Рыцарь

В комнату опять вошла горничная, на этот раз с целой охапкой полотенец в руках, и Дуглесс затаив дыхание ждала, когда женщина снова покинет спальню.

Когда дверь за горничной закрылась, Дуглесс ощупала каменный лик Кита — все казалось выполненным с большим запасом прочности. Теперь она пожалела, что не проявила достаточной предусмотрительности и не прихватила с собой хотя бы отвертку или небольшой ломик. Она тянула за каменный лик, раскачивала его и была уже готова отказаться от своей затеи, когда вдруг почувствовала, что камень поддается под ее рукой.

Она ободрала кожу на костяшках пальцев и обломала все ногти, но зато смогла наконец-то отодвинуть каменный лик в сторону. Из-за него при этом выдвинулся продолговатый камень, вошедший аккуратно в выемку консоли.

Пристав на цыпочки, Дуглесс заглянула за барельеф. Внутри в укрытии лежало что-то, завернутое в тряпицу. Быстро схватив сверток, она сунула его в карман, задвинула барельеф на место и осторожно спустилась со шкафа. Времени для того, чтобы поставить на место стул, у нее не было, и она поспешила прочь из спальни.

Никто ее не заметил, и она благополучно присоединилась к своей группе как раз тогда, когда все осматривали последнее помещение.

— А здесь перед нами экспозиция кружев, — вещала гид. — Большая часть образцов относится к викторианскому времени, но есть и небольшой образчик кружев шестнадцатого столетия.

Дуглесс со всем вниманием принялась слушать пояснения экскурсовода.

— Весьма вероятно, что, хотя лорд Николас Стэффорд, живший в шестнадцатом веке, никогда не вступал в брак, — рассказывала гид, — в его жизни была некая таинственная незнакомка. Уже лежа на смертном одре, он попросил, чтобы его похоронили вместе с этим кусочком кружева. Его сын Джеймс говорил позже, что, поскольку это кружево значило столь много для его возлюбленного родителя, его следует бережно хранить в семье на самом почетном месте!

Дуглесс пришлось ждать, пока другие экскурсанты не осмотрят кружево и не пойдут дальше. Наконец она и сама заглянула в витрину — там, под стеклом, лежал пожелтевший и сделавшийся ветхим тот самый кружевной воротничок, который некогда сплела для нее Гонория. Внутри было искусно выработано имя «Дуглесс».

— Что? Дуглесс? — сказал один из экскурсантов, хихикая. — А может, старина Ник и не женился-то просто потому, что был немножко… — и он, покрутив в воздухе ладонью руки, договорил:

— …ну, да вы сами знаете!

— К вашему сведению, — взорвалась Дуглесс, не дожидаясь, пока ему ответит экскурсовод, — «Дуглесс» в шестнадцатом веке было женским именем, и я также могу вас заверить, что Николас вовсе не был немножко этаким… — и, пристально глядя на него, докончила:

— …сами знаете кем! — Пулей пролетев мимо экскурсовода, она выскочила из залы, а затем и из замка.

Проходя по парку, Дуглесс слышала восклицания экскурсантов, восторгавшихся красотою садов, но самой ей они показались какими-то беспорядочными и совершенно неухоженными. Забравшись подальше, в укромный уголок, она присела на скамью и вынула из кармана сверток.

Не спеша она стала разворачивать его, и оттого, что пальцы ее трогали сейчас обертку из покрытой воском ткани, которой некогда касался Николас, руки ее задрожали.

Из свертка появился миниатюрный портрет Николаса, и краски на нем остались такими же сочными и яркими, как и в тот день, когда его писали.

— О Николас! — прошептала она, касаясь изображения кончиками пальцев. — О Николас, неужели я и впрямь навсегда рассталась с тобой? Неужели ты окончательно покинул меня?!

Она смотрела на портрет, гладила его, а когда перевернула, то увидела, что на обратной стороне что-то нацарапано. Повернув портрет так, чтобы надпись была освещена солнцем, она прочла:

+++

Время ничего не значит — Любовь будет вечной!

+++

Под этим стояла буква "Н", а над нею — "Д"!

Откинув назад голову и прислоняясь затылком к холодной каменной спинке старинной скамьи, она смахнула с глаз набежавшие слезы.

