Я верю в завтра

Ожидая соединения, она нетерпеливо барабанила пальцами по трубке.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на том конце провода послышался голос Юнис.

— Да?

— Это Бритт. Я звоню из аэропорта Сан-Франциско. Я хотела бы поговорить с Крейгом.

Наступила секундная пауза.

— Его нет дома. Ему что-нибудь передать?

«Передать? Да, Юнис, передайте Крейгу, что я его люблю, что не хочу развода, а хочу вернуться домой, к нему…»

— А как я могла бы с ним связаться? Крейг все еще на работе? — произнесла она вслух.

Снова пауза.

— Он куда-то ушел. У нас здесь уже восемь часов вечера, дорогая, так что рабочий день уже закончен. Я передам, что вы звонили.

Струйка пота потекла у Бритт по щеке. Вытерев ее, она продолжала:

— Мне нужно немедленно связаться с ним. Куда он ушел?

— Не могу сказать. Он и Стефани пошли куда-то ужинать, но куда точно, я не знаю. Есть масса мест…

Свекровь продолжала что-то говорить. Ее голос звучал гладко, как шелк, но Бритт уже не слушала.

«Масса мест — например, отдаленный отель на бульваре!..»

— Мне кажется, вам лучше поговорить с Крейгом, когда вы все… гм-м, обдумаете. Ваш столь внезапный отъезд пришелся как нельзя кстати. Я надеюсь, вы воспользуетесь этой возможностью, чтобы… чтобы решить, наконец, что происходит между вами и Крейгом. А до тех пор вам лучше пожить отдельно.

Раздался щелчок. Бритт стояла, сжимая в руке умолкнувшую трубку, и чувствовала, что ее охватывают бессилие и отчаяние. Юнис повела себя в своей обычной манере — дала совет, которого у нее никто не просил, и, не дожидаясь ответа, повесила трубку, словно считая тему закрытой. Трубка выпала из руки Бритт, но она не стала ее поднимать. Прислонившись к холодному металлическому аппарату, она изо всех сил старалась не заплакать.

Кто-то деликатно кашлянул у нее за спиной, и Бритт увидела через стекло какого-то человека, очевидно, желавшего позвонить.

Выйдя из будки, она поплелась по коридору. Следующие несколько минут прошли как в кошмаре. Снующие туда и сюда люди, тележки с багажом, вывески, киоски, стойки для регистрации пассажиров — все слилось в хаотичную пеструю картину, словно нарисованную кистью художника-сюрреалиста.

Бритт хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этого суматошного мельтешения, но она не решилась на это из боязни потерять равновесие. Тошнота и головокружение усилились; тело, казалось, стало невесомым, как пух одуванчика, который удерживался на земле какой-то неведомой силой.

Носильщик, толкавший перед собой тележку, доверху нагруженную чемоданами и коробками, чуть не налетел на Бритт. Она едва успела отскочить, заверила удивленного носильщика, что с ней все в порядке, и спросила, как пройти к ближайшей стоянке такси.

Через несколько минут она уже стояла, ожидая своей очереди. Когда уставший выслушивать претензии диспетчер объявил, что ждать, очевидно, придется долго, и забормотал что-то насчет забастовки таксистов, Бритт вспомнила, что на выходе из аэропорта видела маршрутный автобус. Так она скорее доберется до центра города.

Чувствуя, что не в силах больше ждать, Бритт решительно направилась к остановке. Многие из ожидавших такси людей, видимо, тоже решили воспользоваться автобусом, поэтому теперь на остановке тоже образовалась очередь. Но вот, наконец, заплатив за проезд, Бритт опустилась на сиденье в переполненном автобусе.

В висках у нее стучало. Пошарив в сумочке, Бритт нашла баночку с таблетками и с трудом проглотила сразу две, даже не запивая. Какой здесь яркий свет, какой невыносимый шум! Она закрыла глаза, ожидая, пока утихнет боль, и это было последнее, что осталось у нее в памяти.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Свет невыносимо резал глаза. Бритт застонала и, вытянув руку, попыталась защититься от этой пытки. Мысли ее путались — Бритт никак не могла заставить себя сосредоточиться. Где она? И почему ничего не помнит? Последним отчетливым воспоминанием было то, что она сидит в автобусе, закрыв глаза. Так как же она очутилась здесь, на этой кровати?

