на билет.
— Ты хочешь проверить то, что получил от этого Рэймонда, да? Все-таки он тебе что-то подбросил?
— Просто я люблю музыку.
— Ну и кто же играет?
— По всей вероятности, кто-то известный. — Он усмехнулся. — Как-никак, это-Линкольн-центр.
— Черт бы тебя побрал, Старк.
Но его уже не было. Он ушел пить кофе, оставив Элис Фелдон чертыхаться в одиночестве.
Джулиана, подойдя к столику, сразу же почувствовала исходившее от матери напряжение, но Катарина успокаивающе улыбнулась ей и представила подруге. Рахель Штайн привстала и тоже улыбнулась.
— Ах, Джулиана, я так рада, что наконец познакомилась с вами. Вы настоящая Пеперкэмп.
— Вы знаете мамину семью? — Джулиана была удивлена. Она еще не встречала человека, который бы знал родных ее матери. Конечно, кроме тети Вилли и дяди Джоханнеса. Но она не знала никого из их друзей, никого кто был бы знаком с ее матерью в те времена, когда та жила в Нидерландах. — Вы голландка, не правда ли? Я узнала по акценту.
— Мы были знакомы с Рахель в Амстердаме, — поспешно вмешалась Катарина.
— Да. Извините ради Бога, но мне пора, — сказала Рахель. — Приятно было познакомиться с вами, Джулиана.
— Взаимно. Вы уверены, что не можете еще чуть-чуть задержаться? Мне бы очень хотелось поговорить с вами.
Но Рахель поспешно распрощалась, а Катарина унесла поднос с остатками чаепития и поставила на стол новый.
— Как хорошо, что ты пришла, Джулиана. Я соскучилась по тебе, — сказала она, наливая горячий чай в фарфоровые чашки. — А теперь расскажи мне о своем турне. Все прошло удачно?
— Да. Мама, а…
— Моя подруга слышала тебя в Вене. Она сказала, что ты была изумительна.
Джулиана вздохнула. Она не ожидала услышать о Рахель Штайн. Она хотела было расспросить мать о ней, но поняла, что из этого ничего не получится. Лишь в редких случаях Катарина соглашалась говорить о своем голландском прошлом, да и то в самых общих словах. Даже отец оставался в полном неведении относительно того периода жизни жены. Пять лет нацистской оккупации выпало на детство Катарины Пеперкэмп-Фолл. Она покинула родину не в самых лучших отношениях со своей семьей, особенно с тетей Вилли, которая была трудным человеком, если не сказать сильнее. После того концерта семилетней давности в Дельфшейвене она так и не видела брата с сестрой, а у Вильгельмины и Джоханнеса и в мыслях не было посетить Соединенные Штаты. Но несмотря на всё свое любопытство, Джулиана вовсе не собиралась совать нос в прошлое матери, о котором та явно не желала говорить. В любом случае, ей виднее. Катарина расскажет только то, что сочтет нужным, и ничего больше.
И сейчас, просто сменив тему разговора, Джулиана поступила вопреки своему желанию. Попытайся она расспросить о Рахель Штайн, это только расстроит мать, и Джулиана все равно ничего не узнает о том, кто такая Рахель, как они познакомились с матерью в Амстердаме и что она делает в Нью-Йорке. Тебе не нужно знать, скажет ей мать, это все не имеет никакого значения. Тебе незачем расстраиваться. Ты должна быть счастлива. Эти слова, в которых были самые добрые намерения, прошли рефреном через все ее детство и сводили Джулиану сума. Она научилась не спорить, а позже — держать в себе свои проблемы, потому что матери они принесли бы больше огорчения, чем ей самой. И в результате Катарина даже не подозревала, что ее дочь под вымышленным именем играет джаз в ночном клубе в Сохо; что, по мнению Шаджи, она сейчас пребывает в панике; что она одновременно и страстно желает и боится завтрашнего выступления в Линкольн-центре — своего последнего концерта в нынешнем году. Джулиана не расскажет ей этого. Мать расстроится, если узнает, что в том мире, где живет ее дочь, не все совершенно. А Джулиана не хотела огорчать мать.