Рыцарь

— Нет! — прошептала она, — нет и нет!

— Но ты не можешь остановить то, что должно случиться! — вскричал он. — Ты только можешь помочь мне!

— Но как?! Каким образом? Разве я в силах отвести от тебя топор палача?!

— Да, именно, — ответил он. — Ты можешь это сделать! Можешь остаться со мной навсегда!

— Навсегда?! А ты, значит, станешь жить с другой женщиной, да? Спать с нею? Заниматься с нею любовью?!

Отпуская ее руки и продолжая глядеть на голые плечи, едва прикрытые простыней, он воскликнул:

— Что ж, тогда делай это! Видно, ты предпочитаешь навеки расстаться со мной, чем видеть меня с другой!

— Нет-нет! — взволнованно проговорила она. — Дело совсем не в этом! Попросту Летиция — само воплощенное зло! Я же тебе говорила, что она намерена сделать! Ну, женись на какой-нибудь другой женщине!

Грустно улыбнувшись на это, Николас спросил:

— Да разве ты позволила бы мне взять в жены другую? Касаться ее? Неужто впрямь согласилась бы отойти в сторонку и так жить до конца дней твоих и моих?

Дуглесс сглотнула стоявший в горле комок. В самом деле, смогла бы она находиться с ним в одном доме, если бы он жил с другой? И что бы она стала делать — выступать в роли незамужней тетушки детей Николаса? И что чувствовала бы, если бы каждую ночь он отправлялся в постель с другой? И сколь долго он продолжал бы любить ее, если бы не мог к ней прикасаться? И вообще, хватило бы у них сил любить лишь платонически?!

— Не знаю, — тихо ответила она. — Да, я не знаю, смогла ли бы видеть тебя с другой женщиной! О, Николас, Николас, я просто не знаю, что и делать!

Николас сел рядом и, крепко обняв ее, сказал:

— Я не пойду на риск потерять тебя даже ради сотни таких, как Летиция! Ты — все для меня! Сам Господь Бог направил тебя ко мне, и я не намерен тебя отпускать!

Он распахнул полу халата и положил ее голову себе на грудь. Глаза ее наполнились слезами.

— Мне страшно, — прошептала она. — Эта Летиция…

— Ой, ну, самая обычная женщина, не более и не менее! И нет у нее ни слишком большого ума, ни каких-либо чудодейственных амулетов, гарантирующих ей власть. Если ты будешь рядом со мной, она не сможет причинить вреда ни мне, ни моему семейству.

— Рядом с тобой? — переспросила она, ласково проведя пальцами по его груди. — Думаешь, я могла бы находиться рядом и не касаться тебя?

Отстраняя ее трепещущие пальцы, он спросил:

— А ты уверена, что должна будешь вернуться, если я…

— Да, — твердо произнесла она. — Уверена. Сжимая ее пальцы, он глядел на них так, как голодный смотрит на пиршественный стол.

— Значит, мы многого лишимся, если хоть разок попробуем, да?!

— Да, — печально отозвалась она. — Многого, очень и очень многого!

Отпустив ее руку, он сказал:

— Тогда уходи: я все-таки мужчина и не вынесу такого искушения!

Дуглесс и сама знала, что ей следует уйти, но она все медлила и снова попыталась положить ладонь на грудь Николаса.

— Уходи же! — повелительно выкрикнул он.

Она скатилась с кровати и выбежала из спальни. Примчавшись в комнату Гонории, она скользнула в постель, но уснуть не могла.

Итак, завтра мужчина, которого она любит, который значит для нее так много, что даже время не в силах их разлучить! — уезжает, чтобы жениться на другой! Что же будет делать Дуглесс, когда Николас привезет сюда свою красавицу жену? Уже за одно то, что все только и говорили о красоте Летиции, Дуглесс могла ее возненавидеть. Следует ли ей присесть в учтивом поклоне и поприветствовать ее?! И произнести что-нибудь вроде: «Надеюсь, вы получили достаточно удовольствия, находясь с ним? Он что, и с вами оказался столь же пылким любовником, каким был со мной?!»

И Дуглесс вообразила, как Николас и его очаровательная жена вместе смеются какой-то одним им понятной шутке. Она явственно представила себе, как Николас подхватывает Летицию на руки и уносит в их совместную спальню! И что потом — неужто они склонят головы над совместной трапезой и станут улыбаться друг другу?!

