Персик

Пич вспомнила, как с выражением стыда на лице она вытащила свою старую фотографию, где была снята в ужасных подпорках. Она подумала, что, может быть, ее признание поможет ему пройти через бесконечные операции, дни, когда он лежал в гипсе на вытяжке, испытывая жуткие приступы боли и отчаяния.

— Я никогда не рассказывала тебе раньше, — прошептала она, — потому что я так ненавидела себя за то, что не такая, как все. Я ни с кем не общалась, стыдясь этих уродливых стальных подпорок. Я боялась, что, если расскажу тебе об этом, ты будешь считать меня жуткой, уродливой… именно так я когда-то думала о себе. Но я победила болезнь, Ноэль, и ты сделаешь точно так же… Я знаю, так и будет.

Он обнял ее, улыбнувшись наивности ее слов.

— Какая бы ты ни была, я все равно люблю тебя, — сказал Ноэль, целуя ее.

Пройдет еще немало времени, пока Ноэль станет опять таким, каким был раньше. А ее фотография в красивой рамке сейчас стояла на камине рядом с боксерским кубком Ноэля с гордой надписью: «Ноэль Мэддокс, чемпион юниоров по боксу. Мэддокский благотворительный приют. 1946 г.».

На крестины собралась вся семья. Шестнадцатилетний Вил, выглядевший совсем взрослым и присматривающий за маленьким Чарльзом. Джим, Жерар и Эмилия, Лоис и Ферди, Леонора, даже Жан-Поль приехал из Бразилии, и Пич надеялась, что, может быть, на этот раз Леонора и он пойдут дальше простой дружбы, они ведь так подходили друг другу. Друзья и деревенские жители собрались на террасе, а две кошки с высокомерным видом восседали на балюстраде, похожие на египетские статуи.

Ноэль подумал, оглядывая собравшихся, когда пробки шампанского захлопали и стали наполняться бокалы, что это было настоящее семейное торжество, и на этот раз эта семья была его собственной. Он не сожалел о потерянном президентстве в Детройте. Для него все встало на свои места. Наконец-то семья вышла для него на первое место.

Пич подняла бокал, нежно улыбаясь Ноэлю, семье, друзьям.

— За Леони, — произнесла она отчетливо.

— За Леони, — откликнулись остальные, улыбаясь малышке, которая широко раскрыла свои янтарные глазки, как бы удивленно откликаясь на свое имя.

Но была и другая Леони, память о которой они хранили в своих сердцах и которую не забудут никогда.