Мой маленький каприз

— Очень сожалею о том разговоре. Пожалуйста, простите, что забылся и невольно вас смутил. Я был вне себя из-за аварии.

— Это вы простите мою несдержанность. Но я же чувствую, что что-то происходит. Между вами и вашим патроном. Что-то очень нехорошее. И явно не из-за аварии. Из-за меня?

Он кашлянул. Пригладил усы, бороду. Посмотрел в пол.

— Можно, я не буду отвечать? Вечером за ужином с его высочеством сами расспросите. Это проблема моего господина, а я всего лишь, как умею, помогаю ее решать. Но не вините себя. Вы не виноваты, что родились женщиной с такой внешностью.

— Все-таки, Нурали, проблема во мне! Шерше ля фам!

Он вдруг рассмеялся. Я впервые слышала его смех! Причем смех Нурали оказался таким заразительным, что я тоже захохотала. А потом зафыркали и захихикали горничные.

— Ну все, Нурали. Ваша песенка спета! Рассмешили стольких женщин, которые вам все вовсе не родственницы!

— Ошибаетесь, моя госпожа! Далеко не все. Диляра и Ясмин — дочери моего троюродного дяди, Малика — моя племянница, а Эльнара — ее кузина по материнской линии!

— Выходит, одна я здесь чужая затесалась?

— О, это дело поправимое! — Он выразительно развел руками. — У меня много холостых родственников.

— Я подумаю над вашей идеей, Нурали.

Глава 8, в которой почти девять

Зеленый дареный палантин подошел к моему платью настолько, будто сочинивший его дизайнер сознательно рассчитывал на это шитое золотом дополнение, но меня познабливало, и шумело в ушах. Акклиматизация. Эта гадость неизбежно наступала через пару часов, стоило мне перелететь всего лишь на юг Франции, а сегодня самолет перенес меня сразу намного ближе к экватору.

Ровно в девять двери моих покоев раскрылись, и торжественный Нурали торжественно же провозгласил:

— Его королевское высочество эмир Гамид Абдулла бен Ахмад Нияз эль-Кхалифа!

Нурали шагнул в сторону, и я увидела, что двери покоев напротив тоже раскрыты, а в них стоит мой принц и машет мне рукой. И одежды на нем сейчас еще более сказочные и сияющие, чем прежде. Но рукой он машет не торжественно, а прямо-таки по-свойски, потом разводит руки в стороны, как для объятий. И улыбается. И идет ко мне навстречу. И моя первая реакция — побежать и броситься к нему в объятия. Но я не могу пошелохнуться. Потому что, пока стою неподвижно, я еще как-то справляюсь со своим ознобом, с этим шумом в ушах, с темнотой, которая стремительно подбирается ко мне со всех сторон и прокалывает спину…

А он идет ко мне, и так прекрасен, и я так хочу прижаться к нему, так хочу ощутить его… Он уже совсем близко! Я вижу его протянутые ко мне руки с сильными пальцами и гибким запястьем, его взволнованные глаза. Совсем рядом! Я чувствую, как его руки хватают меня под локти, не давая упасть, и вижу каждую мелкую морщинку у его глаз и каждый волосок бровей… Его губы… Они начинают шевелиться, открываются, сейчас он поцелует меня!.. Но он не целует, а что-то говорит — я слышу его голос, только ничего не понимаю из-за шума в ушах. Тогда я резко встряхиваю головой, определенно рискуя, что мой принц растает, как сон.

— С вами все в порядке, мадемуазель ван Вельден? Вы хорошо себя чувствуете?

Нет, он не исчез! Мой принц здесь! Но, чтобы ответить, воздуха не хватает. Я поглубже вдыхаю, и наконец темнота растворяется, напоследок мстительно пронзив мою спину.

— Спасибо… Все хорошо…

Мой принц недоверчиво покачал головой, заглядывая мне в лицо и по-прежнему поддерживая меня своими руками.

— А вот я так не думаю. Может быть, поужинаем вместе в другой раз, а сейчас вы отправитесь в постель? — И приказал, не дожидаясь моего ответа: — Нурали, доктора! Поживее! И горничных, чтобы…

— Нет!!! — закричала я.

От неожиданности мой принц замер с открытым ртом, и я добавила уже более сдержанно:

— Благодарю за заботу, но это всего лишь акклиматизация. Я всегда плохо ее переношу. Еще разница во времени…

— Тем более вам нужен отдых! — Он темпераментно воздел руки. — Нурали! Я не слышу, чтобы ты звонил доктору!

— Пожалуйста, не надо никакого доктора! — взмолилась я. — Просто, просто… — Очень хотелось сказать: «не уходите».

— Что просто, мадемуазель ван Вельден? — Он смотрел на меня так, будто определенно угадал мои мысли.