Господи, неужели она в больнице?

Только тут Бритт начала ощущать и мягкую шелковистость простынь, и тяжесть одеяла, которым она была укрыта.

С опаской открыв глаза, она обвела глазами комнату — большую, добротно обставленную и какую-то безликую. Все в ней, начиная с дубовой мебели и стандартных натюрмортов на стене и кончая ключом с металлической биркой, лежавшим на тумбочке у кровати, указывало на то, что она в отеле.

Сквозь приоткрытую дверь шкафа она увидела свои костюм и пальто, аккуратно развешенные на плечиках. Под ними стояли туфли и лежала сумочка.

Приподнявшись на локте, Бритт увидела свое белье, брошенное на спинку стула. И тут неожиданно она все вспомнила.

Ну конечно! Она заснула в автобусе и спокойно проспала до конечной остановки. Там ее разбудил водитель и отвез в ближайший отель, где портье, лысоватый мужчина с острым взглядом, удивленный тем, что у Бритт нет багажа, заставил ее заплатить вперед.

Чувствуя слабость во всем теле, молодая женщина снова бессильно привалилась к подушке. Судя по свету, льющемуся из окна, уже давно рассвело. Наверняка она оставила у портье записку с просьбой разбудить ее — или болезнь так внезапно навалилась, что Бритт забыла это сделать? Впрочем, теперь это неважно.

Первым делом надо позвонить Линде — она наверняка уже волнуется, куда пропала подружка… Опомнись, глупышка, вспомни о разнице во времени! Линда наверняка еще спит или только что встала…

Взглянув на часы, лежавшие на тумбочке у кровати, Бритт увидела, что сейчас всего восьмой час. Отлично! Значит, на Мауи еще ночь, так что у нее масса времени и волноваться не о чем.

Бритт закрыла глаза, и перед ней начали возникать отрывочные воспоминания о прошедшем дне. Вот они едут по городу вместе с Крейгом. Они говорят о пустяках; оба изысканно вежливы, но за этой вежливостью скрывается нежелание говорить о вещах действительно серьезных.

Потом этот жуткий перелет на побережье, пересадка на другой самолет — тот, что должен доставить ее на Гавайи, задержка рейса, решение позвонить Крейгу, а в результате — неприятный разговор с Юнис, от которого у Бритт остался тяжелый осадок и мучительное чувство ревности.

То, что Крейг, не успев проводить жену, тут же пошел куда-то ужинать с любовницей, ясно доказывало, как эфемерны были надежды Бритт на то, что их брак еще можно спасти…

Где-то неподалеку с громким шипением открылась и затем снова закрылась дверь лифта. От неожиданности Бритт даже подскочила на кровати. Через несколько минут за дверью начал работать пылесос. В этом знакомом звуке было что-то такое домашнее и уютное, что Бритт, набравшись смелости, решила встать.

Она торопливо оделась, нервно дергая застежки и молнии, и, подхватив сумочку, направилась в ванную.

Похоже, что болезнь, отравившая Бритт вчерашний вечер и ночь, не оставила никаких следов, кроме кошмарного внешнего вида. Приглядевшись поближе, Бритт с отвращением увидела в зеркале расплывшийся по лицу макияж и чудовищно спутанные волосы. Зрелище было таким неприятным, что спазм сжал ее внутренности. Ее стошнило прямо в раковину.

Ей стало немного легче. Схватив бумажные салфетки, Бритт вытерла рот, а потом принялась яростно избавляться от туши и румян. Как жаль, что от остальных проблем нельзя избавиться так же легко, как смыть с губ старую помаду!

Доставая из сумочки косметичку, Бритт увидела баночку с таблетками. И тут в ее душу закралось подозрение. Может быть, это лекарство и впрямь вполне безобидно для большинства, но не для нее. Недаром же ей стало плохо именно после принятых двух таблеток. А в довершение всего она проглотила еще две уже в автобусе… Бритт вспомнила, что с детства плохо переносит некоторые лекарства, абсолютно безвредные для других людей.

Она отправила баночку с таблетками вслед за бумажными салфетками в корзинку для мусора и принялась наводить красоту — причесываться и заново краситься. Выходя из ванной, Бритт была уверена, что теперь с ее внешностью все в порядке.