— О, Николас, вернись же ко мне! — прошептала она. — Ну, пожалуйста, вернись!

Просидев довольно долго в саду, она наконец поднялась со скамьи. Ленч уже прошел, но в кафе она заказала чашку крепкого черного чая с молоком и тарелку «сконов». В Беллвуде она приобрела справочник для туристов и еще один купила в Торнвике, так что теперь, поедая «сконы» и запивая их чаем, она одновременно читала справочники.

С каждой новой прочитанной строчкой она повторяла себе, что боль, которую она испытывает, утратив любимого, искупается переменами, происшедшими в прошлом. Что, в самом деле, значит чувство, возникшее между двумя людьми, если, отказавшись от любви, они смогли переменить ход истории?! Кит остался в живых, леди Маргарет тоже выжила, выжил Джеймс, и Николас не был казнен. И не только их жизни, но сама честь семьи была спасена, а нынешний Стэффорд — герцог и состоит в родстве с королевой!

На фоне всего этого что может значить небольшое любовное приключение?!

Покинув кафе, Дуглесс зашагала к станции. Теперь она может ехать домой, лететь в Америку, назад, к своей родне! И никогда более она не будет чувствовать себя какой-то посторонней в своей семье и никогда ей не придется прикидываться кем-то, кем она в действительности не является!

Сидя в поезде, который вез ее в Эшбертон, она твердила себе, что должна испытывать настоящий подъем! Ведь им с Николасом столь многое удалось! Ну кому еще удалось изменить ход истории?! А вот ей, Дуглесс, такая возможность представилась! Ведь благодаря ее усилиям семейство Стэффорд и сейчас процветает! И сейчас еще стоят те прекрасные здания, которые спроектировал Николас, а ведь это она убедила его использовать свой талант по назначению!

Но полностью изменить ход своих мыслей она не могла: что толку внушать себе, что именно она должна чувствовать, если на самом деле ей плохо, по-настоящему плохо.

В Эшбертоне она медленно побрела к своей гостинице. Надо будет позвонить в кассу и забронировать билет!

Но в вестибюле гостиницы ее поджидали Роберт с Глорией. В данный момент она не была уверена, что найдет в себе достаточно сил, чтобы противостоять им.

— Я сейчас принесу браслет, — сказала она и поскорее, пока он не заговорил с ней, отвернулась. Однако он остановил ее, схватив за руку.

— Слушай, Дуглесс, мы не могли бы поговорить?

Она вся напряглась, готовая выслушать его оскорбления.

— Я же сказала, что сейчас принесу браслет, и прошу извинить меня за то, что держала его у себя.

— Ну, пожалуйста! — повторил он, и выражение его глаз было нежным.

Дуглесс взглянула на Глорию — с лица девушки куда-то пропало самодовольное выражение, когда казалось, она хотела сказать: «Я все же заставлю вас обратить на меня внимание!» В полном изнеможении Дуглесс опустилась в кресло напротив отца с дочерью. Прямо-таки — Люси и Роберт Сидни! — подумала Дуглесс. Просто поразительно сходство Глории С невестой Кита, современного Роберта — с Робертом из шестнадцатого столетия! Дуглесс подумала о том, что они с Николасом совершенно изменили течение жизни этих людей: у Роберта Сидни не осталось решительно никаких причин, чтобы ненавидеть Николаса, который и не думал заделывать Арабелле ребенка на столе! А Люси благодаря Дуглесс обрела некоторую веру в себя!

Откашлявшись, Роберт произнес:

— Знаешь, мы с Глорией обсудили все, и мы… гм… пришли к выводу, что, возможно, были не вполне справедливы к тебе.

Глаза Дуглесс округлились от удивления. Когда-то, на каком-то витке своей жизни она смотрела на Роберта как бы с шорами на глазах: видела лишь то, что хотела видеть, и наделяла его такими чертами характера, которых у него и в помине не было. Теперь, как бы обозревая всю их предыдущую жизнь вдвоем, она понимала, что он никогда не любил ее!

— Чего ты от меня хочешь? — устало спросила она.

— Ну, мы просто хотели извиниться, — ответил Роберт, — и были бы очень рады, если бы ты присоединилась к нам на весь остаток нашей поездки!