И Дуглесс изо всех сил саданула кулаком по подушке, так что Гонория даже вздрогнула во сне. Все мужчины — такие болваны! Они просто неспособны пройти мимо какого-то хорошенького женского личика! И когда какой-нибудь мужчина интересуется женщиной, то все, что он хочет о ней знать, это хорошенькая ли она! Ни один мужчина никогда не спросил, есть ли у женщины какие-то моральные принципы, честна ли она, добра ли, любит ли детей… Дуглесс представилось, как эта распрекрасная Летиция станет под самым носом Николаса мучить какого-нибудь щенка, а он и не заметит этого, потому что его дорогая, исполненная страсти Летиция устремит на него из-под ресниц блещущий похотью взор!

— Ох уж эти мужики! — пробормотала Дуглесс и тут же подумала, что к данному случаю это не относится: ведь Николас сегодня ночью не позволил ей соблазнить себя, ибо боялся ее потерять. И если уж это не любовь, то что же тогда любовь?

— А может, он попросту сберегал себя для Летиции? — пробормотала Дуглесс в подушку и залилась слезами.

Взошло солнце, а Дуглесс все плакала. Ощущение было такое, что она попросту не в силах остановиться. Гонория делала все, что в ее силах, чтобы ободрить Дуглесс, но ничто не помогало.

Дуглесс просто была не способна что-либо видеть, слышать, не могла думать ни о чем, кроме Николаса и красавицы, на которой ему предстояло жениться. Конечно, выбор у нее есть, страшный выбор, в общем-то, даже и не выбор, и одна только мысль о нем побудила ее еще пуще расплакаться. Она могла бы остаться жить в шестнадцатом столетии и смотреть на Николаса с женой, на то, как они болтают друг с Другом, как Летиции отвели почетное место в семейной иерархии! Конечно, она могла потребовать, чтобы Николас отказался от жены, иначе она, Дуглесс, его покинет! Но что в таком случае она стала бы делать?! Как смогла бы заработать себе на жизнь в этом шестнадцатом веке? Водить такси, что ли?! А может, стать секретаршей высокого ранга? Она довольно-таки хорошо управляется с компьютером! Но Дуглесс достаточно времени провела в елизаветинской эпохе и поняла, что женщина здесь не может существовать без мужчины! Она даже не может проскакать одна на лошади милю-другую, не опасаясь грабителей!

Но уйти от Николаса значило бы отдать его прямо в руки этой коварной Летиции?!

Так что же ей делать, если и уйти нельзя, и остаться невозможно? Конечно, она может соблазнить Николаса, а затем, проведя всего лишь одну дивную, исполненную страсти ночь, вернуться назад, в свой двадцатый век. Но без Николаса! Одна-одинешенька! С сознанием того, что уже никогда не увидит его! И она вообразила, как сидит у себя дома, в Мэне, и размышляет над тем, что все отдала бы, только бы глядеть на него, перемолвиться с ним словечком. Пусть спит хоть с сотней женщин, ей наплевать.

— Да, подобную ситуацию движение за освобождение женщин явно не принимает в расчет! — пробормотала она сквозь слезы. Апостолы движения за раскрепощение женщин утверждают, что женщине не следует позволять мужчине иметь любовные связи на стороне, наверное, именно поэтому, предположила Дуглесс, она и не желает, чтобы он женился на другой женщине!

Да, все или ничего! Если уж владеть им, то владеть безраздельно, и физически, и духовно! А бросить его — значит для нее, Дуглесс, абсолютное, вечное одиночество, а для Николаса и членов его семьи даже, возможно, и гибель!

Она мысленно перебирала всевозможные варианты, и чем больше думала, тем сильнее плакала. И так день за днем. Гонория заботилась о том, чтобы ее ежедневно одевали, уговаривала поесть, но аппетита у Дуглесс не было никакого. Ее вообще ничто не интересовало: все мысли были сосредоточены лишь на Николасе.

Сначала многочисленные обитатели дома Стэффордов отнеслись с сочувствием к слезам Дуглесс. Они понимали, почему она плачет, потому что видели, как они с Николасом смотрят друг на друга, как они касаются друг друга. Некоторые из них лишь вздыхали и вспоминали о собственной первой любви. И когда Николас уехал, чтобы организовать все для свадьбы, а Дуглесс осталась с разбитым от горя сердцем, они испытывали к ней сочувствие. Однако прошло уже несколько дней, а Дуглесс все не переставала плакать, и симпатии к ней поубавилось. В беседах друг с другом они уже спрашивали: да что же, собственно, хорошего в этой женщине? Леди Маргарет оделила Дуглесс всем на свете, а чем она ее отблагодарила? И где те новые забавы и песни, которыми, должна была развлекать их эта Дуглесс?!