— Просто, например, аспирин. — Я выдерживала его взгляд, мысленно повторяя: «Просто не уходите, просто не уходите»…

Он поправил концы куфьи, как обычно завораживая меня движениями своих пальцев, улыбнулся и размеренно проговорил, не отрывая взгляда от моих глаз:

— Хо-ро-шо. Нурали, пусть ужин подают в покои моей гостьи, и позаботься о лекарстве для мадемуазель ван Вельден.

— Слушаюсь, мой господин, — откуда-то издалека долетел голос Нурали. — И, прошу прошения, но, может быть, гостье моего господина будет полезна также теплая шаль или шубка?..

Глава 9, в которой меховой плед

Одна его сторона была из шелковистой шоколадной куницы, а другая из нежного рыжевато-палевого бархата.

— Просто удивительно, как все ваши вещи подходят к этому моему платью.

— А оно просто удивительно идет вам, дорогая мадемуазель ван Вельден.

— Спасибо. Но зеленый цвет вообще идет рыжим, кроме того, он считается самым приятным для глаз телезрителя.

— Вот как? Именно поэтому ваши костюмеры одевают вас в зеленое во всех ваших программах?

— Неужели вы видели их все?

— Да. И не один раз.

— Но они же детские! Неужели вам было так интересно?

— Вы считаете, что я пригласил бы вас снимать цикл о моей стране, не познакомившись с вашими работами?

— Ну… У вас же есть всякие эксперты и советники.

— И даже одна советница. Так вот, она просто без ума от ваших зеленых нарядов.

— От нарядов или программ?

— Между прочим, это именно она открыла для меня вашу программу «Шатер кочевника». Французский канал «Культюр». Каждый четверг ровно в три. Ужасно неудобное время!

— По-моему, лучшее для детей.

— Для меня — неудобное. Но зато потом, когда появились все ваши ролики, мы несколько вечеров смотрели их все подряд.

— Мы — это вы и советница?

— Да. И она каждый раз восхищалась вашими зелеными платьями. Кстати, этот палантин подбирала для вас именно она. И я очень надеюсь, что вы с ней подружитесь.

— Это обязательное условие моей будущей работы? Деловых отношений недостаточно, нужна именно дружба? — добавила я, потому что он не торопился с ответом.

— Дружба всегда лучшая спутница любого дела. Не так ли? — наконец, улыбаясь, заявил он.

— Конечно. Хотя обычно дружба не только является условием, но и диктует свои правила, в определенном смысле связывая человека.

— А вы предпочитаете независимость?

— Между прочим, мои зеленые наряды — не моя прихоть, а условие спонсора программы, фирмы «Зеленый лионский шелк». Вы, наверное, знаете, что реклама на канале «Культюр» запрещена. Но как иначе заполучить инвестора? А это очень маленькая старинная мануфактура, где по сей день практически вручную изготовляют ткани, причем только зеленые. Они стоят страшно дорого! Вот я и наряжаюсь в их продукцию, а в конце в титрах малюсенькими буковками стоит благодарность «Зеленому лионскому шелку» за дружески предоставленные ткани для одежды ведущей. И, как ни странно, работает! С момента выхода моей программы у них заметно повысились продажи. Оказывается, все их новые клиенты раньше даже не подозревали о существовании такой фирмы! Но это конечно же коммерческая тайна… Ох, а к чему я это все рассказываю?..

Он смотрел на меня, пристально и почти не моргая. В повисшей тишине слаженно пели цикады, журчала вода в фонтане, загадочно потрескивали фитильками расставленные вокруг нашего ковра светильники — совершенно нереальные во внутреннем дворике здания, напичканного электроникой.

Все остальное тоже было нереальным: этот толстенный ковер на террасе с наваленными на нем кучами разноцветными подушками всевозможных размеров и форм, в неровном свете масляных фонариков переливавшимися шелком, бархатом или золотом кистей; низенький столик под парчовой сияющей скатертью с невероятными угощениями в невероятной же по красоте золотой и серебряной утвари; пузатые тонкогорлые и тонконосые кувшины, тоже сияющие и мерцающие золотом и серебром, будто перемигивающиеся с небывалой россыпью звезд на темном небе, среди которых молодой месяц плыл самой настоящей золотой лодочкой из «Тысячи и одной ночи». И мужчина в средневековой одежде, который напротив меня возлежит на подушках, отделенный лишь этим столиком с царской трапезой и утварью, тоже оттуда, тоже из сказок таинственной Шахерезады. Да и я сама, закутанная в бархат и меха, пожалуй, тоже больше не принадлежу двадцать первому столетию. Вереница светильников, кольцом сомкнувшаяся вокруг ковра, превратила его в ковер-самолет, и он перенес нас в иное, сказочное измерение, не подвластное времени вообще.